Маленькие, очень подвижные существа были помехой для медлительных, степенных взрослых. А пацанам всегда хотелось побегать, облить друг друга холодной водой. Особенно тех, кто выходил из парной. Так что мы попали как раз в детское время. Взрослые уже знали, что в эти часы здесь бесятся дети, и приходили только те, кому некогда было прийти вечером, или незнакомые с здешними порядками.
Поэтому мы появились в бане как раз в то время, когда здесь собрались все местные маленькие жители. Сразу же мы стали центром внимания ребят. Наши изуродованные тела, ещё не зажившие раны вызвали неподдельный интерес здешних малолетних разбойников. Среди них были те, кто побывал в специнтернате, даже в колонии, заимели синие татуировки, но таких знаков отличия, как у нас, типа клейма на заду, и, тем более, на плече, само собой, не было ни у кого.
Конечно, мы «раскололись», рассказали немного о своём жизненном пути.
«Что? Специнтернат? Смехатура! Детская колония строгого режима? Санаторий!»
Немного рассказали, как я из Врангеля оказался в пустыне, слегка приоткрыли занавес над порядками, установленными там. А Зямка с Мотей были этапированы из Днепропетровска. Они с садика дружили. За что попали, мы не говорили мальчишкам. «Попали по недоразумению, подставили», сейчас разобрались, и теперь ждём справки о полной реабилитации…
Конечно, нам не поверили. С такими лицами, особенно, с таким тяжёлым взглядом, как у нас, не бывает невинно осужденных. Ребята безропотно приняли наше превосходство над собой.
Старшие пацаны поговорили с нами, узнали, что мы вовсе не собираемся становиться главарями их местной компании, и успокоились. Только договорились, что, если на них будут наезжать пацаны из соседней рабочей слободки, мы будем на их стороне в разборках, и в возможных драках.
Я не отказался. Интересно, что после последних событий мне стало всё равно, взрослый передо мной, или ребёнок. Надо будет, буду бить без сожаления. Душа огрубела, что ли?
Правда, испытать нас на силу и ловкость не нашлось никого, даже самые смелые старались не смотреть мне в глаза.
Так что мы скоро стали в районе своими.
Ходили с Зямой по утрам на стадион, я начал разминку. Так-как я был ещё очень слаб, мы занимались вместе, наравне.
Но силы и навыки возвращались ко мне быстро, разве что вырванные куски мяса не давали восстановить прежнюю гибкость. На полный шпагат я не смог сесть ещё долго, мышцы стали короткими.
Зяму доводил до слёз. Он думал, что его мучения остались позади, а оказалось, со мной заниматься спортом ещё то мучение! Мой друг плакал от боли в теле, но не отставал. Когда я заикнулся о том, чтобы ослабить ему нагрузки, он обиделся на меня смертельно! На целых пять минут. Потом попросил прощения за свои надутые губы и продолжил тренировки.
По вечерам мы убегали на стадион играть с мальчишками в футбол.
Алёнка психовала, приходила за нами. Но тоже увлеклась, болела с остальными девчонками.
Пропылившиеся, мы потом мылись в оцинкованной ванне. Алёна специально грела нам воду, заставляя бегать на колодец.
Спали мы все на одной широкой кровати. Это была кровать мамы Алёны, она уступила нам её, сама ложилась на бывшую Алёнкину, односпальную, когда появлялась дома.
Алёнке постоянно было холодно, и она старалась забраться между нами. Зяма всё время с ней тихо ругался, но потом привык, его уже не так мучили кошмары, от которых он спасался, прижимаясь ко мне.
Продукты нам приносили мрачные молчаливые мужчины. Мы давали им список, они смотрели, и уходили. Деньги, на мелкие расходы, тоже оставляли.
Нашу жизнь можно было назвать счастливой. Успокоившись, я решился, и написал письмо Ниночке. Обратный адрес дал своего бывшего детдома, через который у нас была связь с отцом. Связным был Никита.
Я не поверил, как он обрадовался, когда получил от меня письмо! Он написал мне обширный отчёт о делах в родном детском доме. Я даже позавидовал ребятам. Оказывается, насколько я привык жить в коллективе! Наверно, потому убегали вечером к ребятам, на стадион. Мы ведь не только гоняли мяч по полю, но и общались.
Наша хозяйка, Алёнка, когда мы окончательно притёрлись и подружились, решила вывести нас погулять. Куда обычно водят гостей столицы? Конечно же, на Красную площадь!
Мы сходили в магазин и купили новую одежду, весь вечер её мерили, особенно Алёнка, она сначала в магазине перемерила весь ассортимент детской одежды, потом дома оккупировала зеркало, и всё спрашивала, какая юбочка ей больше идёт, какая кофточка ей больше к лицу. Честно говоря, к её чистому и гладкому лицу шло абсолютно всё, надень она платье из мешковины, была бы прелестна.
Я так и сказал, скрывая улыбку в кулаке: «Алёнка, ты прелесть!», после чего Алёнка порозовела и успокоилась.
А на другой день, после обязательной утренней зарядки, мы начли собираться на прогулку.
- Санька! Ну сколько тебя можно ждать? – капризно спросила Алёнка, входя в комнату. Они с Зямой дано уже оделись, даже вышли во двор. А меня заклинило.
Сначала было так хорошо! Песочного цвета длинные шорты, скрывающие шрамы, белые гольфы, серенькая пионерская рубашка с накладными кармашками, погончиками, с горящей звездой на коротком рукаве, который удачно скрывали шрамы и клеймо на руках.
В нашей комнате стоял шкаф с большим ростовым зеркалом. Я посмотрел в зеркало и остался доволен своим видом, в зеркале отражался стройненький мальчик в красивой одежде. Улыбнулся довольно.
Зачем-то подошёл ближе, и увидел своё страшное лицо. Мой кулак непроизвольно сжался, и нанёс молниеносный удар в эту ненавистную рожу.
Чудом, в паре миллиметров от поверхности зеркала задержал руку. Выдохнул. Куда ты собрался? Людей пугать? Алёна с её нежным личиком, Зяма, уже начавший принимать нормальный вид, и я, Квазимодо долбанный! Я отвернулся к окну, прижался лбом к холодному стеклу, внутри всё застыло.
Ниночке я написал, как советовал Зяма, что попал в аварию, порезал лицо, с ногой нелады.
Но в зеркало я не смотрел. Не так внимательно. А сейчас вдруг понял: никому я такой не нужен.
Уже казалась наивной надежда на операцию. Где взять кожу для пересадки? У меня на теле живого места не осталось! А искусственную ещё долго не сделают.
- Я не пойду, - сказал я, не поворачиваясь.
- Санька, ты что? – с обидой спросила девочка, - Мы же договорились!
- Я не могу сегодня… Сходите вдвоём, а? Я попрошу присмотреть за вами.
- Ты… Ты… - Алёна, уже чуть не плача, выбежала из квартиры. Я начал раздеваться. Никуда не пойду.
- Санька, ну что ты выдумываешь опять? – Зяма пришёл, - Зачем Алёну обидел? Она плачет.
- Зяма, почему вы не хотите вдвоём погулять? Алёна же нравится тебе. Я буду третьим лишним.
- Куда нам теперь идти? Алёна расстроилась, вся в слезах. Почему ты передумал? Что случилось?
Не понимает? Считает, что я просто капризничаю? Зяма подошёл вплотную, обнял меня за талию:
- Саня, я всё понимаю. Думаешь, я слепой? Но ты хоть раз видел, чтобы мы с Алёной отворачивались от тебя? Зачем ты нас обижаешь?
- Меньше всего я хотел обидеть вас с Алёнкой. Вы мои лучшие друзья… Ой! Папа! – в окно я увидел, что к нам в гости идёт папа. Не успев ни о чём подумать, я уже нёсся по коридору, мимо плачущей девочки, к отцу на руки – прыг!
- Санька! – смеялся отец, подхватив меня, - Какой тяжёлый стал!
- Да, папа, я уже вешу 25 килограммов! Алёна старается! – я посмотрел на девочку, которая пыталась скрыть слёзы, вымученно улыбаясь.
- А почему Алёна плачет? – удивился папа, - Да ещё такая нарядная?
- Папа, пойдём домой, я тебе всё расскажу, - предложил я, и папа поставил меня на ноги, а я, взяв его и девочку за руки, потащил в нашу квартиру.
Алёна и Зяма, нарядные, но хмурые, стояли у двери, держась за руки, папа сидел у стола в комнате, а я, успевший снять рубашку, стоял по стойке «смирно» и отчитывался за свой глупый поступок.
- Конечно, Сашок, ты поступил некрасиво. Даже эгоистично по отношению к друзьям, потому что думал только о себе. Одно хорошо в этой истории: если бы вы ушли, я не застал бы тебя дома.
Я стоял, опустив голову, перебитые когда-то плёткой друга уши отчаянно алели.
- Мне надо поговорить с сыном, а вам лучше погулять вдвоём, вы очень хорошо смотритесь. Правда, рядом с Сашкой смотрелись бы ещё лучше… - я метнул на отца яростный взгляд, и он засмеялся:
- Ладно, Саня, не буду больше.
- Я не пойду, - капризно надула губы девочка. Она уже умылась, но следы от слёз, красные глаза выдавали её настроение.
- Алён, а если я сделаю из тебя принцессу, пойдёшь гулять? – я постарался улыбнуться ласковой улыбкой.
- Как это? – удивилась Алёнка.
- А вот садись сюда, на этот стул… нет, пока спиной к зеркалу, а я буду колдовать! – я усадил девочку на стул, накинул ей на плечи большое полотенце, потом выкопал тщательно упрятанный в шкафу косметический набор. Здесь было всё, вплоть до воды, удаляющей макияж.
Я пробовал привести своё лицо в более-менее нормальный вид, получалось плохо, шрамы и разрывы никуда не спрячешь, всё это надо резать и заново сшивать. Поэтому я спрятал косметику.
Теперь же я сначала расплёл Алёнке косички, переделал по-своему, открыв лицо.
Потом, вспомнив всё, чему меня учили, лёгкими, почти незаметными штрихами, очень тонким слоем грима и пудры убрал следы слёз с лица нашей принцессы, придал её лицу независимый и гордый вид.
- Зяма, рот закрой! – улыбнулся я другу, и он, спохватившись, подхватил упавшую челюсть. Папа постарался сделать каменное лицо, чтобы не выдать своего удивления.
- Теперь повернись и посмотри в зеркало! – я убрал полотенце и повернул Алёнку вместе со стулом к зеркалу.
У девочки тоже отвалилась челюсть, и, наверное, поэтому она узнала себя в зеркале. Она подскочила и, с визгом кинулась мне на шею, пытаясь поцеловать. Еле успел перехватить.
- Ленка! Не вздумай ни с кем целоваться! Размажешь весь макияж! Ну что? Прощаешь меня?
- На этот раз, да! – надменно сказала девочка, - В следующий раз получишь!
Мы все облегчённо засмеялись.
- Сашка, ты настоящий волшебник! – сказал папа, поднимаясь со стула, - Так что, принцесса, бери своего принца, и отправляйтесь на прогулку, а я пока поговорю с вашим другом.
- Как у тебя идут дела? – спросил отец, когда мои друзья, весело щебеча и взявшись за руки, побежали на автобусную остановку.
- Восстанавливаюсь потихоньку. - ответил я, - Раны медленно заживают, некоторые группы мышц вырваны, тело плохо слушается.
- Плохо! – вздохнул отец, - Смотри, что я тебе принёс, - он протянул мне тяжёлый свёрток, вынув его из своей сумки. Я развернул и удивился. Год назад я чуть не прыгал от радости, заполучив такое, в наследство от Лиски, а сейчас только недоумённо посмотрел на отца.
- Ты что, не рад? Это я заказал у мастера, который делал такие же вещи для нашей Лизы.
Я положил свёрток на стол, взял кошачьи когти, проверил их в действии. Да, работают, в них можно лазить не только по деревьям. Например, по стенам «сталинок» очень удобно. Ещё в свёртке был прекрасный набор отмычек.
Я вопросительно посмотрел на отца. Он понял меня по-своему. Встал, прошёлся по нашей комнате.
Меня неприятно скребнуло: мы утром старались, вымыли пол, а папка ходит в ботинках прямо по чистым половицам и коврикам.
Отец не заметил моей неприязни, у него были другие мысли и надежды на меня:
- Есть заказ на некоторых деятелей. Они крупные воры, эти высокопоставленные чиновники, директоры ресторанов, магазинов. Они не хранят деньги в сберегательных кассах, потому что боятся показать, столько у них денег. Если обнаружат пропажу, не будут заявлять в милицию…
- Просто прибьют на месте, - кивнул я. – Не поможет то, что воришка малолетний, даже наоборот.
- Боишься? – удивился отец.
- Боюсь! – глядя ему в глаза, ответил я, - За друзей своих боюсь, да и самого уже убивали не раз. Но страшнее всего было видеть, как детей заживо разрывают на куски собаки! Почему ты желаешь такое своему сыну, папа?
Отец долго смотрел в мои глаза, потом надел кепку, и сказал:
- Понял тебя, ты ещё не готов. Но просто так денег тебе на операцию никто не готов дать. Это очень крупная сумма. Будь здоров, сын! – отец быстро вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.
- Папа! – крикнул я вслед, но никто не отозвался, а бежать за ним было выше моих сил. Я сел рядом со столом, тупо глядя на подарок отца. Плакать бессмысленно, надо делать выбор. Оставить всё, как есть, или становиться на скользкий путь?
Допустим, откажусь. Тогда надо идти, проситься в детский дом, потому что кормить нас больше никто не будет, мне уже десять лет, я могу работать. Могу и не работать, но это уже на усмотрение родителей.
- Подумаешь! – сказал я сам себе, - и не с такими лицами люди живут!
Приходили с войны с обожжёнными, страшными лицами, слепые, безрукие и безногие, даже без… И то, принимали, любили! Обойдусь! Я завернул подарок отца в холстину и спрятал в шкафу.
Бесцельно походив по комнате, переоделся в уличную одежду и пошёл на школьный стадион.
Здесь ребята уже гоняли мяч. Я не стал разбавлять их слаженный коллектив, ушёл на баскетбольную площадку, которая пока пустовала, и приступил к тренировке. Побегал, разминая мышцы, потом стал выполнять упражнения на растяжку, со злостью на своё неуклюжее тело, со злостью на отца, который даже не дал времени, восстановиться после суровых условий заключения.
В паху сильно заболело. Я так и остался сидеть на шпагате, не в силах подняться.
Потом лёг на живот и перекатился на спину. Только тут увидел зрителей. Мальчишки и девчонки стояли недалеко от меня и наблюдали за тем, как я неловко танцевал на площадке, только иногда выпадая из их поля зрения. Самым позорным было моё падение на шпагат. Скрывая своё смущение, я отвернулся, поднял с лавки свою майку, и пошёл домой.
- Молодой человек! – услышал я за своей спиной. Голос принадлежал взрослой девушке, игнорировать её было бы невежливо. Пришлось обернуться.
- Вы мне? – спросил я, торопливо надевая футболку на потное тело. Клеймо я всегда заклеивал пластырем, но после упорных тренировок он иногда отклеивался.
- Да, я к вам обращаюсь. Вы у кого тренируетесь? - ко мне подошла девушка в светлом спортивном импортном костюме.
- Ни у кого. Я просто разминаюсь.
- Но вас кто-то научил всему этому?
- Отец, брат, сестра, - я посмотрел на девушку, прищурившись.
- Хотите заниматься в спортивном клубе?
- Нет.
- Почему? – удивилась девушка. – Мы не всех берём, у нас очень большая очередь.
- Я бы согласился тренироваться на военном полигоне, в условиях, приближенных к боевым. А у вас что? Спортивные танцы? Это я утрирую, конечно, не обижайтесь.
- Что у вас с лицом? Результат ваших, приближенных к боевым, тренировок? – я сверкнул глазом, но сдержался:
- Считайте, что так.
Девушка внимательно посмотрела на меня:
- Вы серьёзно, про полигон?
- Более, чем. Вы же видите, как здесь мало условий для нормальной тренировки.
- У меня папа тренирует ребят на полигоне. Хотите, я поговорю с ним? – немного подумав, спросила девушка.
- Хочу, конечно! Мне надо восстановить силы после… лагеря, - через силу улыбнувшись, сказал я.
- Где вас можно будет найти, если договорюсь? – спросила девушка, доставая блокнот. Я же подумал, что она такая настырная, потому что думает, что её папа откажется от меня, и тогда я попаду в её загребущие лапки, будет соблазнять лучшими условиями для тренировок, чем школьный стадион. Но попытаться стоит. Только, если это будет бесплатно. Платную секцию я не потяну пока. Тем более, придётся просить и за Зяму.
- Мы с другом бегаем на этом стадионе каждое утро, - ответил я.
Алёнка с Зямой вернулись ближе к вечеру, счастливые до невозможности. Я уже волноваться начал, когда они ввалились в квартиру, весело смеясь.
Я успел приготовить ужин, сварив картофель и зажарив курицу, купленную в ближайшем магазине.
Ребята отнекивались, утверждая, что они сыты пирожками и мороженым.