Найдя Зяму, я собирался обсудить с ним дальнейшие наши планы, как вдруг над нами пролетел вертолёт. Не низко, и не высоко, военный, похожий ни Ми-8.
Проводив его взглядом, ребята продолжали заниматься своими делами. Многие вышли на песчаный пляж, все голые, высохшие под солнцем, как саксаул, коричневые.
Наш постовой вдруг выстрелил.
И тут началось что-то непонятное. Ребята стали падать, послышался свист и противные чмокающие и чпокающие звуки. Мальчишек отбрасывало, возле них образовывались красные облачка.
- Ложись! – заорал я, но было поздно, паника охватила ряды расслабившихся пацанов.
- Ма-а-ма-а! – раздался жалобный крик, его подхватили другие, бестолково заметавшись на берегу.
Пули летели со свистом, насквозь пробивая маленькие худенькие тельца.
Несколько секунд я лежал рядом с Зямой, заворожено глядя на эту нереальную картину.
Потом рванул мальчишку за руку, и помчался к машине. Зяма бежал, с ужасом глядя на резню.
Митяй уже лежал на кабине, свесившись головой вниз. Карабин валялся на песке.
Схватив карабин в руки, я взлетел на кабину, столкнув оттуда Митяя, и тут стрельба прекратилась.
Повертев головой, сначала не понял, что за звуки раздаются.
И увидел: собаки! Я выстрелил. Одна овчарка кувыркнулась, ещё одна, и на пляж выметнулась свора убийц в составе овчарок, доберманов и бультерьеров.
Ребята бросились в озеро с душераздирающими воплями. Вода тут же окрасилась в красный цвет.
С ужасом глядя на происходящее, я забыл, где нахожусь. Зяма тоже застыл на месте.
Очнувшись, я спрыгнул вниз, запихал в кабину Зяму, заскочил сам, захлопнув дверцу прямо перед кровавой оскаленной пастью взбесившегося зверя. Карабин чудом не забыл. А Зяма завалился на бок, без чувств.
Двигатель взревел, и я осторожно выбрался из укрытия, чтобы не подавить маленькие тела, в беспорядке раскиданные по пляжу. Собаки рвали их в клочья, возможно, некоторые мальчишки были ещё живы.
Зажав в себе рвотные позывы, я выехал на дорогу, и здесь разогнался. Перед перекрёстком стоял БТР, возле него нервно курил офицер. Дальше дорогу перегораживали две милицейские машины.
Офицер почему-то сжевал окурок, встретившись со мной взглядом, а менты впереди приготовились стрелять, вскинув автоматы, но отскочили в стороны, потому что я всей массой тяжёлого военного грузовика уже врубался в хилый заслон, разрывая и раскидывая в стороны куски металла от их машин.
«Урал» подбросило, немного накренило, но скоро он выпрямился, и я уверенно погнал его по направлению к посёлку.
- Так-так-так! – застучало что-то по машине, и я с удивлением увидел насколько ненужных дыр в ветровом стекле.
Не знаю, почему, но БТР за нами пока не гнался, только кто-то пустил очередь из автомата вдогонку.
Хорошая машина «Урал»! За кабиной стоят два огромных запасных колеса, защищающие водителя и пассажира от пуль.
Впереди появился посёлок. Сбавив скорость, я с трудом растолкал Зяму, который стал с удивлением озираться.
Выгоревшая до белизны улица была безлюдна, что происходило за высокими дувалами, видно не было. Так мы ехали, пока не добрались до центра. Здесь были магазины, возле них росли чахлые деревца, дающие скромную тень.
Поставив машину рядом с универмагом, я не стал глушить двигатель, взял карабин и сказал:
- Зяма, пошли, немного прибарахлимся!
- Прямо так? Мы же голые! В кузове одежда есть!
- Не волнуйся, Зям, так даже лучше! Как ты думаешь, на что будут смотреть продавцы, когда в магазин ворвутся двое голых вооружённых мальчишек?
- На ружьё?
- Хм! Ну, да! – сказал я, понимая, что наши бугорки непросто будет разглядеть. Это я вспомнил историю одного ограбления, когда в банк ворвался голый вооружённый парень без маски, ограбил банк, и скрылся. Потом никто не смог составить фоторобот, никто не рассмотрел его лицо…
Так мы и сделали. Забежали в магазин, я перевернул табличку со словом, «открыто» и задвинул засов.
- Спокойно! – тонким голосом крикнул я, - Это ограбление!
- Мальчики! Перестаньте хулиганить! – сердито сказала полная продавщица.
- Никто не хулиганит! – возразил я, - Все на пол, лицом вниз, руки за голову! Кто будет сопротивляться, стреляю! – пришлось выстрелить в потолок. Сверху посыпалась штукатурка. Но никто не лёг, все, с удивлением, смотрели на нас.
Посетителей было мало, ближе всех ко мне стояла беременная женщина с мальчишкой, примерно наших с Зямой лет.
- Вы, - показал я беременной, - садитесь на стул и отвернитесь к стене. Зяма, оборви телефон!
Мой друг схватил телефон, к которому потянулась было продавщица, оторвал провод, дёрнув аппарат.
- Вы! – показал стволом я на девушку-консультанта в зале, - Несите по три комплекта детской одежды для меня с товарищем! Включая бельё, кеды, сандалии и кепки! Быстро! За нами гонятся убийцы! Поймите, они свидетелей не оставляют! Шевелитесь скорее!
Мальчишка посмотрел на меня вопросительно.
- Что? – спросил я у него.
- Можно сказать? Только на ухо?
- Говори! – мальчишка подошёл ко мне, и шёпотом спросил:
- Вам другая машина нужна? Я покажу, здесь недалеко один барыга живёт, у него «козлик» есть!
- Понял! Уши драл? – огромные оттопыренные уши мальчишки покраснели, он кивнул.
- Знаешь, что? – задумчиво сказал я, - Бери свою маму, и тикай отсюда через чёрный ход. Потом пулей беги в милицию, или в больницу, что ближе не знаю. Скажи, что в этой машине, - стволом ткнул я на «Урал» за окном, - раненые дети. Где живёт барыга? - мальчишка показал вдоль улицы. Там стоял, припаркованный на обочине, «газик» без верха.
- Ключ он не вынимает, знает, что никто не осмелится залезть к нему, - пояснил мальчик.
- Ещё вопрос! – обратился я к мальчишке, - Есть здесь пруд, или арык, где дети купаются?
- Есть канал! За посёлком, вон там! Туда даже детдомовцы приезжают!
Я обрадовался этому известию. Вспомнив про иголку среди иголок.
К этому времени девушка принесла нам одежду.
- Что с вами? – удивилась она, разглядев нас, как следует, - Вы сбежали из концлагеря?
- Вы недалеки от истины! – улыбнулся я ей «милой» улыбкой, запихивая одежду в холщовые сумки. Позаимствовав из кассы рублей пятьдесят, мы, не успев одеться, побежали на улицу через чёрный ход, предупредив посетителей и продавцов, чтобы они лучше закрыли магазин и уходили, потому что наши преследователи убивают всех свидетелей.
Конечно, нам до боли было жаль оставлять здесь раненых товарищей, но сдаваться мы были не намерены, поэтому рванули к «козлику».
Ключи на самом деле торчали в замке зажигания, я повернул, машина завелась, и мы помчались вперёд, благодаря и барыгу, и мальчика, подсказавшего нам, где взять транспорт.
Скоро зелень, показавшаяся впереди, указала нам направление, в котором находился канал.
Добравшись, мы остановились и огляделись. В связи с жарким днём здесь было немало народу, стояли два «ПАЗика», с табличками «дети», эти самые дети купались, загорали и просто бегали по берегу. Маленькие голышом. Мы бы тоже влились в их компанию, если бы не номера на ягодичках.
Зяма быстро натянул трусы, я тоже.
Ему хорошо, а у меня на плече, где у Миледи красовалась лилия, был выжжен номер 13.
Засунув карабин под заднее сиденье машины, мы взяли сумки с одеждой и побежали на пляж.
Там, вынув одежду, разложили её на песке, сумки прикопали. Если одежду украдут, так и скажем воспитателям, которых я заметил, когда попросимся к ним, сказав, что отстали… от кого-то. Там придумаем.
Взяв Зяму за руку, потащил в канал. Отплыли подальше, купались, не забывая приглядывать за берегом. На другом берегу канала тоже загорали ребята и взрослые. Туда мы и поплыли.
На этой стороне мы приняли беззаботный вид, не забывая, однако, смотреть вокруг.
На той стороне, откуда мы приплыли, подъехал автомобиль, из него вышли какие-то люди. Не привлекая особого внимания, начались проверки купающихся. То, что угнанный автомобиль нашли, я не был уверен: пока хозяин его обнаружит, удивится, побежит в милицию…
Если барыга не в доле с милицией, сразу не кинутся на поиски, а если даже кинутся, нас ищут совсем другие люди. Как мне кажется, им не всегда по пути с милицией, слишком далеко они зашли.
И тут… Сначала я даже не поверил своим глазам!
К нашему берегу подошёл «ПАЗик», откуда сначала вышли воспитатели, мужчины. На воспитателей и их воспитанников у меня уже глаз был намётан! Они очень вежливо освободили самый неудобный кусок пляжа, и затем разрешили выйти из автобуса пацанам.
С огромной радостью я увидел бритые головы наших ровесников! Специнтернат!
Мы сделали заплыв, подождав, когда эта весёлая компания разденется и с весёлыми криками бросится в воду.
После этого мы спокойно выбрались на берег, где они расположились.
Трусы у нас были такими же, лица и головы не отличались от интернатских, разве что мы более костлявые.
Я внимательно осматривал ребят, отыскивая похожих на нас с Зямой. И они нашлись. Причём уселись рядом с нами.
- Привет! – поздоровался я.
- Привет! – не отказались пацаны.
- Сдёрнуть хотите? – поинтересовался я.
- А что? – насторожились пацаны.
- Мы с корешем попали в неприятную историю, надо спрятаться. Давайте так. Вы нам свою робу, кликухи, а мы говорим, где наша гражданская одежда, по рукам? Только быстро!
- Вас же быстро вычислят! – не поверили интернатские.
- Это уже наше дело! Нам главное, отсюда смыться! Ваш интернат далеко?
- Не очень, зато за колючей проволокой! Вам понравится! – усмехнулся старший и представился:
- Васька Жмых, он же Шмаков, а это – Сучок, или Сенька Короткин.
- Я Васька, - решил я, - а ты Сучок! – толкнул я поморщившегося Зяму. После чего ребята показали нам свою робу, а мы нарисовали на песке, где лежат наши вещи. Мы их специально разложили в разных местах, придавив камнями. Хоть что-то должно остаться.
Ребята уплыли, позаимствовав у нас червонец, а мы продолжали культурно отдыхать, приглядываясь к коллективу.
Перед уходом Васька с Сучком описали нам центровых парней, даже шепнули кое-кому о нас, чтобы не слишком удивлялись подмене. Оценив наш колоритный вид, пацаны не задавали лишних вопросов. Если они были не глупыми, могли сообразить, что спрятаться в закрытом интернате могли только сбежавшие из колонии, а значит, можно предположить, что мы выше их по статусу.
Но прощупать попытаются, уверен.
Когда, по мнению удивлённых относительным порядком воспитателей все накупались, мы построились, причём в нашу сторону уже поглядывали отдельные нехорошие личности, из числа гражданских. Провели перекличку, посчитали по головам, и велели рассаживаться по местам.
- Эй! Кенты! – тихо позвали нас сзади, когда мы уже сидели в автобусе, - Вы откуда?!
- Всё потом! – улыбнулся я самой хищной своей улыбкой, от которой верхняя губа, рассечённая побратимом, обнажила зубы вместе с дёснами, а перебитый нос съехал на сторону.
Роба скрыла, наконец, выжженный номер на плече. Кепка была с большим козырьком, почти скрывающим лицо.
Честно говоря, я был доволен. Сейчас поужинаем, воспитатели проведут перекличку, и спать…
Ну, спать нам вряд ли дадут, спросят, кто такие… но, думаю, договоримся.
Уйти отсюда? Да как два пальца! Деньги есть, купить майку с кедами можно.
Где я деньги прятал? Да в трусах! Это очень просто.
А вот Зяма что-то совсем раскис. Привалился к окну и отключился. Кое-как его растолкал, когда приехали. Нехорошо ему было, не отпускали видения плохой гибели пацанов на берегу озера.
С трудом уговорив его отстоять построение, попросил ребят помочь отвести в столовую.
Там Зяму затошнило.
- Что с ним? – подошёл дежурный воспитатель. Чёрт! Только этого не хватало! Я опустил голову, но, на моё счастье, сидящий рядом пацанёнок вскочил и сказал:
- Перегрелся на солнце, Борис Николаевич! Разрешите проводить Сеньку в уборную?
Воспитатель кивнул, и отправился дальше. «Сеньку» проводили, умыли холодной водой, и привели уже в более-менее живом состоянии. Всё-таки нормальные пацаны в интернатах и колониях сидят. Отморозков мало. Жаль, что в будущем станет немного по-другому, понятие «мы» заменят на понятие «я». Мне хорошо, а на остальных нас…ть!
После ужина, увидев, что мы едва держимся на ногах, ребята спрятали нас в пионерской комнате, где у них была устроена лежанка, за огромным портретом Ильича.
Пионерская комната была чем-то вроде Красного Уголка, где ребята в свободное время читали книжки, слушали радио, даже телевизор здесь был.
Обычно комната всегда открыта, но ключ от неё всё же был, и сейчас, уложив нас, Миха, парень лет пятнадцати, выставил всех отсюда, и закрыл дверь, оставив нас одних.
Мы отключились. Мне уже приходилось переживать подобные стрессы, а вот Зяме пришлось тяжело. Он вскрикивал во сне, плакал, мешал спать.
Пришлось встать, потом сесть рядом с ним, положить его голову на свою костлявую грудь и петь колыбельную, которую мне напевала когда-то, кажется, в прошлой жизни, Лена, маленькая целительница.
Худо-бедно, но мы отдохнули. После вечернего построения и переклички, мы собрались в Пионерской комнате, куда старшие пришли, послушать нас. Мелкие принесли кое-какой еды. Подумав, я осторожно рассказал, конечно, не сказав всей правды, что мы вырвались из настоящего рабства.
Чтобы не быть голословным, показал выжженные номера на плече и ягодицах. Парни прониклись.
- Мне надо будет позвонить, - сказал я, - тогда за нами приедут.
- Телефон в кабинете директора, - почесал затылок Валентин, старший из центровых, - но есть и у охраны. Но там ещё более нереально, мужики там серьёзные, никогда не спят.
- Тогда надо говорить с директором, - решил я. – Нормальный мужик?
- Нормальный, - вздохнул Миха, - как говорят в кино, строгий, но справедливый. Если нет другого выхода, попробуй убедить.
Зяма всё не мог успокоиться, сидел вплотную ко мне и дрожал. Мне пришлось обнять его одной рукой, прижав к себе.
- Что с ним? спросил Валентин.
- Он потерял сегодня самого близкого друга. Его убили.
- Кто убил? – спросили просто так ребята, понимали же, что враги.
- Я.
Подождав, когда ребята придут в себя, глядя, как я прижимаю к себе близкого друга убитого мной мальчишки, положившего мне на плечо свою бритую голову, пояснил:
- У его друга было ранение в живот, к тому же перебит позвоночник. Времени не было. Мы не могли его взять с собой, не могли бросить. Пришлось прекратить его мучения.
- Ты тоже сегодня потерял лучшего друга, - напомнил мне Зяма.
- Зато нашёл другого, - крепче обнял я его.
- Я тоже! – улыбнулся Зяма.
Ребятам оставалось только молча смотреть на нас.
- Всё познаётся в сравнении, ребята! – сказал я, - Надеюсь, эта ночь будет спокойной, давайте спать. Мы не отдыхали, скоро уже год будет.
Ребята засуетились, проводили в спальню, где уже все улеглись, показали наши кровати, которые стояли в разных местах спальни.
- Я буду с тобой спать! – решительно заявил Зяма.
- Ты мне всю ночь спать не дашь! – возмутился я, - Опять воевать будешь!
Зяма, заплакав, пошёл к себе. Тогда Миха решительно согнал с постели моего соседа и отправил его на место Зямы. Мы легли рядом. Когда раздевались, ребята с содроганием смотрели на наши скелеты, обтянутые коричневой рваной кожей. Увидев их лица, я улыбнулся, и сказал:
- Ведите себя хорошо, не попадёте в ад!
Мне показалось, ребята приняли мои слова к сведению вполне серьёзно.
- Хоть бы ребята не попались! – пожелал я перед сном. Зяма взял мою руку, и успокоился.
- Почему «Зяма»? – шёпотом спросил я его.
- А! – ответил друг, тоже шёпотом, - Вообще-то я Зосима, Зося. Пусть уж лучше будет Зяма!
Директора интерната звали Артур Ниязович Ниязов.
Был это крупный представительный мужчина за сорок, одет в белую рубашку с коротким рукавом и светлые брюки. Я его видел мельком, на утреннем построении, когда директор выходил из служебной машины, направляясь в административный корпус.