– Так я не понял, в чем меня обвиняютто? – кашлянув, поинтересовался Андрей.
Следователь радостно ухмыльнулся:
– Я лично – ни в чем. Это в Барселоне решат. В главномто вы, мистер Андреас, признались, да и детали выболтали, сообщника даже назвали, хоть никто вас с пристрастием и не спрашивал… Эх, будь я помоложе, с амбициями – такое бы дело раскрутил! А сейчас, чего уж… в чужие дела соваться, нет уж, увольте. Времена сейчас, сами знаете, смутные.
– Надеюсь, в Барселоне у меня будет и адвокат, и переводчик, и консул.
– О, дадада! Там все будет, все… Боюсь, что только недолго. Эй, стража! Уведите сего господина… да скажите там палачу – не понадобился. Господин Андреас оказался весьма разумным человеком, хехе. И пусть готовят клетку! До обеда чтоб выехали.
О какой клетке шла речь, Громов узнал уже минут через двадцать – несмотря на весь дурацкостаринный антураж, приказания следователя исполнялись здесь с завидной быстротою и точностью. Предназначенных для отправки в Барселону узников – Андрея и Жоакина – посадили в ту самую телегу с деревянной клеткой, которую Громов уже имел сомнительное счастье лицезреть, – а сейчас вот пришлось в ней проехаться, на потеху собравшемуся в тюремном дворе персоналу. Двое дюжих стражников в кирасах и с алебардами уселись позади, один – без кирасы и алебарды, но с палашом – взял в руки вожжи и подогнал лошадей:
– Ннооо!
Заскрипели колеса, и повозка, раскачиваясь на кочках, словно океанский корабль, осторожно выехала из ворот узилища и столь же неторопливо загрохотала по мостовой, быстро, впрочем, закончившейся – метров через двадцать, сразу за небольшой церковью, уже начинался проселок. Вот уже где пришлось поглотать пыль!
Бежавшие позади повозки любопытные мальчишки отстали, пошвыряв вдогонку «карете» камни, один из которых угодил одному из конвоиров в кирасу, вызвав град проклятий и явное желание немедленно расправиться с наглецами… поспешно скрывшимися в придорожных кустах.
– Это они специально так издеваются? – скрипя на зубах песком, громко возмущался Громов. – Что, в полиции уже машин нету или лимит на бензин закончился? Так могли б и по железной дороге отправить… нет, все понимаю – но это!
Кроме всего прочего, Андрей еще ругал и себя, за то, что не догадался попросить у следователя сделать хотя бы один звонок – номер мобильного Влады он помнил. И вообще, странно было, что девушка его не ищет! Хотя, может, и ищет, может, все телефоны в полиции оборвала, да и в консульстве тоже.
Громов неожиданно для себя подмигнул Жоакину:
– А иконкуто мою так и не отобрали! А ты говорил – спрятать.
Молодой человек улыбнулся, подумав – а большой, верно, нынче здесь шум поднялся! Сейчас газетчики понабегут, репортеры – еще бы: гражданина России облыжно обвиняют в терроризме! Чушь какаято, противно слышать. Да и пижон этот – следователь – так толком обвинение и не предъявил. Ну да, не в его компетенции – так ведь и сказано было. Ничего, в Барселоне посмотрим, что к чему! Вот только телега эта средневековая…
– Жоакин, друг, нука поясни, что тут у вас вообще происходит? Конвой этот, следователь – они всегда так одеваются? Типа – форма такая, да?
– Одежда? – парнишка моргнул. – У благородных – благородная одежда, да.
Громов лишь сплюнул да повнимательнее взглянул на «сообщника», которого наконец смог как следует рассмотреть. На вид – лет пятнадцатьшестнадцать, темные глаза, черная шевелюра до плеч, одежка – лохмотья какието: шорты или, скорее, бермуды из мешковины и такая же безрукавка. Обуви никакой – босяк, а вот на шее – явно серебряный крестик. Ишь ты, не отобрали, наверняка посчитали за грех – испанцы ведь добрые католики. Жоакин вчера показался смуглым, но сейчас, при свете дня… нет, не смуглый, скорей – просто загорелый, и даже не оченьто, не так, как российские курортники на пляжах Коста Браво и Коста дель Марезме. Уж тето – прямо как индейцы. Еще б – целыми днями на солнце жарятся да виски в отелях «все включено» жрут – это называется – «отдых». Как говорила Влада – «как все нормальные люди».
Влада… Андрей не мог бы сказать, что испытывает к ней какието серьезные чувства, так, мимолетное увлечение, случайная, ни к чему не обязывающая связь. Да и сама девушка рассматривала их отношения точно так же, о чем вполне откровенно и говорила. Ну съездили вместе в Испанию, получили друг от друга удовольствие, ну а потом, дома – что? Скорее всего – расстались бы, уж слишком разные люди, а может, и продолжали б встречаться – удобно было обоим.
О чувствах речь не шла, да – но Громов все же за Владу вступился, причем со всей безрассудностью, о чем сейчас ничуть не жалел, считая, что поступил правильно, как на его месте поступил бы любой уважающий себя мужик. В конце концов, эта девчонка приехала сюда с ним – и Андрей чувствовал за нее ответственность. Как это вдруг – какието хмыри бросили Владу в лодку, увезли на корабль! Конечно, выручать надо было. Выручил… Но и сам угодил в полные непонятки! Непонятки даже вот сейчас, кругом, куда ни кинь взгляд.
Они ехали уже часа полтора, слева плескалось море, справа синели горные кряжи, иногда попадались одиноко стоящие домики, рыбацкие деревушки, лодки. И все этакое… старинное, что ли. Никаких примет цивилизации – ни шума поездов, ни авто, даже самолеты в небе не пролетали, хотя должны бы – и часто. Все это было странно, особенно для Испании, для Европы. Нет, если б дело происходило в российской глубинке, то почти все было бы вполне объяснимым: и телега эта, и отсутствие всякой связи, и долбаный этот проселок, и произвол местных властей, вырядившихся чертте зачем в черт знает какие одежки! Да, может, местный – российский – губернатор оказался бы вдруг ярым поклонником старины, вот все остальные чиновникижополизы ему бы и подражали. В России – да, все могло быть. Но не в Европе! Даже здесь, в Испании, по уверениям российских СМИ, погрязшей в экономическом кризисе по самые гланды, жизнь, точнее, вся инфраструктура была устроена очень даже комфортно – ровные дороги, комфортабельные поезда, даже на пустынных полустанках – в том же МасанеМасанесе – и там на платформах действующие (!) лифты для инвалидов, или для тех, кому чемоданы по лестницам в переходах таскать лень. Шикарные, сверкающие никелем лифты, вовсе не загаженные, не раскуроченные… Такой вот дорожки здесь просто быть не могло! А она была! Вон, пылищато.
Стражники позади откровенно дремали, да возница тоже поклевывал носом, уснул в углу клетки и Жоакин. Похоже, никто из них не замечал никакой странности в происходящем, словно все так и должно было быть: запряженная лошадьми повозка, пыльный проселок, убогие деревеньки и… и никакой цивилизации!
Какоето горестнощемящее чувство охватило вдруг Громова, ощущение чегото невероятного и непоправимого сдавило грудь, молодой человек подумал даже… О нет! Быть такого не может… потому что не может быть никогда. Ну а с другой стороны – чем тогда объяснить все эти странности?
Андрей обхватил голову руками, словно стараясь выдавить все дурацкие мысли. Ладно! Барселона! Там видно будет, тамто все и разрешится, и, может, через несколько дней он и Влада уже будут потягивать вино в летящем на родину лайнере!
Барселона… Гужевымто образом добираться – дня четыре, самое меньшее – три. Придется терпеть, делать нечего – надо сказать, конвой к своим обязанностям относился весьма добросовестно – кто б мог подумать, глядя на этих ряженых пижонов! Время от времени делая остановки и выводя узников «на моцион», стражи всегда привязывали конвоируемых за ногу, вообще, стреноживали, словно коней, какимито хитрыми узлами, а за Жоакином приглядывали куда как внимательнее, нежели за Громовым, словно бы парнишка и впрямь был перепелкой и мог в любой момент улететь. Все правильно – он же местный, все тропки знает, сбежит – попробуй поймай.
На ночь остановились в какойто деревухе, такое впечатление – что на постоялом дворе – на мотель сии грязноватые, крытые соломой хижины явно не тянули, даже до беззвездочного хостела не дотягивали. Старина, блин… И тут – старина. Перекусив черствой лепешкою с сыром и запив все это тепловатой водицей, узники улеглись спать все там же – в клетке, на брошенной стражниками соломе – спасибо и на том. Сильно пахло навозом, и рядом, надо полагать – в хлеву, всю ночь мычали коровы, так, что Громов и вовсе не сомкнул глаз, его уж потом, на пути, сморило – дорожка пошла в гору, стало куда меньше пыли да еще с моря дул прохладный, освежающий ветерок.
– Андрей! А я везде тебя ищу!
– Влада!
Молодой человек обернулся – он стоял на платформе, напротив поезда компании железных дорог Каталонии, из распахнутых дверей вагона ему махала рукой Влада – все в тех же белых шортах и рубашке в клетку, завязанной на животе узлом.
Бросив тяжелый чемодан (и откуда он у него в руке взялся), Громов немедленно подбежал, обнял девушку:
– Ты доплыла!
– Ну да. И ты – я вижу.
– Господи, Влада. Со мной тут такоое было! Расскажу – не поверишь. Ты куда едешьто?
Девушка пожала плечами:
– С тобой – в Фигерас. Помнишь, мы собирались?
– Так и ездили уже… А это что за станция? Жирона?
– Нет. Написано – Матаро.
– Матаро, – тихо повторил Андрей. – Постой! Это ж в другую строну!
– Так нам и надо в другую. В Питер, да!
– Но до Питера из Матаро поезда не…
Чтото тряхнуло, и поезд, и красивое личико Влады вдруг сделались зыбкими, расплылись, исчезли…
Громов поднял голову, схватившись за деревянную стойку клетки:
– Что так трясетто?
– Так дорога такая, – зевнув, отозвался Жоакин. – Скоро ночлег.
Молодой человек приник к решетке – уже наступали сумерки, но было еще не настолько темно, чтоб не разглядеть узенькие улочки какогото старинного городка – живописно одетый народ, небольшие двух и трехэтажные домики, церковь.
– Этот что за городто?
– Матаро.
– Матаро?! – узник резко обернулся. – У них что тут, карнавал, что ли?
Мальчишка неожиданно засмеялся, показав белые зубы:
– Не, карнавал у них весной, в честь святой Сусанны и святой Эулалии. А сейчас просто – праздник урожая.
– Ааа, – расслабленно протянул Громов. – Тото я и смотрю – в костюмах все маскарадных.
И в самом деле, в городке был праздник – на площади, встав в круг, веселые, разодетые кто во что горазд люди танцевали сардану, национальный каталонский танец, чтото типа неподвижного хоровода «с выходом». Ктото пел, ктото играл на гитаре, за церковью, под старым платаном, крутила разноцветными юбками юная танцовщица цыганка.
– А хорошо тут, – не удержавшись, Андрей смачно зевнул, хотя и должен уже был бы и выспаться. – Весело. Песни поют, пляшут.
Сидевший позади стражник вдруг чтото сказал узникам, громко, но без злобы.
– Он говорит – в эту пору в Матаро всегда весело, – перевел Жоакин. – Праздник урожая, да.
По случаю праздника узникам перепала крынка вина, опростав которую, оба сразу же и уснули, и проснулись лишь утром – от скрипа тележных колес и тряски.
– Поехали, – с улыбкой промолвил Перепелка.
Громов стряхнул приставшую к волосам солому:
– Слушай, Жоакин. Ты чему так радуешьсято? Надеешься на барселонское правосудие?
– Надеюсь! – подросток быстро перекрестился и чтото коротко произнес на латыни, как видно – молитву. – В Барселоне плетьми не бьют… В Барселоне сразу вешают!
– А ты шутник, как я погляжу!
Андрей усмехнулся – он и сам ценил черный юмор, тем более – столь неожиданный в устах этого забитого парня. Вообщето, Перепелка – тоже странный до невозможности.
– Жоакин, все хочу спросить – ты где учишься? В колледже?
– Да, в колледже, – юноша охотно кивнул. – Учился, у отцов иезуитов. Не здесь – в Жироне.
– В Жироне… иезуиты? Ах, ну да… у вас же католические школы есть, – молодой человек повернул голову, посматривая на показавшегося позади повозки всадника. – А что говоришь – учился. Бросил?
– Сбежал.
– Хха! – хмыкнул Андрей. – Вот уж поистине – ученье свет, а неученых – тьма. Хотя с английскимто у тебя вроде неплохо. Видать, научили.
Подросток помотал головой:
– Это не они, это дядюшка Паулу из нашей деревни. Старый рыбак. Люди говорят, он был когдато пиратом.
– Люди много чего говорят, – Громов проводил взглядом обогнавшего повозку всадника в старинном кафтане, плаще и широкополой шляпе. – Вот еще один, с карнавала. Ну с праздника.
– Да, верно – из Матаро.
Всадник обмолвился парой слов с конвоем – именно что парой, может, просто поздоровался – и пришпорил коня.
– А родители твои кто? – продолжал допытываться Андрей.
– Сирота я. Дядюшка Паулу меня к себе взял, он же и в колледж отдал…
Слово «колледж» Жоакин произносил на французский манер – «коллеж» – с ударением на последнем слоге. Ну да, каталонский – он к французскому ближе, к примеру, правильнее произносить Гауд и а не Г а уди.
– Жоакин, ты как к Гауди относишься? Саграда Фамилия – впечатляет, да! И Парк Гуэль, и дом Мила…
– Гауди? – забавно наморщив лоб, подросток отрицательно качнул головою. – Нет, я с таким не знаком.
– Не знаком?!!!
Громов не знал, что и думать. Хотя… спроси в российской провинции у подростков о… гм… ну, скажем, о Монферране или Стасове – многие ответят? Да никто! Вот и Жоакин – типичный представитель «поколения пепси» – такой же. Однако Гауди для Каталонии это все же не Монферран, и не Стасов – бренд! Ну как можно не знать?
– Ты в Барселонето был?
– Нет, не довелось покуда, – Жоакин шмыгнул носом. – Хоть сейчас посмотрю – перед смертью.
– Да что ты все заладил – «повесят», «перед смертью»! – не на шутку рассердился Андрей. – Ой, не нравятся мне твои суицидальные настроения, так и знай.
– Сеньор Андреас, – чуть помолчав, мальчишка испуганно хлопнул ресницами. – Прошу меня извинить, если я чтото не то сказал.
– Вот именно, что не то, – хмыкнул Громов. – Ладно, проехали.
Андрей вспомнил, как когдато давно, еще будучи студентом, подрабатывал учителем в средней школе в Кировском районе СанктПетербурга, точнее – в Ульянке. Так очень многие из тамошних детей были, скажем, на Невском, очень и очень редко, а Эрмитаж не посещали никогда, да, похоже, и не собирались. Зачем? Зато вот с «автовскими» подраться – это другое дело, это уж – завсегда.
Здесь – то же самое, подростки везде одинаковы.
– Ты, Жоакин, спортом какимнибудь занимаешься? Ну там, бегом, плаваньем?
– Плавать да – умею, дядюшка Паулу научил, царствие ему небесное. И бегаю вроде быстро… правда, вот сейчас не убежал.
– Быстро, говоришь… А сотку за сколько сделаешь? Что ты так смотришьто? Лаадно, уж вижу, какой ты спортсмен. А музыку какую любишь? Блюз, хевиметалл – как все здесь? «Маго де Оз», «Аваланч», «Тьерра Санта»… «Барон Рохо».
– Барон Рохо?! – В темных глазах парнишки вдруг промелькнул самый настоящий ужас. – Это плохо – Красный Барон! Говорят, его корабль – проклят. Ой… вы ж, сеньор, оттуда.
Громов замахал руками:
– Да ну вас, с вашими проклятьями, к черту!
Ночью Андрей спал спокойно, без сновидений, уснул сразу же, как только остановились на какомто лугу. Устал – путьто оказался утомительным, все ж таки трястись в телеге – отбить все бока! О том, почему его доставляли в Барселону столь странным образом, молодой человек уже даже не думал – к чему зря теряться в догадках, ведь скоро – уже очень скоро – все разъяснится, и…
А если все же…
Закусив губу, Громов глянул сквозь прутья решетки – они снова ехали по пыльной дороге и, судя по всему, должны были вотвот добраться до места назначения. А никакой городской агломерацией пока чтото даже не пахло! А ведь должны уже были бы пойти городкипригороды – Бадалона, Монгат…
– Бадалона? – переспросил Жоакин. – Сейчас попытаюсь спросить у возницы – он почемуто кажется мне добрее других стражников.
Парень прополз по клетке вперед и чтото тихо спросил. Потом обернулся:
– Бадалону проехали. Давно уже. А Барселона – сразу за тем поворотом. Возница сказал – увидим.
– Да уж не проглядим – точно.
Громов с усмешкой всмотрелся вперед, ожидая вотвот увидеть вздыбленный вечной эрекцией небоскреб – Торре Акбар, развязку линий метро, крепость на горе Монтжуик, порт с башней подвесной канатной дороги…
Ничего этого за поворотом не оказалось! Нет, порт был, и Готический квартал оказался на месте, но все остальное… Где башня Акбар, где отель «Вела» – «Парус», где, наконец, Саграда Фамилия? Кругом какието крепостные стены, старинные дома, брусчатка… если что и было знакомое, так это кафедральный собор Святой Эулалии да – как раз проехали – церковь Марии Морской. А… а… пляжи? А колонна Колумба? Еето куда спрятали? Наконец – автомобили, автобусы «Барселона бастуристик» – онито где?! И люди… всадники… опять в этих дурацких кафтанах, а коекто – и в париках! А вот рядом прогрохотала карета, запряженная шестеркой гнедых! Самая настоящая карета. Как и корабли в порту… Парусники!