— Кхым-кхум, — расслышал он сквозь сон. — Подъём, ваш-сок-родь. Ростов.
— Спа-асибо, Кузьмич, — раззевался Авинов. — Хоть выспался.
На аэродроме его поджидал легковой «Руссо-Балт» с усатеньким водителем.
Исаев поглядывал на шоффера с подозрением, но Костенчик того сразу узнал и пригласил садиться.
Елизар Кузьмич замешкался, видимо, сомневался старый — а верно ли он поступил, набившись капитану в сопровождающие и телохранители? Ведь не к кому-нибудь направляемся, а к Самому!..
А вот Кирилла сомнения не мучили, и он пропустил Кузьмича вперёд. Хотя и у самого нервы на взводе находились.
По дороге он велел себе успокоиться.
Чего так нервишки-то расходились? Боевой офицер, а дёргается, как истеричная дамочка. Стыдно-с.
Ближе к особняку, выделенному под резиденцию Верховного правителя, улицы были перекрыты усиленными патрулями, а на перекрёстках угрюмо почивали броневики «Остин-Путиловец», готовые разбрызгать горячий свинец по врагу.
Бородатые казаки, сидевшие верхом, аки кентавры, свесились с сёдел, зорко оглядывая пассажиров «Руссо-Балта», узнали адъютанта и молодцевато козырнули:
— Езжайте, ваше благородие.
Машина неторопливо миновала решётчатые ворота и остановилась у невысокой лестницы, украшенной парой каменных львов, щербатых от пуль.
Авинов внезапно ощутил в себе то самое состояние, что всегда помогало ему в бою, — холодное, ледяное спокойствие.
Ну и слава Богу, а то трясётся, как студень…
А он разве не в бой идёт?
Да, этот лощёный подпоручик ведёт его не к врагу, а к вождю, но… Вот именно.
За него-то, за «Великого Бояра», и будет бой.
Хоть костьми ляг, а обрати Лавра Георгиевича в свою веру, сделай товарищем и союзником!
— Побудь здесь, — тихо сказал Авинов оробевшему Исаеву.
Тот кивнул только, чувствуя себя неловко.
Проследовав к личным покоям Верховного правителя, Кирилл сдал свой маузер охранникам — огромным молчаливым парням, постучался в высокую дверь и вошёл.
Корнилов стоял у окна, выходившего в заснеженный вишнёвый сад, стоял задумчив и строг.
Сухощавый, с раскосинкой, с бородкой своей, весьма смахивавший на азиата, коим наполовину и родился, Лавр Георгиевич был одет, как всегда, — в защитный френч и синие бриджи, заправленные в сапоги, начищенные до зеркального блеску.
— Здравствуйте, Кирилл Антонович, — дружелюбно проговорил Корнилов.
— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!
— Полноте, полноте… Стало быть, не оставляют вас вниманием большевики?
— Да надоели уже, Лавр Георгиевич!
Корнилов посмеялся тихонько и вернулся за стол, облокотился на него, сцепил пальцы.
— Признаться, когда Ряснянский прилетел ко мне, взмыленный, с глазами по пять копеек, и вручил вашу папку, я не сразу распознал, что именно он принёс. Сведения, конечно, были весьма и весьма любопытными. Больше всего меня поразила точность приведённых цифр, а также их обилие. Ну слушать нашу разведку я особо не стал — не их профиль, а показал кое-что из папочки тем, кто в том смыслит. Что сказать… О пенициллине я шепнул Боткину. Евгений Сергеевич загорелся идеей и сейчас весь госпиталь заставил бутылями с… хм… с культуральной средой. А в тайны радиопередатчика на пустотных реле я посвятил Бонч-Бруевича…
— Так он жив-здоров? — вырвалось у Авинова. — Простите…
— И жив, и здоров, — улыбнулся Корнилов. — Большевики эвакуировали его радиолабораторию в Нижний, а Каппель — человек образованный, смекнул, что к чему, поставил радиоинженеров на довольствие, ещё и дров выписал. А на днях сам Бонч-Бруевич прикатил к нам в Ростов, ассигнования выбивать. Вот я ему и показал кое-что из вашей папки. Михаил Александрович глянул одним глазком, а потом впился в текст — и чуть было по потолку не забегал. Кричал тут о грандиозных прорывах и могучем прогрессе, да так сильно, что охрана набежала. Это я к тому говорю, что нынче папочка ваша не вызывает у меня сомнений, в ней действительно собраны сведения особой государственной важности. Именно поэтому Ряснянский волосы на голове рвал, распереживался, что не сберёг вас для России, не окружил полком солдат и батареей орудий, дабы защитить от происков. Так что готовьтесь, капитан. Второй раз он ошибки не допустит. Ныне ваша безопасность — вопрос первоочередной. Пусть это звучит несколько цинично, но вы слишком ценный секретоноситель, чтобы подвергать вас риску быть убитым на фронте или, что гораздо хуже, оказаться в плену.
— Я понимаю, — вздохнул Кирилл.
В этот момент в дверь стукнули, и в кабинет заглянул Ряснянский. Углядев Авинова, генерал-майор облегчённо выдохнул и заулыбался.
— Ну наконец-то я смогу спать спокойно! — воскликнул он. — Смогу спать спокойно… Не помешал, Лавр Георгиевич?
— Я как раз вас и дожидался, — улыбнулся Корнилов. — Присаживайтесь. Оба. А теперь, Кирилл Антонович, расскажите мне главное: откуда все эти сведения? Гипнотизм — это прекрасно, но он способен объяснить лишь глубину и точность ваших тайных знаний. Но где вы их взяли?
Авинов присел на стул, собираясь будто перед прыжком в ледяную воду.
— Лавр Георгиевич, — начал он, — то, что я вам расскажу, может показаться фантастическим вздором или бредом сумасшедшего, но очень вас прошу дослушать до конца, а уж я постараюсь быть кратким… Всё началось в конце сентября прошлого года, в Петрограде, куда я был послан для встречи с генералом Алексеевым…
Кирилл сжато и быстро передал события того переломного вечера, когда, с подачи Фанаса, решалась судьба империи. Уже бывшей империи.
Он в двух словах изложил «Краткий курс истории» — той, которая едва не свершилась, но всё ещё может произойти.
При этом Авинов осторожничал.
Он говорил: «Человек, называвший себя Фанасом, утверждал, что он якобы путешественник во времени и переместился к нам аж из 4030 года…», «Фанас заявлял, что использует что-то вроде животного магнетизма, чтобы я запомнил в точности массу сведений…»
Когда Кирилл смолк, то и Ряснянский, записной скептик, и сам Корнилов ни слова не сказали, всё ещё находясь под впечатлением.
Первым разлепил губы начальник РОГШ.
— Кому ещё известно об этом? — спросил он строго.
— Мне пришлось рассказать правду своему ординарцу и капитану Петерсу.
— Петерс, Петерс… — нахмурил лоб Верховный правитель. — Дроздовец?
— Так точно.
— Ну это человек верный.
— А господина Исаева я застал в коридоре, — улыбнулся Ряснянский.
— Кузьмич боится меня одного отпускать. Если подумать, это он спас меня. И меня, и всех остальных. Быстрее всех сообразил, что делать, и вот…
Покивав, Корнилов поднялся, делая знак офицерам: сидите, мол.
— Стало быть, — медленно проговорил он, — я должен был погибнуть ещё в апреле… И Марков ненадолго бы меня пережил, и Дроздовский… А Деникин, значит, в поход на Москву… Глупо как. Растянуть фронт в нитку, оставив Махно в тылу… М-да. А Колчак стал бы Верховным правителем… Хм. Боюсь, что Александр Васильевич слишком честен для такого поста, слишком много в нём ненужного джентльменства. Он до сих пор склонен доверять англичанам с американцами. Последние события повергли его в шок… Скажите, Кирилл Антонович, а вы сами верите, что такое будущее возможно?
Авинов вздохнул.
— Признаться, Лавр Георгиевич, я и сам не знаю, верить или нет. Тогда, в прошлом сентябре, я безусловно верил. Эта фильма… Понимаете, увидеть такое… Это не было постановкой, потому что я видел совершенно эпические панорамы, где сходились в битве тысячи танков! Сотни самолётов… э-э… аэропланов обрушивали бомбы на города, тонули огромные корабли… Нет, такое не снимешь! Но как я могу вам доказать, что виденное мною действительно было? Может, я и не видел ничего — мне это всё внушили! И визита путешественника во времени никакого не было, а наличествовал могучий гипноз…
— Но папка-то вот она, родимая!
— Так в том-то и дело! Помню, переживал: а стоит ли передавать её? Вдруг всё, записанное мною, — бред, глупые выдумки? А если нет?
— Вот-вот…
Пройдясь к окну и обратно, Лавр Георгиевич проговорил:
— Если вы читаете газеты, то видите, как всё осложнилось. Конфликт с англичанами нам ни к чему, но и сдавать позиции никак нельзя. Ни британцам, ни французам, ни американцам не нужна единая, великая и неделимая Россия. Разодрать нашу страну на жалкие уделы, где они станут полновластными хозяевами, как в какой-нибудь Чёрной Африке, — вот их цель. Кстати, Ллойд Джордж этого почти не скрывает, как и Вудро Вильсон. Полковник Хаус, советник Вильсона, прямо говорит, что «…остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделенная европейская часть страны». Ноу комментс, как говорят англичане! Увы, политика Антанты по отношению к Белому движению является образцом неблагородства. И то, что англичане оказывают помощь большевикам, лишь подтверждает их общий курс.
— Позвольте, Лавр Георгиевич, добавить, — сказал Ряснянский. Получив согласие, он продолжил: — Государственный департамент САСШ составил карту России, на которой за нашей страной осталась лишь Среднерусская возвышенность, а все остальные территории должны, по их мнению, отойти к САСШ, Англии, Франции, Японии и другим «партнёрам» Америки. А что касается помощи большевикам, то Англия тут не одинока. То Англия тут не одинока… По данным агентуры начальника русской миссии в Берлине, в столицу Германии для переговоров тайно прибывали представители советского правительства.
Корнилов покивал.
— Порою, — сказал он, — читая наши газеты, думаешь, что всё у нас плохо. На самом-то деле газетчики лакируют действительность — всё куда хуже! Вы полагаете, что мы месяцами удерживаем фронт, не переходя в наступление, потому лишь, что желаем укрепить тыл? Отчасти это так, но лишь отчасти. Иная причина куда важней — мы крайне слабы, Кирилл Антонович. Да будь в Красной армии умелые командиры, а не вчерашние матросы или фельдшера, мы бы с вами здесь не сидели. Смели бы нас к такой-то матери! В наших рядах всего шестьсот с лишним тысяч штыков, а Троцкий уже выставил два миллиона! У нас пока единственное превосходство над красными — умение воевать. А они берут числом. Теперь помножьте семизначное число на английские танки и аэропланы, и получите то «произведение», что так меня беспокоит. И если переданные вами сведения, Кирилл Антонович, хоть как-то смогут повлиять в благоприятную для нас сторону, нужно сделать всё, чтобы знания под грифом тайны ОГВ воплотились в металл! Для этого мы создадим Особую Службу, выделим помещения, профинансируем, соберём знающих и нужных людей… Вы упоминали Бонч-Бруевича, Фёдорова, Зворыкина, Сикорского. Эти господа уже приглашены. Готовьте список, Кирилл Антонович, кого ещё «заманить» к вам в Особую Службу.
— Ко мне? — растерялся Авинов.
— А то к кому же? Моим приказом от сего числа вы назначаетесь начальником Особой Службы при Ставке Главнокомандующего. Подчиняться будете лично мне, по всем вопросам обращайтесь к Сергею Николаевичу, он будет курировать вашу деятельность.
— Лавр Георгиевич, — смущённо проговорил Кирилл, — я всего лишь случайный человек, по воле судеб столкнувшийся с «попаданцем», и…
Корнилов с улыбкой поднял руку.
— Я ценю вашу скромность, Кирилл Антонович, но и вы меня поймите. Дело ведь не только в том, что вас надо беречь от посягательств большевиков и прочих любителей поживиться русским достоянием. Вы — человек испытанный, вам можно доверять. А лёгкой жизни не ждите! Или вы решили, что работа в Особой Службе будет неотличима от бумагомараний в скучном присутствии? Тогда спешу вас «обрадовать» — тишины и покоя не будет! Зато бессонные ночи я вам гарантирую. Уж порадейте за Россию-матушку!
— Приложу все старания, Лавр Георгиевич…
— Приложите, приложите… господин подполковник, — сказал Ряснянский и ухмыльнулся, заметив выражение лица Авинова. — А что вы удивляетесь, Кирилл Антонович? Негоже капитану заведовать Особой Службой. Не по чину!
— Я не заслужил…
— Заслужите, Кирилл Антонович, заслужите. Какие ваши годы!
Особую Службу разместили неподалёку от Большой Садовой, в громадном особняке, выстроенном неким купчиной.
Купчина окружил свой домище небольшим парком и высокой решётчатой оградой.
Правда, выстроили сие «родовое гнездо» с умом — могучие голландские печи хорошо прогревали оба этажа.
Толстые стены держали тепло зимой, а прохладу — летом.
Да и охрану нести было легко…
Ну тут Авинову — подполковнику Авинову! — снова преподнесли сюрприз.
Утром его разбудил шум моторов — это прибыла охрана.
Взвод 1-й Особой автоброневой роты.
«Для Особой Службы, — посмеивался Исаев, — и рота Особая!»
Елизар Кузьмич очень гордился производством своего подопечного в подполковники, а уж как Саид с Махмудом радовались — это надо было видеть.
Ряснянский приставил к Кириллу молчаливых казаков-пластунов, прошедших и Русско-японскую, и восстание «Большого Кулака», и Великую войну.
Опытные оказались мужички, умелые, азиатами — япошками да китаёзами — натасканные.
Группа офицеров-разведчиков была на подхвате, эти всё видели и всё слышали, быстро делали надлежащие выводы и принимали крутые меры. Шпиона мигом распознают, расколят и пустят в расход.
После обеда текинцы взялись подвозить к особняку спецов — проверенных и просвеченных Ряснянским на предмет благонадёжности, знатоков в своём деле.
Авинов лично встречал их и провожал в Большой зал.
Игорь Сикорский, творец «Муромцев»… Владимир Зворыкин, изобретатель «дальновидения»… Михаил Бонч-Бруевич, талантливейший радиоинженер… Евгений Боткин, бывший лейб-медик… Генерал Фёдоров, создатель «ручного ружья-автомата», капитан Токарев и Дегтярёв, мастера-оружейники… Василий Менделеев, спроектировавший первый русский танк… Владимир Шухов, изобретатель стальных нефтехранилищ и газгольдеров, гиперболоидных башен и крекинга нефти… И ещё, и ещё…
Зал домашнего театра в купеческом доме не зря назывался Большим — места хватило всем.
Выйдя на сцену, Авинов представился.
— Я не Цицерон и не речистый большевистский агитатор, — сказал он. — Поэтому буду краток. Между вами и мною, господа, есть две большие разницы. Вы были посвящены в отдельные тайны особого значения, мне известны они все. Однако вы являетесь виднейшими авторитетами в разных областях, а я всего лишь офицер. Но! Все мы любим свою страну и желаем ей блага. Вот об этом и нужно помнить. Нас многое разделяет, как и всех в Белом движении, — одни ратуют за монархию, другие за республику, третьи и вовсе склонны к делу революции. Но мы собрались здесь не для того, чтобы митинговать. Наша задача — довести до ума все те машины, приборы, процессы, материалы, о коих вы узнали из совершенно секретных документов, дав подписку о неразглашении. Вы читали листочки, отпечатанные на машинке, они вторичны. Самые первые я записывал карандашом. Я не хвастаюсь, просто хочу добиться понимания. Господа! Если у вас возникнут вопросы по тем самым листочкам, обращайтесь ко мне. Возможно, я вспомню ещё какие-то детали, не упомянутые ранее. И давайте начнём работать! Поскорее, ибо времени у нас нет! И вас, и ваши семьи устроят, выделят деньги, закажут оборудование, закупят всё, что необходимо. От нас требуется одно — труд. Не забывайте — идёт война, и здесь, через нашу Особую Службу, тоже проходит линия фронта. И мы должны победить! Обогнать на годы и большевиков, и Англию с Америкой, вывести Россию вперёд, сделать её сильной, богатой и процветающей! Это и будет нашей победой.
Менделеев тянул руку, как в гимназии.
— Да, Василий Дмитриевич.
— Господин подполковник, а откуда у вас все эти знания?
— Да, да! — поддержал зал. — Откуда?
Авинов усмехнулся.
— Военная тайна, господа.
УССР, Щербиновка Бахмутского уезда.