Вот только этого не случится из-за транспортных сложностей. И люди умрут, потому что их невозможно достаточно быстро переместить в место получше.
— Всё в порядке, кэп? — спросил Амос.
— Всё отлично. А что?
— Выглядишь так, будто хочешь дать кому-нибудь в морду.
— Нет, — ответил Холден. — Это бы всё равно не помогло.
— Сюда, — сказала Бобби.
Охранники перед зданием администрации были в бронежилетах и с автоматами. Они посторонились и пропустили Бобби в большую серую дверь, а остальные последовали за ней, как выводок утят. Офисы как будто принадлежали другому миру. Освещение полного спектра напомнило Холдену летний полдень. Свисающие с воздухоочистителей мхи и плющ колыхались на слабом ветерке. Коридоры были на полметра шире, чем на «Росинанте», и гораздо роскошней. Лишь слабый запах лунной пыли, похожий на порох, и гравитация в одну десятую g напоминали о Луне. Всё остальное выглядело в точности как кабинеты в ООН или в Гааге.
Бобби вела их так, словно знала дорогу, по коридору мимо еще двух вооруженных охранников, через несколько дверей из матового стекла. Комната была похожа на зону для отдыха — кресла, диваны и низкие столики. В ней находилось человек восемь-десять — попарно и мелкими группами, и несколько секунд Холден не мог сообразить, кто это.
Когда-то всё здесь было черно-белым, лишь время оставило всплески цвета. Коричневый кружок от чашки с кофе на подушке, зеленоватая царапина на боку кресла. В дальнем конце комнаты стояла Авасарала, ее оранжевое сари сияло факелом. Она разговаривала с седой темнокожей женщиной с узкими бедрами. Когда Авасарала с улыбкой подняла на него взгляд, женщина обернулась. Холден споткнулся.
— Мама Софи? — сказал он, а потом, словно оптика наконец сфокусировалась, узнал и всех остальных. Годы их изменили, а видеть людей с экрана и через камеры — это совсем другое. Отец Том набрал лишний вес, а отец Сесар похудел, но они шли к нему, рука об руку. Отец Антон облысел, а мама Элиза выглядела старше и более хрупкой, чем на экране. И ниже. Все выглядели ниже, потому что компьютер на ферме стоял на столе. Много лет Холдену приходилось смотреть на них снизу вверх, и он осознал это только сейчас.
Все восемь его родителей столпились вокруг, слегка напирая и взявшись за руки, прямо как в детстве. И Холден заплакал, снова став маленьким мальчиком, окруженным заботой любящих и сильных восьми родителей. А теперь он стоял среди них, самый сильный из всех, потрясенный любовью, радостью и кошмарным пониманием, что и тот мальчик, которым он когда-то был, и родители вокруг него, какими они когда-то были, уже исчезли и никогда не вернутся. Они тоже рыдали. Отец Димитрий, мама Тамара, отец Джозеф. И новая семья Холдена.
Наоми прижала руку к губам, словно пыталась сдержать слова или эмоции. Алекс улыбался так же широко, как и родные Холдена, его глаза сверкали. Авасарала и Бобби выглядели довольными, как люди, устроившие отличный сюрприз. Удивительно, но Кларисса Мао с перебинтованной рукой, стоявшая в одиночестве, содрогалась от едва сдерживаемых рыданий. Амос посмотрел на всех так, будто вошел, когда как раз досказывали анекдот, пожал плечами и решил не вмешиваться в это не пойми что. Холдена накрыл прилив теплых чувств к нему.
— Стойте, стойте, — сказал он. — Вы должны познакомиться... кое с кем. Наверное. Это Наоми.
Все родители повернулись к ней. Глаза Наоми слегка расширились. Вероятно, только Холден заметил, как ее ноздри чуть-чуть раздулись в панике. Повисла неожиданная пауза, неловкий момент, когда он увидел Наоми их глазами. Вот астерка, с которой спит их сын. Вот бывшая любовница человека, уничтожившего весь мир, олицетворение всего случившегося. Одна из них. Это длилось одну секунду, потом еще одну. Огромную, как космос между мирами.
— Я так много о тебе слышала, дорогая, — сказала мама Элиза, подошла к Наоми и обняла ее.
Остальные последовали за ней, выстроившись в очередь, чтобы поздороваться. Но Холдену не померещилось. Те секунды были. Даже когда обе семьи слились — отец Димитрий, отец Антон и Алекс разговаривали о кораблях, мама Тамара и Амос смотрели друг на друга с чем-то вроде приятного замешательства — Холден ощущал сомнения. Родители полюбят ее, если он попросит, но она не из их породы.
Он почти не замечал стоящую рядом Бобби, пока та не заговорила.
— Такая уж у нее манера. Она находит способы отплатить.
Она кивнула вглубь комнаты. Авасарала стояла там в одиночестве и смотрела на них, улыбаясь одними губами. Холден подошел к ней.
— Они уверяли меня, что у них всё нормально, — сказал он. — Когда мы разговаривали, они утверждали, что опасность им не грозит.
— И до сих пор это было правдой, — ответила Авасарала. — Реакторы там пока работают. И у них больше запасов провизии, чем у других. Они протянули бы еще... возможно, месяц? Откуда мне знать? Консервы. Да кто на хрен теперь сам делает консервы?
— Но ты их эвакуировала.
— Еще неделю или еще месяц. Но не год. Они не были бы в безопасности вечно, а когда поняли бы, что дело труба, все места были бы заняты. Я дала им приоритет в эвакуации. Я это могу. Я же теперь босс.
— А где...
Она пожала плечами.
— Они получат жилье здесь или на L-4. Не такое огромное, как в Монтане, но они будут вместе. Это я могу устроить. Может, когда-нибудь они даже вернутся на ферму, когда всё закончится. Случались и более удивительные события.
Холден пожал ей руку — холодную и более сильную, чем он ожидал. Авасарала впервые посмотрела ему в глаза. Теперь и ее глаза улыбались.
— Спасибо, — сказал он. — Теперь я твой должник.
Ее улыбка перестала быть официальной, холодной и отстраненной. Авасарала тихо хмыкнула.
— Это уж точно, — сказала она.
Глава десятая
Авасарала
Она больше не спала. Ну, или сон просто не помогал. Ее тело не погружалось в пружинистый матрас, как привыкло за годы, прожитые при нормальной гравитации, и он казался слишком жестким и слишком мягким одновременно. Сон предполагал отдых, а отдыху больше не было места. Она закрывала глаза, и разум будто летел кубарем вниз со звезды. Уровень смертности, поставки, рапорты службы безопасности — все, что наполняло так называемые дневные часы, заполнило и ночи. Уснуть означало лишь растерять остатки способности рассуждать логически. Сон не был похож на сон, скорее на пару часов кататонии, а потом возвращение к вменяемому состоянию на восемнадцать-двадцать часов, прежде чем снова сойти с ума. Дерьмово. Но надо было что-то делать, и она делала.
У нее хотя бы был душ.
— Похоже, Бобби Драпер удалось не дать Холдену испоганить миссию, — сказала она, пока сушила волосы. Апартаменты мягко светились голубым, будто обещая рассвет. Хотя рассветы на Земле теперь выглядели не так. — Мне она нравится. Я за нее волнуюсь. Она слишком долго просидела за столом. Ей это не подходит.
Она просмотрела сари в шкафу, пробегая пальцами по ткани и прислушиваясь к звуку, и остановилась на зеленом, переливавшемся, как панцирь жука. Золотая вышивка по краям, сверкающая под искусственным солнечным светом, придавала ему одновременно жизнерадостности и величественности. И у нее имелось подходящее янтарное ожерелье с нефритом. Человечество в полной заднице, а она должна волноваться о том, как выглядит на встречах. Смехотворно.
Вслух она сказала:
— Сегодня объявились Гиес и Басрат. Их считали погибшими, но они укрылись под горой где-то в Юлийских Альпах. Наверное, не собирались высовывать нос, пока все не утрясется, но ты же знаешь Аманду. Не успокоится, пока все не признают, что она лучшая. Не понимаю, чем они тебе нравились.
Она слишком поздно заметила ошибку, и что-то огромное и опасное шевельнулось в ее сердце. Она глубоко вздохнула, прикусила губу и продолжила заворачиваться в сари.
— Когда возьмем под контроль Вольный флот, нужно будет что-то делать с эмиграцией. Никто не захочет оставаться на Земле. Я сама могла бы улететь. Жить на пенсии на берегу какого-нибудь чужого океана, где не буду чувствовать ответственность за то, чтобы волны поднимались и опускались. Марс никогда не разберется со своими делами. Смит? Он делает хорошую мину при плохой игре, но никакой он не премьер-министр. Он сиделка в хосписе, где умирает республика. Когда мне начинает казаться, что у меня плохая работа, достаточно просто с ним выпить, чтобы полегчало.
Все это она уже говорила раньше, в той или иной вариации. Каждый день приносил что-то новое: рапорты с поверхности планеты, с дронов-наблюдателей вокруг Венеры, от ее агентов на Япете, Церере и Палладе. Пока Вольный флот изо всех сил старался сделать так, чтобы АВП на его фоне выглядел разумным и рациональным, Фред Джонсон мог быть полезен, налаживая контакты с жителями Пояса, понимающими, как опасен Марко Инарос и как уже причиненный вред может вырасти в геометрической прогрессии. Господь свидетель, он ни разу не приносил добрых вестей. Но несмотря на все новости, на неумолимое тиканье часов, были темы, к которым она возвращалась снова и снова, как к любимой книге. Или поэме. Слова, которые она говорила потому, что уже говорила их раньше.
— Ты как-то читал мне одну вещь. О черных соснах, — сказала Авасарала, копаясь в шкатулке с украшениями в поисках ожерелья и золотых браслетов, подходящих к вышивке. — Помнишь? «Все, что было, прошло, ля-ля-ля-ля-ля-ля, проложив мне дорогу в рай». О том, что семенам нужен огонь, чтобы прорасти. Я еще сказала, что это похоже на вирши второкурсницы о расставании с дружком-уродом, но с претензией на глубокомысленность. Те стихи. Я не могу выкинуть их из головы, и вспомнить тоже не могу. Это бесит.
Она надела браслеты. Ожерелье казалось слишком легким. Она села у стола, подкрасила глаза, нанесла почти гомеопатическую дозу румян на щеки. Ровно столько, чтобы выглядеть более живой, чем она себя ощущала. Но недостаточно, чтобы все увидели, что она нанесла макияж. Запах румян напомнил о квартире в Дании, в которой она жила в университетские годы. Боже, что только не лезет в голову. Закончив, она посмотрела на ручной терминал. Индикатор записи все еще горел. Авасарала улыбнулась в камеру.
— Пора надевать маску и идти. Тебя еще не нашли, но я говорю себе, что найдут. Что я бы знала, если бы ты умер. Я этого не знаю, значит, этого не случилось. Но становится все тяжелее, любовь моя. И если ты не вернешься в ближайшее время, я запишу столько сообщений, что ты будешь просматривать их полсеместра.
Если, подумала Авасарала, будут какие-то семестры. Или курсы поэзии. Или хоть что-то, что составляло ее жизнь до падения метеоритов. «Всегда будет поэзия», — прозвучал в ее голове голос Арджуна.
— Я люблю тебя, — сказала она в терминал. — И всегда буду любить. Даже... — она не говорила этого раньше. Не позволяла себе думать. Все когда-то бывает в первый раз. И в последний. — Даже если тебя больше нет.
Авасарала выключила запись, исправила ущерб, нанесенный слезами макияжу, и поклонилась будто актер, выходящий на сцену. Когда она вновь подняла взгляд, он стал жестче. Она набрала Саида, и он тут же ответил. Он ждал.
— Доброе утро, мадам секретарь.
— Брось ты эту хрень. Что за свежее дерьмо поджидает нас сегодня?
— Через полчаса у вас встреча с Горманом Ли из научной службы. Затем завтрак с премьер-министром Смитом. Интервью с Каролем Степановым из «Восточного экономического вестника», а потом встреча с комитетом по стратегии. Она продлится до ланча, мэм.
— Степанов. Тот, что получил премию Чийдема Токера три года назад за статью о Дашиель Мораге?
— Я... я могу проверить, мэм.
— Твою же мать, Саид. Держи уже руку на пульсе. Уверена, что это он. Мне нужно поговорить с его женой до встречи с ним. Можем мы куда-нибудь его втиснуть в районе обеда?
— Могу найти местечко, мэм.
— Давай. И убедись, чтобы встреча со Смитом прошла в приватной обстановке. Мне надоело, что меня разглядывают под микроскопом. Если вдруг у меня в заднице вырастет полип, я узнаю об этом из «Ле Монд».
— Как пожелаете, мэм.
— Так я желаю. Пришли кар, и давай покончим с этим.
Горман Ли был худым человеком со светло-каштановыми седеющими волосами и нефритово-зелеными глазами. Авасарала решила, что это косметика. После падения метеоритов его слишком резко повысили, и это до сих пор ощущалось в его чрезмерно серьезных манерах.
— Корабли, которым... не удалось завершить проход, склонны иметь бо́льшую массу, — сказал он. — «Олеандер-Свифт», «Барбатана де Тубар» и «Гармония» вписываются в шаблон. Однако «Синий дом» — нет.
Научная служба всегда широко присутствовала на Луне. Здесь построили первый телескоп широкого спектра, чтобы избежать атмосферных помех. Первая лунная база в равной мере служила военным и исследовательским целям. Но за прошедшие поколения научная служба Луны сильно отстала от тех мест, где происходили главные события: Ганимеда, Титана, Япета, Фебы, спаси их Господь. Лунной базе остались в основном административные функции да проекты по популяризации науки.
Они встретились в серо-зеленом конференц-зале с помутневшими настенными экранами и креслами из искусственной кожи.
— Я так понимаю, вы говорите, что никакого шаблона нет, — сказала Авасарала.
Горман Ли сжал челюсти и в отчаянии взмахнул руками.
— Есть. Множество шаблонов. У всех двигатели построены в промежутке длиной в двадцать месяцев. У всех реактор работает на топливе с Сатурна. Все пропали в период интенсивного движения. У всех есть последовательность четыре-три-два-один в регистрационном коде. С такими вводными я вам найду сколько хотите шаблонов, в которые впишутся все пропавшие корабли. Но который из них важен? Я не могу сказать.
— Хоть один корабль с кодом четыре-три-два-один прошел?
Горман Ли фыркнул, как рассерженный хомяк, опустил взгляд и покраснел.
— «Жакенетта», зарегистрирована на Ганимеде. Прошла между «Олеандер-Свифтом» и «Гармонией». Доложила о благополучном прибытии на Уолтон.
— Что ж, — сказала Авасарала, позабавленная тем, что он в самом деле это проверил. — Тогда как минимум можно сказать, что не этот.
— Да, мэм. Мэм, если бы могли получить еще данные... Уверен, что на станции Медина есть записи обо всех этих кораблях. Возможно, и о других. И о тех, кто прошел без проблем. Если бы мы...
— Если бы мы контролировали станцию Медина, — перебила Авасарала, — многое шло бы иначе. Что говорят наши марсианские друзья о том, почему их взбесившийся флот так заинтересовался вратами Лаконии?
— Ничего. Они даже не подтверждают, что именно туда ушли сбежавшие корабли.
— Держат коленки вместе после того, как их уже трахнули. Как это типично. Я поговорю со Смитом. Мы не можем добраться до Медины, но уж к собственным-то грёбаным данным должны иметь доступ.
— Благодарю вас, мэм, — сказал Горман Ли ей в спину. Она уже выходила.
Движение помогало. Ощущение действия, прогресса, решения проблем — если их можно было решить — не давало погрузиться в отчаяние. Смиту приходилось тяжелее. Он находился вдали от дома и своего аппарата, а на Луне располагалось совсем немного марсианских структур. Когда он не участвовал во встречах и не обменивался сообщениями с двенадцатиминутной задержкой, то просто сидел в номере и смотрел новости, где его называли идиотом, клоуном и человеком, позволившим продать флот Марсианской республики террористам и пиратам. И он даже не руководил ликвидацией последствий крупнейшей в истории человечества катастрофы, чтобы отвлечься от жалости к себе.
Он встретил Авасаралу у двери. В простых песочных слаксах и белой рубашке с закатанными рукавами он мог бы быть торговым агентом или мелким священнослужителем. Улыбка оставалась профессионально теплой и искренней, как всегда. Она вошла в комнату и огляделась. Никого, даже охраны. Самая что ни на есть приватная аудиенция. Очко в пользу Саида.
Завтрак поджидал их в столовой — яйца всмятку и толстые ломти поджаренного хлеба с маслом. Простая, элегантная трапеза, которой в ее воображении веками наслаждались короли, пока умирали люди, которыми они правили. На полу у дивана она обнаружила ополовиненную бутылку вина. Настенный экран показывал слегка фривольную комедию, вышедшую три года назад. Голые Шэннон По и Лакеш Хедайят пытаются прикрыться одним пляжным полотенцем, не глядя друг на друга и не соприкасаясь. Возможно, в контексте фильма это было забавно. Смит проследил за ее взглядом и выключил экран.