- Я никогда не видел волков на свободе или в ловушках. Только в зоопарке, - буркнул Уилф. И брезгливо отодвинулся - воняющий всё той же валящей с ног смесью перегара и свежака индсмен придвинулся ближе и положил руку на плечо мальчишки:
- Послушай, что тебе скажет старый индеец, который пьян последние пятьдесят лет, - сказал Джонни Облака Нет. - Послушай, что скажет тебе старый городской дурак. - Это была наша земля. Мы жили тут, как хотели. Мы воевали ради славы и гордились подвигами. Мы брали себе жён, и они рожали нам детей. Мы охотились, ловили рыбу и заставляли рабов сажать маис. Такой была наша жизнь... - он дотянулся до бутылки и сделал большой глоток. - Потом пришли вы. Белые, - он ткнул узловатым коричневым пальцем в грудь мальчика. - И вас было мало, и мы убили вас, и сняли с вас скальпы, и хвастались невиданными трофеями. Только самые умные из нас сказали: "О смотрите, братья, мы убили их, но даже их мальчики взяли с собой каждый нашего воина, и их женщины разбили головы своим младенцам, а потом вонзили себе в горло ножи, чтобы не стать нашими рабынями." Мы посмеялись над словами тех немногих. И тогда вы пришли снова. И мы снова убили пришедших. Но вы пришли снова. И приходили до тех пор, пока нашему племени не осталось лишь бегство в болота... - голос старика был монотонным, в нём звучало что-то, подобное раскату дальнего бубна. - Мы бежали, забыв о наших прошлых подвигах. И не успели мы посчитать тех, кто остался, как вы пришли следом. Много ваших утонуло, не зная троп. Много ваших пало от наших стрел и пуль. Но мы просыпались после победы - и снова видели проклятые соломенные головы! - голос старика сделался резким и злым. - Они шли, шли и шли, словно не знали, что такое смерть! Да... И тогда мы - те, кто уцелели от ваших метких пуль, от ваших страшных длинных ножей - мы смирились. И ждали, когда нас добьют. В болотах, не на тех землях, на которых когда-то вольно жили мы, а теперь дымили ваши города, которых было больше, чем людей в нашем племени в пору его расцвета... Вот так мой народ потерял всё...
- Радуйся! - выкрикнул Уилф, не в силах больше терпеть чего-то, ему самому непонятного, что буквально разрывало его изнутри.
- Чему?! - криком ответил старик. - Ты ничего не понял из сказанного мною, глупый белый мальчишка, который умеет только сражаться, но совсем не умеет думать?! Вы отняли у нас нашу землю, потому что были сильней. И кто теперь хочет забрать её второй раз?! Чёрные люди, чей бог плеть, которые плачут, когда их бьёт мужчина, но готовы затоптать ногами слабого и больного? Трусливые каучупины (1.) с языками длинными и лживыми, как у змеи, и сердцами, маленькими, как у зайца?! Разве они победили вас в бою, чтобы сказать - завоёванное белыми - теперь наше?! Разве они разбили нас в сражениях, чтобы владеть нашей землёй?! Разве их кровь лилась на равнинах и в болотах, в лесах и на морском берегу?! Вы были глупы и отдали им сами то, чем овладели по праву силы. Но с чего нам, последним людям этой земли, радоваться, видя такое - как сильнейшие склонились перед слабейшим, сами запугав себя нелепыми призраками и глупыми сказками? У вас было право владеть нашей землёй.Право Силы. Но права подлости, права болтовни - мой народ не знает и не признаёт. (2.) Я знаю, вы зачем-то пошли за океаны, воевать с другим народом белых по имени русские, и русские не покорились вам, и жестоко бьются с вами на порогах своих домов - и вы не можете одолеть их! Видно, у них настоящее сердце белого - сердце, которое не трепещет, даже когда его вырывают из живой груди! Зачем вам нужна была эта война, если в своём доме, на своей земле вы отреклись от того, чтобы быть хозяевами?! Где ваша Сила?! Где её великое Право?! - старик закашлялся и снова свирепо приложился к бутылке.
1. Латиноязычные на индейских диалектах юга США. 2. Подобные рассуждения - не плод воображения автора. Их действительно всё чаще делают в последнее время вожди некоторых уцелевших индейских племён.
Уилф подавленно молчал. И не поднял глаз, когда Джонни Облака Нет заговорил снова:
- Я вижу, не все такие, как я сказал. Когда вы не слушаете двоязыких безродных людишек, правящих вами, когда поступаете так, как велят вам сердце и кровь - вы ещё способны на многое... И я не думаю, что эта земля отойдёт неграм и каучупинам. И не хочу - чтобы отошла. Пусть лучше останется вам. Нам её всё равно уже не вернуть. Нас мало. Мы пьяны и слабы. Мы ломаемся перед вами за ваши деньги, изображая из себя наших предков... И те из нас, кто поднялся "наверх" в вашем мире, который не ваш, давно не слышат барабанов своих племён, хотя на словах называют себя их именами...
Мальчик молчал, поражённый неожиданной жалостью. Настоящей жалостью, не тем, что называлось в школе "толерантностью" - фактически, как он понимал сейчас, призывом позволять подонкам бить себя по щекам, сосать свою кровь и над собой же издеваться. Что он мог сказать индейцу? Те слова об "исторической вине" и "нынешнем примирении", которые втолкали ему в голову на уроках, оттуда давно выветрились, растаяли, потому что не весили ничего. Воин-победитель слушал горестную жалобу побеждённого воина. Такое не облекают в слова... Казалось, в грязной халупе, пропахшей джином и сыростью, вокруг мальчика и старика двух народов, сидящих у запакощенного стола, двумя полукольцами встали тени: белокурые, с жестокими мечтательными глазами волков атлеты, держащие руки на длинных ножах и револьверах, на винчестерах и кентуккийских ружьях - и черноволосые, каменновзглядые, оперённоголовые полузвери с луками, топорами и трофейными "огненными палками"...
И ни те, ни другие не нуждались в ублюдочных "примирении", "понимании" и "прощении".Они просто стояли.
Это было жуткое, кровавое и величественное очарование прошлого, разбужденное пьяным стариком на рассвете XXI века. И Уилф, погружённый в него, как-то отстранённо слышал: снаружи заглох двигатель машины, видел, как внутрь, перекликаясь и смеясь, входят...
...входят два негра. С оружием.
Это была смерть...
...Уилф не понял, когда Джонни Облака Нет подхватил из угла незаметно стоявший там топорик с небольшим ромбическим полотном. Движения рукой, сделанного старым пьяницей - не заметил тоже. Его не заметил и негр - он просто выпучил глаза, по которым быстро потекла кровь, выпустил винтовку и рухнул в угол с топором в черепе.
- О чёртова задница! - взвизгнул второй, вскидывая своё оружие.
- Хаях! - выкрикнул старик, и визг оборвался булькающим хрипом - в горле негра выросла пернатая рукоять ножа, невесть как и откуда выхваченного индейцем. Негр попятился, запнулся о своего приятеля и упал наружу головой. Заскрёб ногами. Старик с хриплым карканьем, будто и впрямь превратился в жуткую птицу, стремительно метнулся туда, упал на грудь лежащего; ноги забились быстрей, потом затихли, растопырившись нелепо.
Уилф молча и изумлённо наблюдал, как Джонни Облака Нет, провозившись над трупом, поднялся тяжело, проковылял к столу, бросил на него что-то скомканное, окровавленное, похожее на кусок звериной шкуры.
- Хо-ро-шо-о... - удовлетворённо проурчал он. - Йих! - и топнул ногой. - Жаль, что это скальпы трусов... Мой дед избил бы меня поясом, если бы узнал, с кого я снял скальпы его ножом. Он-то ещё хранил скальпы троих убитых белых... - Джонни Облака Нет зловеще подмигнул Уилфу всё ещё горящим глазом. - И не раз показывал их нам... Один скальп был твоего ровесника, но дед дорожил им больше других. Они хотели добыть скальп белого мальчишки-бродяги втроём на речном берегу, а у того осеклось ружьё. Но он сделал так! - старик показал пластичное движение, и Уилф почти увидел у него в руках ружьё, которое крутнулось, взятое за ствол. - И дед остался с одним товарищем. Потом сделал так! - и в руке старика словно бы сверкнул нож. - И дед остался совсем один. Дед был взрослый и сильный, и он одолел, но унёс на своём теле три раны ножом. Жаль, я плохо помню песню, которую он сложил о своём маленьком враге... Мне стыдно, что я сегодня опозорил нож деда... - он топнул ногой и затянул пьяно, громко и хрипато дикую, жуткую песнь, похожую на вой волчьей стаи и рокот речного переката, покачиваясь и кривя лицо.
- В машине могли остаться ещё! - Уилф вскочил... и его карабин, ловко, сильно и точно отброшенный ногой индейца, отлетел прямо в руки вошедшего высокого худого человека - тот поймал СКС левой рукой, держа правую на рукояти длинной "реплики" (1.) кольта. С непокрытой головой, длинноволосый, седоватый, с аскетичным лицом, переступивший через оскальпированный труп негра человек - несмотря на камуфляж - напоминал какого-нибудь безумного священника-сектанта их довоенных фильмов, с которым непременно должны в конце разобраться хорошие парни из ФБР. Но хорошие парни из ФБР в массе своей оказались козлами, и Уилф не стал делать резких движений - только пристально смотрел на вошедшего.
1. В США существует целая индустрия производства полностью аутентичных рабочих копий огнестрельного оружия разных времён и народов - для многочисленных коллекционеров, поклонников старины и исторических клубов. Производятся даже знаменитые трапперские гладкостволки XVIII века "кентукки", более того - по стрельбе из них устраиваются соревнования, привлекающие десятки тысяч зрителей!
- А, святой отец, - Джонни Облака Нет, казалось, только что заметил вошедшего - как будто он и не пинал карабин. - Мои боги мне нашептали, что ты придёшь, вот я и приготовил тебе подарок... Эти двое чёрных караулили за околицей с утра. А этот парень, - он кивнул на Уилфа, - пришёл час назад. С ним ещё один парень, девушка и двое мальцов.
- Я знаю, - человек, и правда оказавшийся священником, кивнул индейцу. - Наши их держат на контроле.
- Мы все из Талахасси, - быстро сказал Уилф. - Парень русский, но он воевал за наших. И спас ту девчонку с её братьями. Не трогайте их.
- А тебя? Ты-то кто? - священник снова посмотрел на Уилфа.
- Уилф Матмэн. С Платановой улицы. Воевал у ван дер Занта, - короткими фразами представился Уилф. - Сейчас пробираюсь в Эверглейдс... Вы оттуда?
Священник, не отвечая, ловко проверил карабин, хмыкнул:
- Три патрона и, могу поклясться, пистолет на поясе у тебя пуст... - он бросил карабин мальчишке, который его поймал. - Юг, сын мой. Иди за мной.
- Юг, отче, - Уилф поднялся, больше ничего не спрашивая.
На пороге он оглянулся.
Джонни Облака Нет равнодушно тянул из бутылки джин...
...Снаружи оказалось полно народу - около тридцати человек толпились вокруг крыльца, несколько - снимали с машины бандитов кустарно спаренный "боров", кто-то маячил подальше лицами и стволами в разные стороны... На большинстве людей была военная форма без знаков различия и... Господи, спасибо Тебе!.. широкополые серые шляпы, но с полдюжины носили трапперские шапки из енотовых хвостов, а ещё столько же - явные индейцы, только молодые и средних лет, а не старики, как Джонни - щеголяли реальными, как в кино, перьями в длинных волосах. Все были до зубов вооружены - в основном автоматическим и самозарядным оружием (разными модификациями М16, немецких "хеклер-кохов" и русских "калашниковых"), почти у всех имелись револьверы и пистолеты, у всех - гранаты, большие ножи, мачете или томагавки - армейские (1.) и самодельные - некоторые носили в самодельных кобурах обрезы двустволок крупного калибра, попиленных под своеобразные пистолеты. Имелись четыре пулемёта - два М249, немецкий МG3 и русский РПД с любовными хозяйскими девайсами. Вообще у многих были тюнингованные "калаши" (часто с подствольниками) и СКС, как у Уилфа. У двоих оказались гранатомёты - старые однозарядки М79. Старшим было лет по 60-70, не меньше, младшие были моложе Уилфа. Но всех объединяло то, что объединяет настоящих бойцов - выражение лиц и манера держаться. Кем бы они все не были ещё три месяца назад - сейчас это были "серые". Бойцы Юга.
1. Поразительно, что фирма "Cold Steel" на настоящий момент активно производит и широко продаёт гражданским лицам, а так же поставляет в вооружённые силы США томагавки. Конечно, это не примитивный индейский топорик, а вполне современное изделие из древопластика и отличной стали. Но что интересно - в отличие от мачете или русского топора, томагавк практически бесполезен, как вспомогательное орудие. Этотолько оружиеи никак иначе. Тем не менее, воюющие в Ираке и Афганистане американские солдаты и офицеры охотно покупают его за свои деньги. Видимо, уже век как чаемый "огнестрельщиками" уход "холодной стали" с полей сражений в очередной раз отложился на энное количество лет.
Уилф ощутил такое облегчение, что задрожали ноги, а на глаза навернулись слёзы. Это были свои. На самом деле свои. Взрослые свои. Сильные свои. Хотя бы немножко, но ужас отступил. Он больше не был один, он больше не обязан был быть всё время взрослым.
Уилф опустил голову, даже не думая, как это будет расценено - чтобы не увидели, что он почти плачет. Люди молча рассматривали мальчишку - внимательно и, кажется, равнодушно.
- Мы - "Аллигаторы Флориды" (1.), - сказал священник - он спустился с крыльца и теперь повернулся к стоящему на нём мальчишке. - А меня можешь называть просто отец Пиви. Может быть, будешь называть меня и "командир", если я окончательно уверюсь, что ты Уилф Матмэн из Талахасси, с Платановой улицы, а не подослан федералами.
1. Детское пристрастие американцев к невероятно красивым и угрожающим названиям, да ещё и дающимся сплошь и рядом ни к селу ни к городу, может показаться европейцу смешным и даже противоестественным. Как правило, привычка щеголять подобным свойственна людям с низким уровнем культурного развития (вспомните названия красных (и не только) отрядов времён нашей Гражданской войны), что, впрочем, ничего не говорит об их моральном облике или деле, за которое они сражаются - ни позитивного, ни негативного. "Головорезами из Чаттануги" может называться отряд честных и преданных родине людей, а за гладкими цивилизованными названиями типа "Международный Банк Развития" часто скрываются самые что ни на есть античеловеческие структуры.
Уилф не успел ничего сказать - да, по правде сказать, он и не нашёл бы, чем доказать свою принадлежность к конфедератам; он-то сам не задумывался над этим, ему такое положение дел казалось совершенно естественным и очевидным; более того - вечным, так было всегда! Но ему и не пришлось ничего придумывать.
- Эй, да это же правда Уилф Матмэн! - послышался весёлый выкрик, и через толпу протолкался мальчишка - одних лет с Уилфом и знакомый ему... знакомый в другой жизни, в этой Уилф никак не мог сообразить, кто перед ним, хотя мальчишка непривычно - раньше он так не делал вроде бы - улыбался, скрестив руки в беспалых потёртых перчатках на висящем поперёк груди АКМС. И только через какое-то время Уилф разродился неуверенным:
- Томми? Томми Ли?
- Ну а кто же ещё?! - кивнул Томми и по-свойски, даже развязно, но в то же время с отчётливым уважением обратился к отцу Пиви. - Эй, отче, я его хорошо знаю, мы с ним учились в одной школе до моей отсидки. Это точно правда Уилф Матмэн с Платановой, из Талахасси.
- Том! - вдруг выкрикнул Уилф, и все разом - было загудевшие одобрительно и облегчённо - замолчали и снова уставились на него. - Том, ты не знаешь, что с моими?! Том!
Ли помрачнел и покачал головой:
- Прости, Уилф. Я их не видел. Ни тогда, ни здесь.
Уилф снова опустил глаза. Но лишь на миг. Когда он поднял их - глаза были сухи и пристальны:
- Там мои спутники, - кивнул он по улице, спускаясь к отцу Пиви. - Они, наверное, уже не знают, что и думать. Скомандуйте своим людям, чтобы объяснили им, что и как, - и, подняв руку, сам замахал ею в сторону мокрых зарослей.
* * *
"Аллигаторы Флориды" базировались на берегу озера Окичоби, где до войны жила семья французских трапперов - собственно, их поднятый на сваях дом был теперь штабом отряда, а вокруг под пологом зарослей на расчаленных в дно плотах, в разбитых на них палатках, жили бойцы отряда, насчитывавшего восемьдесят "штыков"... и не меньше трёхсот гражданских - детей, женщин, беспомощных стариков - нашедших тут спасение от бандитского террора и произвола федералов. Подавляющее большинство из них, конечно, ещё недавно и не подумало бы, что так вообще можно жить. А если бы им про это рассказали - решило бы, что в таких условиях проще умереть.