Видимо, обрадовавшись тому, что удалось заполучить благодарного слушателя, мама регистора Трениума принялась с жаром читать лекцию о том, как следует себя вести девушке из столь древней и благочестивой семьи.
Поначалу Ника слушала внимательно, но скоро убедилась, что со времени бегства Лация Юлиса Агилиса за океан правила приличия, коих ей придётся придерживаться в радланском обществе, не претерпели сколько-нибудь существенных изменений, и ей стало скучно. Продолжая кивать, поддакивать и даже время от времени вставлять короткие реплики, девушка погрузилась в свои мысли, фоном для которых стало скрипучее бормотание старушки.
Чем дальше носильщики удалялись от дома, тем оживлённее становились улицы. За пределами сонного квартала знати текла бурная, суетливая жизнь большого города.
Пользуясь щелью меж неплотно задёрнутых занавесок, Ника с интересом разглядывала спешивших по своим делам мужчин и женщин, то кутавшихся в жалкие лохмотья, то одетых в приличную, хотя часто застиранную одежду. Мелькали ошейники и таблички рабов, чаще всего сопровождавших своих хозяев, но иногда куда-то спешивших в одиночку с деловым и озабоченным видом.
Шагавшие впереди паланкина коскиды время от времени громкими криками требовали освободить дорогу почтенной матери регистора Трениума.
- ... скромность в облике, поступках и желаниях - главное достоинство девушки, - продолжала наставлять собеседница и вдруг рассердилась. - Да ты же совсем меня не слушаешь, Ника!
- Слушаю, госпожа Септиса! - возразила та. - Умение обуздать недостойные порывы, умеренность во всех проявлениях радостей жизни - есть первейшая добродетель. Отец мне не раз это говорил.
- Ну хоть чему-то путному он сумел тебя научить, - проворчала бабуся, недоверчиво буравя внучку выцветшими глазками, и продолжила с прежним накалом. - А по сему не к лицу благонравной девице чрезмерно украшать себя кричащими красками и дорогими драгоценностями.
"На себя посмотри, - с лёгкой иронией подумала Ника. - Лицо в пудре, брови нарисованы, губы намазаны, в парике две золотые шпильки с висюльками, а учит скромности. В таком-то возрасте!"
Однако лицо её при этом по-прежнему выражало только почтительное внимание. А вот Гэая, наоборот, демонстративно отвернувшись, глазела на улицу, отодвинув край занавески. Видимо, бабушкины нотации успели ей изрядно надоесть.
Внезапно младшая внучка воскликнула:
- Орлиная дорога, госпожа Ника! Посмотрите!
- Где? - встрепенулась её двоюродная сестра, услышав название главной улицы Радла и радуясь возможности отделаться от проповедей Торины Септисы.
"Не думала, что она окажется такой занудой", - хмыкнула про себя девушка, выглядывая из паланкина.
Центральный проспект её, мягко говоря, не впечатлил. Ни своей шириной, вряд ли превышавшей тридцать метров, ни окружающими зданиями, большинство из которых были представлены местными высотками.
Окна верхних этажей темнели сберегавшими тепло закрытыми ставнями, а на первых и вторых - их дополнительно украшали крепкие решётки.
Расположенные внизу лавки и трактиры уже зазывали посетителей гостеприимно распахнутыми дверями.
Видимо, из-за особого статуса улицы здесь в изобилии наличествовали вооружённые стражники. Группами по двое-трое они неторопливо прогуливались по "тротуарам", призывая к порядку одним своим присутствием. Вначале Ника приняла их за легионеров, но присмотревшись, обратила внимание на маленькие круглые щиты вместо больших прямоугольных, на толстые короткие копья вместо лёгких дротиков. Да и доспехи у них выглядели не так солидно, как у солдат императорской армии.
В толпе мелькали бродячие торговцы, наперебой предлагая горожанам и гостям столицы пироги, лепёшки, колбасу, пряники, прочую еду, а так же всякую мелочь вроде лент, гребешков и поясов.
Обгоняя носилки Септисов, мимо проследовал красивый паланкин, влекомый чернокожими рабами в меховых шапках, похожих на лохматые папахи и странного вида зелёных хламидах, расшитых огненными узорами.
Со слов Наставника попаданка знала, что в этом мире есть свои негры. Но вот встречать их раньше как-то не приходилось. Видимо, заметив её интерес, Гэая спросила с превосходством коренного столичного жителя перед дремучим провинциалом:
- Никогда раньше не видели укров, госпожа Юлиса?
- Не доводилось, - покачала головой та. - Но отец рассказывал про людей с чёрной кожей, которые живут где-то на юге.
- Они очень сильные, выносливые и дорогие, - продолжила просвещать двоюродную сестру дочка регистора Трениума. - За одного укра или банарца можно купить трёх или четырёх рабов из Либрии, Каены, с Даросских островов.
Занавеска на обгонявших носилках раздвинулась, открыв их взору молодого человека, закутанного в плащ из чёрного меха с серебристым отливом. На вытянутом лице с мелкими чертами застыло выражение скуки, подкрашенные губы кривила презрительная полуулыбка, а в ухе покачивалась серьга в виде жемчужины величиной с фундук.
Поймав взгляд Ники, он равнодушно зевнул и отвернулся.
- Кто это? - спросила девушка.
- Понятия не имею, - небрежно пожала худенькими плечами Гэая. - Это у каких-нибудь дикарей в деревне все друг друга знают, а Радл - город большой. Отец говорил, что здесь живут восемь сотен тысяч человек!
- Много, - уважительно хмыкнула собеседница.
В отличии от других городов Импрении, в столице имелся не один, а пять форумов - по числу районов или регистов. Но наряду с ними, центром общественной жизни являлась Орлиная дорога. Здесь находится императорский дворец Доминиум, Сенат, а примерно посредине - святилище Сенела, посвящённое сразу трём богам. Такое количество небесных покровителей тоже выделяло Радл из числа других городов не только Империи, но и всего Континента.
Из прочитанного Наставником курса истории, Ника знала, что первым божественным покровителем будущей столицы считался Питр-громовержец. Но ещё при последних царях произошло объединение двух племён. Тогда, чтобы не обижать никого из богов, решили признать ещё и Сухара-всенасущного, отца богов и всей Вселенной. Ну, а священный топор Аксера радлане добыли триста лет назад после кровопролитной войны. Город Тернус, в храме которого он хранился, разрушили до основания, а реликвию вывезли в качестве трофея.
На первый взгляд святилище Сенела показалось Нике слишком скромным для такого большого города. Своими размерами храм вряд ли превосходил святилище Нутпена в Канакерне, хотя из-за обложенной каменными плитами насыпи, казался гораздо выше.
Зато за ним раскинулся обширный парк с покрытыми свежими листочками деревьями и круглым озером, из которого вытекали несколько ручьёв, заключённых в искусственные каменные берега.
Сверху по сторонам широкой мраморной лестницы святилища стояли бронзовые изваяния волка и орла, а у подножия разместились торговцы всем необходимым для жертвоприношения.
В плетёных клетках тревожно курлыкали голуби, на расстеленных поверх прилавков циновках лежали разнокалиберные кусочки ароматной смолы и можжевеловые веточки. Здесь же продавали различные амулеты в виде фигурок богов, животных, кружочков и пластинок с надписями, и крылатых фаллосов.
Жители центральной части Империи почему-то считали, что именно такой талисман лучше всего отгоняет злые чары и приносит удачу. Причём носили его не только мужчины всех возрастов, но и женщины, хотя и редко.
За время путешествия Ника успела привыкнуть к тому, что возле храмов торгуют столь эротического вида штучками, но увидев здесь целую выставку подобных амулетов разнообразных форм и размеров, с трудом удержалась от улыбки. Уж слишком потешно, на её взгляд, они выглядели, покачиваясь на двух натянутых верёвках.
Уловив некий интерес у проходившей мимо девушки, продавец, развесивший всё это великолепие над прилавком, тут же стал нахваливать свой товар, уверяя, будто именно его амулеты самые что ни на есть настоящие и непременно принесут удачу во всех делах.
- Спасибо, но как-нибудь в другой раз, - покачала головой Ника, с тихим ужасом представив, как будет выглядеть с подобным украшением на поясе. - Сейчас я должна принести жертвы небожителям и не могу думать больше ни о чём другом.
Оставив озадаченного таким ответом торговца, она подошла к Торине Септисе, как раз отсчитывавшей деньги за трёх голубей со связанными крыльями и лапками.
- Не трать понапрасну деньги, - неожиданно проворчала бабуля, сунув внучке испуганно дёргавшуюся птичку. - У этих обманщиков никогда нельзя купить ничего стоящего. Я отдам тебе свой талисман. Он много лет хранил меня от бед и несчастий. Теперь пусть послужит тебе.
- А как же вы? - запротестовала девушка. - Я не могу принять такой подарок.
- Мне уже ничего не нужно, - отмахнулась старушка. - Я своё отжила.
"Положу в корзину, и пусть валяется", - моментально решила Ника судьбу эротического амулета, осторожно подхватывая маму регистора Трениума под локоть.
Примерно на середине лестницы пришлось сделать остановку. Торина Септиса запыхалась, но когда внучка попыталась взять у неё голубя, решительно отказалась.
Пока бабуля восстанавливала дыхание, девушка рассматривала мраморные колонны, поддерживавшие казавшийся лёгким и воздушным фронтон, украшенный барельефами трёх богов-покровителей. Из большого круглого окна под самой крышей неторопливо струился дымок.
Их то и дело обгоняли люди, жаждущие милости небожителей, а те, кто уже обратился к бессмертным со своими чаяниями, довольно улыбаясь, возвращались обратно.
Стена за колоннами сверкала свежей побелкой, сквозь которую тем не менее просматривались очертания каменных блоков, из которых её сложили искусные строители.
Мельком оценив толщину дверей, изукрашенных медными и, кажется, даже серебряными накладками, путешественница вошла в зал, воздух которого наполняла густая смесь ароматов душистой смолы, можжевельника и горелого мяса.
В отличии от других храмов, где ей уже довелось побывать, помещение здесь имело форму не прямоугольника, а трапеции. Прямо напротив входа возвышалась бронзовая статуя Питра с курившимся перед ним алтарём, справа - Сухара, слева - Аксера.
Утренняя церемония поклонения богам уже закончилась, но Торина Септиса Ульда без труда отыскала жреца, который за несколько риалов согласился провести обряд для каждого из небожителей.
Боги получили жертвенную кровь, а святилище, кроме трёх голубиных тушек, ещё пятьдесят серебряных монет от матери регистора Трениума и десять от его племянницы за помощь в благополучно завершённом странствии.
- Надо бы ещё Нону почтить, - озабоченно бормотала старушка, спускаясь вниз по мраморным ступеням. - Но сегодня я уже что-то устала.
Успевшие заскучать рабы бодренько подали паланкин, а вот незнакомый коскид смылся, оставив Минуца одного сопровождать родственниц покровителя.
На обратном пути уставшая Торина Септиса задремала, пригревшись под меховым плащом, а младшая внучка, перебравшись к двоюродной сестре, понизив голос до шёпота, засыпала ту вопросами:
- А правда, что варвары поедают своих пленников живыми, и у них рот на животе? Неужели их женщины настолько уродливы, что всё время ходят с закрытыми лицами, а если увидят своё отражение - то падают замертво? Ещё я слышала, что у дикарей за океаном лошадиные копыта вместо ног.
Кроме того, девочка очень хотела знать: видела ли её собеседница одноглазых великанов, и несут ли заокеанские птицы яйца со скорлупой из чистого золота.
Ника терпеливо отвечала, дивясь про себя слишком детской наивности вопросов. На их фоне Вестакия Картен, дочь морехода, купца и по совместительству консула Канакерна, смотрелась гораздо более здравомыслящей и просвещённой. Та по крайней мере не спрашивала про людей с копытами и ртом на животе.
Однако Гэая не походила на дурочку. Возможно, здесь дело в том, что отец Вестакии успел побывать во многих далёких землях, где ему так и не попались ни птицы с золотыми яйцами, ни одноглазые великаны, а для Итура Септиса - всё, что дальше Даросских островов или Ольвии, уже легенда.
- Так вы прямо в лесу жили? - внезапно раздался скрипучий голос Торины Септисы.
- Там везде лес, - пожала плечами внучка, нисколько не удивляясь тому, что бабуся подслушала их разговор. - У аратачей нет ни городов, ни деревень. Они постоянно переносят свои стойбища с места на место. Поэтому отец построил нам свой дом.
- Как построил? - захлопала густыми ресницами Гэая.
- Руками, - не найдя более подходящего ответа, усмехнулась двоюродная сестра. - Сложил из камней стены, покрыл крышу, вкопал столбы под навесы.
Мать регистора Трениума презрительно фыркнула, плотнее закутываясь в плащ, а дочка, покосившись на бабулю, задала очередной умный вопрос:
- А что вы там кушали, госпожа Юлиса?
- В основном - мясо и рыбу, - ответила та. - Ягоды, орехи, съедобные корешки. Всё, что удавалось добыть в лесу.
- Сын сенатора Госпула Юлиса Лура из древнего рода ковырялся в глине, подобно жалким рабам, и словно варвар гонялся за дикими зверями, чтобы не умереть с голоду! - возопила Торина Септиса, всплеснув руками. - О, моя бедная дочь, за что тебя так наказали боги!? В родительском доме Тейса лишь ткала да вышивала, не забывая ухаживать за руками. Ей так хотелось, чтобы они выглядели гладкими и молодыми... А там, на краю света, среди дикарей, куда увёз её муж, моей ненаглядной доченьке приходилось самой свежевать животных, ковыряться в холодных, вонючих рыбьих потрохах!
Старушка закрыла лицо руками, её костлявые плечи затряслись.
- Неужели моя дочь это заслужила? И как только небожители такое допустили?! Да разве с таким умом, красотой и образованием она достойна жизни в лесу?
- Отец рассказывал, что предлагал маме вернуться к родителям, госпожа Септиса, - пробормотала девушка, смутившись при виде искреннего горя матери, потерявшей свою дочь.
- Если бы Лаций захотел - он мог бы ей приказать! - вскричала собеседница, потрясая высохшими кулачками. - Как подобает настоящей радланке, Тейса не посмела бы ослушаться мужа и осталась бы живой. Вместо этого твой отец затащил её на край света к диким варварам, заставил работать, как последнюю невольницу, и тем погубил мою доченьку!
Глаза старушки полыхали яростью, а в дребезжащем голосе звенела такая ненависть, что Ника невольно подумала: "Вот так божий одуванчик! Наверное, Наставник слишком хорошо знал свою тёщу, вот и решил остаться доживать у аратачей".
Видимо, заметив её реакцию, Торина Септиса как-то резко сникла, словно воздушный шарик через неделю после праздника. Губы бабушки скривились в жалком подобии улыбки.
- Прости Ника. Ты-то ни в чём не виновата. Должно быть, коварная Исми затуманила мне разум.
Не зная что ответить, внучка, кивнув, отвернулась и стала смотреть на улицу.
В паланкине повисла вязкая, неприятная тишина, которую не решилась нарушить даже притаившаяся, как мышонок, Гэая.
А в доме регистора Трениума их ждал сюрприз в виде толстой, рыхлой женщины в длинном, щедро украшенном лентами платье, и с высокой причёской, которая ей абсолютно не шла.
Окинув её быстрым, оценивающим взглядом, Ника обратила внимание, что вместо привычных сандалий или башмаков на ногах гостьи бесформенные чувяки, чем-то напоминавшие мокасины аратачей.
- Здравствуй, мама! - вскричала она хриплым, отдышливым голосом, встретив Торину Септису с внучками у ступеней, ведущих из прихожей в первый внутренний дворик. - Рада видеть тебя в добром здравии.
- И ты здравствуй, Анна, - ласково проворчала старушка, обнимая гостью. - Хвала богам, ты наконец-то нашла время проведать свою старую мать!
- Всё дела, - виновато улыбаясь сквозь слёзы, оправдывалась дочь. - И тяжело. Ты же знаешь, как я в холода мучаюсь? Сколько денег на лекарей извели, храму Пелкса золотую чашу пожертвовали, а дышать всё равно тяжело.
Отступив на шаг, она перевела взгляд на девушку.
- Так это и есть дочь Тейсы?