— Действительно? Его глаза сместились на лейтенанта. — Ну?
Лейтенант облизал губы и посмотрел на свои часы. Он говорил с трудом. — Это должно произойти через две минуты, плюс-минус тридцать секунд.
Оберон с любопытством посмотрел на него. — И что вы делаете с этим?
— Я вызвал спасательную группу. Они отправляют два отряда - один, чтобы войти в зону сотрясения. Второй будет ожидать снаружи. После сотрясения второй отряд также войдет в зону.
— Я понимаю. Вы не думаете, что любой отряд может что-нибудь сделать?
— Не совсем, сир. Мы все еще очень близки к эпицентру. Если мы выберемся, нам не понадобится ни один отряд. Если мы не выберемся, первый отряд будет поражен так же, как и мы. В таком случае второй отряд позже натолкнется на то, что останется от нас. Молодой офицер знал, что он не говорит это должным образом, но он продолжил. — А теперь, сир, позвольте сделать вам предложение. Мы хотим поместить вас в этот специальный аварийный костюм, с пенным уплотнением.
— Полагаю, да. Передайте приказ, удовлетворяющий всех. Оберон вздохнул. — Неприятный день. Он потянулся в синие складки своей туники и вытащил свое ожерелье с кулоном, дайсом - золотой двенадцатигранной игральной костью Алеа. Каждая грань содержала число от одного до двенадцати, и каждое число было знаком от Алеа. Он расстегнул ожерелье и подержал его на мгновенье на ладони.
— Возможно, Алеа скажет, что будет с нами.
Лицо Хантира было пепельным. — Это - кощунство, праздно вызывать богиню!
— Вызываю ли я праздно, полностью зависит от Алеа, — сказал Оберон спокойно. Он позволил кости уплыть в сторону и взял пенный костюм у лейтенанта. — Когда сотрясение пространства надвинется, Ксерол будет его игральной чашкой.
— Это - Ксерол, точно, — мягко сказал командующий группой спасения. Или что от него осталось, не утруждая себя избыточностью, добавил он мысленно.
Поисковый луч от патрульного катера перечеркнул пораженный корабль от парогенератора до кормы. Не было заметно никакого движения.
Командующий рявкнул в коммуникатор: — Собирайтесь к средней части корабля, к пробоине в плитах. Я хочу, чтобы четыре человека с горелками вырезали дыру, достаточно большую для прохода санитаров с носилками. Немедленно. Они сэкономят время, если будут работать рядом с трещиной в оболочке. Когда вы проникаете внутрь, расходитесь в разные стороны. Я вхожу с вами, и я начну с отсека пилотов. Вызовите меня, если вы найдете что-нибудь.
Он не был удивлен тем, что он обнаружил внутри Ксерола. Портативные прожекторы показали хаос везде. Сотрясение пространства, должно быть, продолжалось в течение некоторого времени после того, как оно сломало хребет корабля и впустило ужасный холод космоса. Люди были быстро заморожены, и их тела были сломаны как хворостины. По мере того, как он прокладывал себе путь до отсека пилотов, мимо него пролетали рука или нога, и его желудок начал корчиться от боли.
Дверь заклинило, и им пришлось ее вырезать. Внутри он увидел капитана Андрека, который был даже не одет, и как-то необычно привалился к стене. Все это было непостижимо. Капитан был великолепным офицером с безупречной репутацией. Его обязанностью было защитить Магистра, но он, очевидно, не выполнил свой долг. Возможно, капитану повезло. Если бы он остался жив, он столкнулся бы с военным трибуналом и верной смертью.
Как раз в это время его срочно вызвали через коммуникатор. — Командир! Звоню из медотсека!
Сначала он этого не понял. — Из медотсека?
— Из медотсека Ксерола, сэр. Похоже, что мы нашли Магистра. Его грудь раздавлена, но он, может быть, жив. И еще один крупный парень, с поврежденной головой. Из их костюмов все еще сочится герметик, нет пульса, но температура тела в допустимых пределах.
— Вытаскивайте их оттуда на носилках. Я дам команду привести в готовность наш собственный медкабинет. Кто-нибудь еще?
— Нет, сэр. Все другие погибли. Нам будет нужна конструкция большого размера для захоронения.
— На это нет времени, сержант. Что ж, вышлем буксир позже для Ксерол. Вы доставите Магистра на борт в течение трех минут, или вы никогда снова не увидите Горис-Кард.
— Есть, сэр.
Командующий встретил их на мостике. Воистину, это был Магистр. Другого, крупного человека, он не узнал. И грудь магистра, как сообщалось, была действительно раздавлена. Зазубренные красные кусочки ребра прокололи костюм. Пена, очевидно, покрыла некоторые из выступающих частей, и затем откололась. Желудок командующего снова побеспокоил его. Когда сержант поспешал мимо, он протянул руку и что-то ему передал. — Что это, сержант?
— Дайс, игральная кость Алеа, сэр. Она золотая. Должна принадлежать Магистру.
— Какое число она показывала?
— Число один, сэр.
Командующий, практикующий Алеанин, почувствовал мурашки по всему телу. Один, знак ложного бога Риторнеля и бедствия в Узле. Так и должно было быть. — Продолжайте, сержант, — проворчал он.
2. Джимми и Омир
В течение длительного времени вибрация, и мигающие огни казались только частью сна Джимми. Во сне он находился в Узле, на перекрестке Вселенной, и боги играли в кости на его жизнь. При каждом броске игральной кости большое космическое сотрясение заставляли дрожать его тело, и в его голове включались и выключались огни.
Джимми, наконец, проснулся, и когда он это сделал, сразу почувствовал себя бодрым. Ему не нужно было потягиваться, кашлять и стонать так, как это делал Омир. Он выключил кнопкой устройство побудки на своем ночном столике. Кровать прекратила свое ритмичное настойчивое сотрясение, потолочные светильники прекратили мерцать и включились на полное освещение. Джимми даже не нужно было смотреть на циферблат часов. Он знал, что было четыре часа утра, и что Омира не было дома. Поскольку, если бы Омир был в постели, система тревоги Джимми была бы автоматически выключена. Следовательно, Омира дома не было.
Джимми нашел халат и тапочки и поспешил в комнату связи. Он сел перед мультицептором, достал маленькую черную книгу из верхнего ящика и начал набирать длинную серию номеров, которые соединили бы его запрос одновременно с почти двумя сотнями ресторанов, баров и различных странных мест, разбросанных по ночной стороне Горис-Карда.
Он нашел нужное место в течение нескольких минут. «Крылатый Кентавр», странное место, бар с читальными и музыкальными залами, посещаемый бородатыми, худощавыми мужчинами и странно одетыми артикулирующими женщинами, которых они приводили с собой. Живописцы, писатели, певцы, поэты, ученые, священники. Омир часто бывал там. Джимми поблагодарил администратора, выключил аппарат, а затем побежал обратно в свою комнату, чтобы одеться. Он проверил свои деньги. Было важно иметь правильный размен денег для капсул. Никто не любил обменивать большие купюры в это время ночи, или утром, и иногда они смотрели на вас, убеждаясь, что вы просто десятилетний ребенок совсем один, а затем пытались украсть их у вас. Но ему пришлось взять немного денег. Он рассчитал. Ему понадобилось бы, скажем, пять гамма для обычного швейцара, и десять для всего прочего. Он отсчитал пятнадцать гамма, и положил их в верхней карман куртки.
Он влез в трубу загрузочного устройства в коридоре возле квартиры, вбил компьютерные координаты в капсуле, вставил монеты в прорезь, и подождал. Чувство движения отозвалось в его желудке, потом ушло, а затем были повороты, вправо, влево, вверх, вниз. Невозможно было сохранить ориентацию. А потом все закончилось. Капсула выкатилась к выходной трубе, и он оказался на ярко освещенной улице. Это было в театральном районе, и театры, казалось, чередовались с ночными барами.
«Крылатый Кентавр» был уже совсем близко. В светящемся объемном знаке над дверным проемом он мог видеть крылья кентавра, движущиеся медленными величественными дугами. Омир однажды попытался объяснить, как владелец выбрал странный символ. Все это было замешано на древних баснях, которые пришли от их терровианских предков много веков назад, и Джимми сомневался, что он все это понял. Крылатая лошадь была символом музыки, поэзии и творческих искусств; и кентавр был символом наук, таким образом, крылатый кентавр был символом лучшего в искусствах и науках - заключительный шаг в эволюционном процессе. Но, конечно, никакого такого существа в действительности никогда не существовало.
Швейцар криво улыбнулся ему и взял деньги с поклоном. — Вторая комната сзади. Джимми поблагодарил его, морально подготовился и вошел.
Внутри была странная размытая смесь звуков, запахов, дыма и смеха. Небольшая группа, в основном женщины, смотрела на экран визора. Даже без объяснения диктора Джимми сразу понял, что это такое. Горящий Террор. Все это транслировалось с единственного спутника Террора, вместе со звуком. Можно было услышать низкий жуткий стон пламени и шипение пара, поднимающегося в отвратительных облаках от кипящих морей. Вся жизнь, конечно, надолго исчезла. Диктор говорил: — Жернова правосудия мелют медленно, но они мелют более тонко. И какова будет судьба этого страшного мира? Когда пожары достаточно утихнут, к железному ядру будет пробурена большая шахта, и туда будут помещены взрывчатые вещества. Террор будет отбуксирован далеко внутрь Узла и там разорван на кусочки - вечный урок для тирании...
Джимми подошел. Конечно же, Омир был там, прямо посередине. Джимми нахмурился. Иногда было трудно забрать Омира от женщин. Джимми не нравились женщины. У него было очень смутное воспоминание о его матери, которая умерла, когда он был очень маленьким. Но он был уверен, что она не имела ничего общего с этими созданиями.
И теперь одна из них заметила его. Она хлопнула Омира по плечу и резко окликнула. — Эй, малыш! Присоединяйся к нам, малыш!
Его брат повернулся на вращающемся табурете и посмотрел на него.
— Привет, Джим-мальчик. Секретная усмешка, известная только Джимми, распространялась через юное лицо. Каждый раз, когда Омир так делал, сердце мальчика начинало колотиться. Не имело значения, что лицо было преждевременно покрыто морщинами и отвратительно светилось под тусклыми синими потолочными светильниками. Это было самое красивое лицо в мире. Но теперь к делу. Джимми сказал категорично: — Тебе необходимо подготовиться к генеральной репетиции коронации сегодня днем в Большом Доме.
Омир вздохнул. — Еще одна ночь, убитая ледяной гранью невинности. Да, коронация. Он сделал глоток из своего стакана, затем неуклюже поставил его на «струну», где он чуть не опрокинулся. — Логика. Когда все остальное терпит неудачу, он отступает в логику. Логика не имеет смысла. Если ты продолжишь, дорогой младший брат, мы передадим тебя адвокатам. Репетиции? Почему я должен волноваться о репетициях? Пока я здесь, работая пальцами до костей, где выдающийся предмет моей новой эпопеи? Я тебе скажу. Оберон находится на охоте, отлично проводя время. Разве он волнуется по поводу репетиций?
Джимми протиснулся поближе и взял Омира за рукав. — Какое это имеет отношение к тебе? Оберон - Магистр. Он может делать все, что угодно. Его голос становился тревожным. — Но перед репетицией тебе нужно отдохнуть.
У Омира, казалось, ответ был уже готов. Он начал напевать. — Если ты заставишь меня лечь спать, то я пущу пулю в голову. Возможно, две, если ты настаиваешь. Трех, должно быть, будет достаточно.
Джимми усмехнулся. Это означало, что его брат пойдет спокойно. Он собирался помочь Омиру спуститься с барного сиденья, когда кто-то спросил позади него: — Кто ваш молодой друг, мистер Андрек?
Джимми повернулся и посмотрел с любопытством на говорящего. Мужчина, если бы его можно было так назвать, явно не был уроженцем Горис-Карда. Джимми никогда прежде в его жизни не видел никого, похожего на него. Он был одет в бледно-синие одежды Большого Дома, и на каждом отвороте были восьмирукие паукообразные знаки отличия, которые указали на его профессию. Он был врачом. На каждой руке была белая перчатка. Его голова и шея были покрыты синим капюшоном. Джимми подумал на мгновение, что капюшон покрыл даже его глаза, пока глаза не моргнули. Только тогда он заметил, что в капюшоне было два отверстия для глаз. И каких глаз! Казалось, что они мерцают странным, синим излучением, будто освещенным изнутри черепа. Джимми вздрогнул.
Но Омир просто рассмеялся. — Доктор, — сказал он, — это - мой брат Джеймс.
Руки доктора в перчатках схватили друг друга, чтобы образовать круг, по образу Риторнеллианцев, и он поклонился. — Мы едины в Риторнеле, — пробормотал он.
— С Риторнелем мы вернемся, — ответил Джимми вежливо.
Все это, казалось, сильно забавляло Омира. — Ты должен быть осторожен с доктором. Он действительно верит в Риторнель. Можно подумать, он изобрел все это.
Голубые огни в глазах врача, казалось, вибрировали. — Каждый человек обязан сформулировать своих собственных богов, — сказал он мрачно. И затем, пока он живет, следовать до конца. Только тогда он может принять серые одеяния пилигрима, для последнего путешествия, для своей награды и своего избавления. Только тогда он сможет принять смерть.
— Не пугайся, Джим – мальчик, — сказал Омир со слабой ехидцей. — Хороший доктор не совсем готов умереть. Он ожидает Знака.
— Знака? — спросил озадаченный Джимми.
— Лауреат с юмором скрывает правду, — сказал доктор. — Тем не менее, клянусь моей бородой, это правда. Я жду Знака. Двенадцать Галактик будут доведены до конца Омегой Риторнеля. И все же Риторнель постановляет, что конец - это только начало новой жизни. Для этой новой жизни, должна быть спасена пара - мужчина и женщина – лучшая часть созидания. И для них должна быть спасена планета, чтобы быть их домом, для них и их потомков. Все это произойдет, когда мы увидим Знак.
— И каков этот Знак? — спросил Джимми с любопытством.
— Женщина, — сказал доктор. — Так записано. Девственница, рожденная мужчиной. Дочь без матери. Бледный синий свет, казалось, врезался в голову Джимми. Джимми почувствовал, как волосы на его затылке поднимаются. Ему это не понравилось. И, конечно, он не понимал этого. Он сделал шаг назад.
Омир пришел на помощь. Он искусно зевнул и неуверенно начал вставать. — Так много для Риторнеля. Давайте выберемся из этого логова религии, прежде чем столкнемся с Алеа.
Джимми вмешался, чтобы помочь ему, но доктор уже был там.
— Позвольте мне.
Джимми колебался, но он был беспомощен. Вместе они помогли Омиру спуститься со стула, а затем они, втроем пробрались через переполненные комнаты и вышли на улицу.
Здесь у Омира произошел сильный приступ кашля. Джимми отчистил слюну с блузы своего брата. Она была испещрена кровью. Доктор, молча, стоял в стороне. Омир, казалось, читал его мысли. — Давай, возвратимся домой, Джим - мальчик. Всё не так уж и плохо.
Доктор помог Джимми доставить Омира к входу в туннель. Потребовались усилия их обоих, чтобы поместить его в капсулу и усадить вертикально. Джимми закрыл дверь и, как раз перед тем, как капсула снизилась в подземные внутренности города, он бросил последний, скрытый взгляд на синюю фигуру позади них. Все, что он мог увидеть в полутьме, были две точки синего света. Они, казалось, пристально изучали его. Он быстро повернулся назад.
Вернувшись в квартиру, Джимми уложил стонущего брата в кровать. Одна сандалия каким-то образом потерялась; он снял другую, ослабил ремень и осторожно вытащил покрывало.
Омир сонно произнес в полутьме. — Не уходи пока. Сядь на кровать.
Джимми сел. — Ты должен заставить себя заснуть.
— Я знаю. Генеральная репетиция. Что я надену?
— Твоя одежда вся подготовлена. Твоя новая черная синтетика, брюки, кружевной воротник цвета слоновой кости и манжеты.
Омир помолчал. Наконец он сказал: — Командующий оставил тебя на моем попечении, Джим-мальчик, и теперь ты все перепутал. На днях из космоса прибывает гибельный ад, и нас обоих будут судить военным судом. Он перевернулся и закашлялся в подушку. — Я не очень хорошо с тобой справился, не так ли?
— Не говори так, — сказал Джимми тревожно.
Но Омир продолжал в мрачном тоне. — Если со мной что-нибудь случится до того, как папа вернется домой, ты пойдешь в подготовительную школу при Академии Правосудия. Бумаги у меня в столе. Бумаги расскажут тебе, кого найти. . . все. Там много денег.
Джимми был потрясен.— Действительно ли твой кашель стал хуже? Я сейчас же вызову врача.