Редакция журнала, по ее словам – представители старого поколения, для которых финский язык – родной; в газете «Karjalan Sanomat» работают представители уже следующего поколения. Старое поколение продолжает относиться к финскому языку иерархически, делая градацию на американских, финских и ингерманландских финнов, у молодого поколения этого нет, и вообще мотивация к изучению финского языка у молодежи значительно сильнее по сравнению со стремлением изучать карельский или вепсский.
В качестве примера «нового» стиля работы и издания, ориентированного на молодую аудиторию, изучающую финский язык и не участвующую в спорах относительно качества языка или этничности, сотрудница издательства приводила газету «Karjalan Sanomat» и ее главного редактора.
Это довольно яркий пример развития. И вот, конечно, он у нас образцовый. Иногда даже некоторые редакции его ревнуют. Нахваливать начинаем Незвицкого, потому что он всё делает вовремя. Он хватает. У него сайт там крутится. Он проекты сейчас находит. У него фейсбук там. Значит, всё это шевелится. И у наших коллег, там не такая – понятно… Понятно, литературный журнал наш – это другая история. Но, тем не менее, если мы должны теперь уже ориентироваться на то, чтобы вырастить себе читателя, то, может быть… Они всё думают, что… Мы против снижения качества. Кто вас призывает к снижению качества? Аудиторию имейте в виду и всё… Говорю, мы про это не будем говорить ничего, про язык, потому что, действительно, мы оценивать не можем по-настоящему. Мы только видим по формальным признакам: подписка, существование или отсутствие сайта заполняемого. Конечно, они нам претензии, что вы там не обновляете. А чего обновлять, если им никто и не будет пользоваться (Л. Т.).
Действительно, еженедельная газета «Karjalan Sanomat» размещает в интернете на своем сайте начальные абзацы статей, таким образом давая представление о своем содержании. Ее можно выписывать в формате pdf на электронную почту и в печатном виде. По сравнению с сайтом газеты, сайт журнала в 2013 году выглядел действительно устаревшим: его не обновляли с 2005 года. Главный редактор Михаил Незвицкий в своем интервью подчеркивал современность газеты и ее направленность в будущее, ориентацию на молодых сотрудников, которых надо воспитывать и развивать их язык, но которые также являются энтузиастами своего дела. По поводу «Carelia» он высказывался с верой в то, что журнал сможет обновиться. Его аргументация была подчеркнуто «современной».
Я глубоко убежден, что журнал на финском, карельском и изредка на вепсском не был бы плох. Это вообще был бы… мог бы… можно было бы сделать неким таким мощным неким брендом, может, даже, в принципе, республики… Я вот, честно говоря, я снимаю шляпу перед моими отдельными коллегами. Там есть путевые люди, которые знают, великолепно знают финский. И я бы хотел, конечно, то же самое, у меня был бы финский и вот чутье именно финского языка, как у этого Роберта Коломайнена. И всё… Но при этом всем, вот они, так, мое мнение опять же, сильно зависли на прошлом.
Незвицкий обосновывал «устарелость» журнала возрастом его сотрудников – практически все они, за исключением заместителя главного редактора, в пенсионном возрасте – и соответствующим возрастом его читателей. Притока новых сотрудников нет. Молодых журнал в его нынешнем виде не интересует.
Первое: абсолютное отсутствие кадров молодых. Абсолютно нет. Причем они не пытаются даже найти. Понимаешь? Они всё говорят, что вот сложно. Понимаешь? Сложно выразить. У меня в этом году, в этом году у меня уже пришло трое новых, потому что люди уходят. А что делать? Они с ноля. <…> А у меня выхода нет. У меня еще одна ставка есть в штате. Нам сложно работать. Мне вот так нужен еще человек с финским языком. И у них нет… Lukijoita [читателей. – О. Д.-М.] тоже нет среди юных, потому что журнал для молодого читателя он неинтересен. А по финскому языку, каким бы качественным он ни был, он сложен. Потому что, как бы, это всё-таки, в принципе, журнал, и он предполагает, да, что человек уже как-то, ну, всё это умеет читать.
Незвицкий несколько раз высказывался относительно необходимости притока новых сил в редакцию, так как конкуренция среди сотрудников подстегивает всех. В журнале коллектив устоявшийся, новые силы туда не приходят – и в таком виде редакция не способна сделать журнал интересным молодежи. Конкуренция среди сотрудников издания представлялась как «современная» черта рабочих отношений.
Проблема, во-первых, в том, что у них нет какой-то смены все-таки в коллективе самом, да. <…> То есть, когда ко мне приходят на работу, к нам приходят новые, да, это заставляет. <…> Ну, и сейчас этот юный. Понимаешь? Вот я его взял. Когда сейчас вижу, как он начал работать, и финский язык, я так уже думаю: «Блин! Надо мне уже чесать репу». <…> То есть любое, новые силы, они дают и старым силам идти вперед и что-то делать новое. Понимаешь?.
Незвицкий также много говорил о клановости всего поля «финскости» и о ссорах и обидах, связанных с отношением к реформе журнала, повлекших за собой уходы людей с работы, невозможность работы с некоторыми общественными организациями. Это тоже, по его мнению, – остатки «старого» отношения к финскости.
Наибольшие сложности тем не менее и Незвицкий, и сотрудница издательства видели в изменениях в финансовой политике относительно «национальных» изданий. (См. также Пальцева 2014). Заработная плата сотрудников мала, составляет в среднем 15 тысяч рублей в месяц (в 2013 году), чего не хватает на жизнь в городе, особенно, если молодой сотрудник родом из деревни и у него нет собственного жилья. Зарплата в русскоязычных СМИ значительно выше. От главного редактора ожидаются огромные усилия по изыскиванию способов увеличить получаемые на руки деньги, и тут большую помощь оказывали финляндские организации, особенно в сложный период 1990-х годов. Перед изданиями и издательствами ставятся задачи зарабатывания денег, эти планы повышаются, денег собственно на развитие изданий не оставляют. Размещение заказов на издание литературы в издательство «Периодика» раньше проходило целенаправленно, сейчас же заказы должны проходить через конкурс, и издательство, не имеющее своей печатной базы, в этих конкурсах проигрывает. Даже «успешное» и «современное» издание ощущает на себе давление рынка, с одной стороны, и административных органов, с другой.
Если вот эти были бы, в принципе, некие ресурсы… И здесь, опять же, вина скорее не нас, а вина правительства, видимо, потому что они, вот, сколько тут издательство у нас есть, они никогда не давали нам… То есть, например, дают нам, скажем, пятнадцать муликов на год – пятнадцать миллионов. «Периодика» смогла заработать различными путями: levikki, projektiraha, kirjat [тираж, проектные деньги, книги. – О. Д.-М.], да, два мулика. Значит: «А! Два они смогли. Мы им дадим тринадцать». Понимаешь? Дали нам тринадцать. «Периодика» смогла заработать еще, там, полтора миллиона плюс. «А давай теперь», говорит. То есть вот каждый год – это, наверное, с конца… с девяносто девятого <…> пытаются сделать так. Бились, с трудом говорили: «Не забирайте у нас все. Оставьте нам на развитие. Мы можем купить хоть kirjapainokone [книгопечатный станок. – О. Д.-М.] сюда. Мы можем это…». А у нас вот всегда.
Подобное финансовое давление не дает газете развиваться, привлекать в достаточном количестве финских студентов-практикан-тов, делать ремонт обветшавшего помещения, которое, в свою очередь, могло бы быть базой для другой коммерческой деятельности в сфере финскости, например, организации курсов финского языка.
Очевидно, что положение традиционных «национальных» печатных изданий в современной Карелии находится под влиянием многих процессов. Это и переориентация «национальности» республики с финскоязычия на карельский язык, и размывание и ассимиляция, а также эмиграция «национального» населения, и декларативный характер политики, направленной на поддержку и возрождение «национальных» языков и культур. Сотрудники «национальных» институтов живут в обстановке постоянных перемен, которые они воспринимают по-разному. Финский язык, а также направленные на его поддержку институты могут быть охарактеризованы и как «современные», и как «устаревшие», в зависимости от представлений о том, какова должна быть «современная финскость». И в этом секторе, мне кажется, можно говорить о неолиберальном давлении: от изданий на «национальных» языках ожидается их рыночная успешность, что в современных условиях невозможно по многим причинам, в частности, в связи с изменениями системы книготорговли, а также с отсутствием реальной аудитории. Символической функции национальных изданий на финском языке не придается значения, достаточного для финансирования национальных СМИ в объеме, делающем их независимыми от рынка.
Заключение
Исторически финскость сформировалась в Карелии как официальная форма «национальности». В позднесоветский и ранний постсоветский период она пережила подъем, связанный с общей для всего бывшего СССР политизацией этничности и открытием границы между Россией и Финляндией, после чего начался спад, обусловленный эмиграцией этнических финнов в Финляндию, а также переменой «вектора» национальности с финскости на карельскость и деполитизацией этничности. В данной статье, написанной на материалах интервью, собранных мной в Петрозаводске в 2013 году, я остановилась на обсуждении двух институтов, поддерживающих и производящих финскость в Карелии, а именно системе образования и прессе на финском языке. С точки зрения управления, в этих институтах пересекаются формы и технологии, пришедшие из советских времен, с новыми, рыночными формами управления. В Карелии как преподавание «национальных» языков, так и деятельность средств массовой информации полностью зависят от поддержки государства. В этом смысле государство все так же остается главным спонсором (и производителем) этничности.
В послеперестроечное время в Карелии изменилась форма и функция существования финского языка и культуры. «Национальное» население перестает быть носителем «финскости», она отделяется от этнического происхождения и становится надэтничной. Финскость стала феноменом, не связанным с «этнической группой», хотя государство в своих практиках пользуется этим термином (национальная группа), и он существует в представлениях людей. В формировании подобного рода финскости большую роль сыграли именно система образования и пресса, которые как воспитывали кадры, так и формировали сферу занятости для профессионального (вос)производства финскости. Финскость также поменяла вектор своего применения: теперь это не только культура, существующая на местной основе, но и направленная вовне, на Финляндию, профессиональная деятельность по созданию международных и трансграничных контактов.
В таком виде финскость получает неоднозначные, но в основном позитивные оценки от людей, вовлеченных в институты этничности. Для них она важна как сфера самореализации и саморазвития, и она оценивается как современная и динамичная, как возможность конструировать собственную идентичность. В противоположность ей финскость, связанная с этническим происхождением носителей, может оцениваться как неразвивающаяся, устаревшая. С другой стороны, подобного рода финскость имеет изначально открытый, трансграничный характер и подвержена колебаниям внешней конъюнктуры, связанным не только с политикой России или Финляндии, но и ЕС.
Транснациональность является неотъемлемой составляющей и условием существования финскости в Карелии 2010-х годов. Транснациональные связи пронизывают и институты финскости. Финскость можно представить как основу для формирования транснационального «этнопейзажа» (ethnoscape) (см. Appadurai 1996), внутри которого формируются разнообразные границы, связанные со знанием языка («из семьи» или «из школы»), поколением, моделями работы («старые» советские или «новые» рыночные), оценками исторических событий и т. п. Финскость как социальное и культурное явление, ее границы находятся в движении. Например, некоторые мои собеседники говорили о том, что финскость меняется и в Финляндии. Того, что нам преподавалось как финская культура Финляндии, на самом деле (уже) не существует. Представления о финскости, ее понимание стало более разнообразным. Можно говорить о многоголосии (карельской) финскости 2010-х годов.
Одновременно мои собеседники говорили о том, что финскость теряет свои позиции. Это убеждение принято объяснять неэффективностью национальной политики. Такое представление основано на нормативном совпадении «этнической группы» с «этнической культурой». Мне видится, что неолиберальное управление, прямо или косвенно воздействующее на этничность, надо тоже рассматривать как одну из составляющих этого процесса. Когда институты реформируются таким образом, что людям предлагается прежде всего субъектная позиция «потребителя», языки и культуры меньшинств начинают восприниматься как менее ценные, чем языки и культуры большинства. Управление советского периода, направленное на модернизацию общества и человека, в том числе и с помощью национальной политики, получило продолжение в неолиберальном капиталистическом управлении. Их результаты воспринимаются – парадоксально – однотипными: как недостаточная поддержка и в конечном счете размывание национальных культур и языков. С другой стороны, неолиберальная экономика делает из этничности товар, необходимый для функционирования рынка. О финскости говорили как о «бренде» или свойстве Карелии, пригодном для ее «брендирования» как национальной территории, необходимом во внутренней конкуренции регионов России.
Изменения, происходящие в «национальности» в Карелии, невозможно рассматривать в отрыве от общероссийских процессов. Этот контекст противоречив и постоянно меняется. В официальной российской риторике одновременно подчеркивается и прославляется этническое многообразие, с другой стороны, оно представляется как угроза единству и стабильности. Концепция «русского мира» в последние годы стала одной из ведущих идеологем российской внешней и внутренней политики. «Русский мир» объединяет в себе русскоязычие, «российскую культуру» и православие. «Русский мир» распространяется далеко за границы России и в качестве своего основания представляет людей, происходящих из всех форм российского государства, в частности, из СССР, Российской империи, а также принадлежащих к «традиционно российским народам» (см. Davydova-Minguet 2014). Шенер Актюрк (Akturk 2012) в своем анализе меняющихся форм управления этническим разнообразием утверждает, что Россия переходит от мультиэтнического (multiethnic) к антиэтническому (antiethnic) режиму управления разнообразием. Если в советское время национальность всех граждан регистрировалась и возможности декларации этничности в общественных структурах и в культурных формах были гарантированы, то в постсоветской России нерусские национальности не наделяются большим значением. Этничность как основа организации общества потеряла свое значение. Илья Кукулин (Кукулин 2013) считает, что в России скорее наблюдается переход от биологического к культурному пониманию этничности. На практике этничность – более сложное и многоуровневое явление, которое невозможно полностью описать при помощи категории «режима этничности».
По-моему, рассмотрение этничности как элемента (неолиберального) рыночного хозяйства подтверждает взгляд Кукулина. Изменения этничности не обусловлены только процессами государственного управления, она плотно вплетена в системы региональных хозяйств. Будучи экономическим фактором, она гарантирует свое место в общественно-государственном устройстве.