Нужно выяснить, что за чертовщина творится в последнее время. Неизвестно ведь, кто станет следующим.
…Опять трупная вонь. Странно, месяц же прошел.
Шумит турбина.
***
Вернувшись со Стоара, они застали выжженную землю. После правды о вирусе это не удивляло. Но и не смягчало шок. Их осталось сорок семь человек. В основном – солдаты, несколько технарей, которых тоже задействовали в «Тумане», и Ян, в очередной раз спасший свою шкуру предательством. Будь он во время финального налета на Земле – его бы расстреляли с кораблей или растерзали голыми руками, когда вирус активизировался. Но он отправился на Стоар сдавать тех, на кого совсем недавно работал…
Солдаты, опытные, закаленные в боях и повидавшие немало смертей, отворачивались от картин космодрома. От всех этих изрешеченных, разорванных и полусожженных трупов, подчас так и лежащих, сцепившись в последней рукопашной. Трупы были везде, и пахло в тот день пока что не тлением, а кровью. Еще – горелым мясом. Залитые темными потеками ворота отсеков, зияющие дыры между ярусами, обломки стали и пластика и ошметки плоти, белеющие осколки костей в черно-вишневом месиве.
Кого-то рвало. Инессу слегка мутило, но она понимала, что это только начало, нужно привыкать. Дышала часто и неглубоко, и казалось, что запах ощущается все меньше. Ян стоял рядом и терпеливо ждал, пока спутники справятся с собой. Даже не морщился. Инесса подумала было о его работе, предположила, что после всех стоаранских экспериментов растерзанные трупы и впрямь не страшны… и мысль ускользнула, подсунув на прощание еще парочку воспоминаний. О побеге и о вирусе.
Прикрывая нос и рот рукавом, Сейц сделал энергичный жест: на улицу. На пути к свежему воздуху не встретилось никого живого.
– Кто-то должен был уцелеть. Не может быть, чтобы вирусом успели заразиться абсолютно все, – сказала, отдышавшись, растрепанная девушка – Каролина, так ее звали, как выяснилось.
– Еще появятся, – буркнул солдат по фамилии Бакум. – Прячутся, наверное. Что делаем?
И он красноречиво обвел взглядом площадь перед космодромом. Обычно там было пусто, не считая пары армейских машин и горстки легких частных летунов. Навес тоже был – подобие защиты от бесконечных атак на первый случай. Теперь сквозь остатки навеса голубело безмятежное февральское небо, а площадь была завалена искореженными истребителями и еще какими-то кораблями. Кое-где сохранились пласты слежавшегося снега.
– Трупы не трогать, – тяжело изрек Сейц. – Всех похоронить не сможем и не успеем. Уберем только там, где поселимся.
– И где мы поселимся? – спросила Каролина.
– Забудьте о своих квартирах, у кого они есть. По крайней мере, на время, – не раздумывая, сказал Сейц. – Займем казарму. Расчистим территорию. Там продсклад, автономные генераторы, средства защиты и прочее. Ну, продукты пока не проблема, все магазины и склады теперь наши. Но это временно. Потом придется добраться до гидроэлектростанции и посмотреть, сможем ли мы поддерживать ее работу. Да и не только это. До черта станций и заводов остановилось или скоро остановится! Не хотите возвращаться в пещеры – придется пахать!
– А еще есть атомные электростанции, – бесстрастно заметил Ян. Сейц умолк ненадолго, соображая. Атомные… То, что творилось сейчас в Будапеште – так раньше называлось это мертвое место, столица Восточноевропейского Союза, – творилось по всей Земле, и не везде были выжившие.
Какие-то станции остановятся тихо, какие-то спровоцируют катастрофы – плевать, этих катастроф никто даже не увидит. А что будет с атомными…
– Я не знаю, что с ними делать, – честно сказал Сейц. – Но мы выясним. Для начала нужно позаботиться о крыше над головой.
Казарма номер тридцать девять ничем не выделялась из длинного ряда одинаковых четырехуровневых бункеров на южной окраине Будапешта. Зато располагалась возле местных армейских складов. Налет не обошел поверхность стороной, однако внутри оказалось неожиданно пусто. Трупов почти не было. Хотя если весь личный состав задействовали в финальной спецоперации…
Выжившие похоронили нескольких несчастных. Провозились до вечера. Распределили между собой комнаты – жилых спален хватило с лихвой. И впали в подобие равнодушного транса.
Свалило даже несгибаемого Сейца. Мозги отказывались соображать, а тела – повиноваться. Впрочем, Инессы еще хватило на то, чтобы навести подобие порядка в своей комнате на третьем уровне. Она сдвинула к стене лишние кровати – надо же, спальни на шестерых, в ее подразделении это сочли бы за роскошь! – соорудила подобие стола из тумбочек, подозрительно понюхала постельное белье, удивляясь, что стоаранский плен не выбил из нее брезгливость… и услышала стук в дверь.
Сейц махнул рукой на захваченный из ближайшего магазина виски и на то, что сегодня многие собирались напиться в хлам. Инесса догадывалась, чего им от нее нужно.
Но все-таки открыла.
***
…Станция старая, построена в тридцатых годах двадцать первого века. В войну поневоле вспомнили о технологиях, отживающих свое. Надежность. Мощные каменные стены, громада плотины, которой не повредит даже прямое попадание пары-тройки стоаранских бомб. Они были рассчитаны немного на другое, эти бомбы…
Места здесь уединенные. Когда во всей округе едва наберется шестьдесят человек, о многолюдности вспоминать не приходится. Солдаты, техники, пара перепуганных детишек и горстка мирных жителей, которым удалось уцелеть, – все они сейчас в городе. А на станции – только двое дежурных работников, кое-как управляющихся с автоматикой, и Инесса.
Прячется в подсобке, как крыса, наблюдает.
Одновременно такой негласный наблюдатель сидит сейчас на насосной станции. Там тоже борется с дремотой ничего не подозревающий работник – не засыпает, наверное, только потому, что боится не проснуться. Им не сообщают о расследовании загадочных смертей.
На одной только гидроэлектростанции – пятеро за последний месяц. Строго говоря, не годится называть исчезновения смертями, пока не нашли тело. Но открытые двери, вывернутые переключатели – все выглядит так, будто человек просто вышел в ночь и упал с плотины.
Подозревали каких-то неизвестных преступников, выживших инфицированных, уцелевших стоаран, заговор…
Человек останавливается на полпути к пульту. Второй оборачивается, забыв о мониторах. Инесса вскидывается, нащупывая переговорник. Человек отражает ее жест, касаясь своего.
– Готовность номер один! Он ни с кем из наших не выходил на связь?
– Нет, – отвечает Сейц после паузы. Тем и плохи переговорники – никакой надежности. Можно отследить кого-то, можно запеленговать, но вероятность ошибки слишком высока. Что возьмешь с мини-рации на батарейках? Но команда перехвата – во всеоружии где-то на подступах к ГЭС и явится в любой момент. Это несколько успокаивает.
Работник на экране нервно ходит туда-сюда, не притрагиваясь к пультам.
Кого-то ждет.
Хоть бы Сейцу достало ума перехватить их транспорт. В переговорнике тишина. На станции тишина. Кругом чертова пустая тишина с бессмысленным шумом турбины, который перестаешь замечать уже через полчаса.
Хочется поскорее покончить с этим, уснуть и видеть сны. С уверенностью в завтрашнем дне, безопасностью и улицами, тонущими в белом тумане.
Мозг – удивительное устройство, способное самостоятельно регулировать свою нагрузку и создавать иллюзорные убежища. Сны, в которых можно спрятаться, появились только тогда, когда Инесса почувствовала, что вот-вот сойдет с ума в этом ежедневном дарвиновском пекле.
Бесперебойно работающая техника, ни трупов, ни разрушений, здоровое общество, тщательные медобследования. Коварный мозг отказывается признавать, что возможные последствия стоаранского плена могут стать роковыми.
…Незнакомец входит размашистым шагом. В руке у него металлический короб-чемодан.
***
Тогда, месяц назад, открывая дверь, Инесса готовилась выкручиваться всеми силами, чтобы вынужденные товарищи по несчастью отстали, но не обиделись. Свары – пожалуй, самое страшное, что могло бы случиться с таким коллективом. Но на пороге оказался всего лишь Ян. С каким-то пакетом и с баклагой воды в руке.
– Ты? – удивилась Инесса. Это ведь уже не стоаранская камера, так зачем?..
Он прислонился к дверному косяку.
– Принес тебе еды. Ты ничего не взяла на складе, – Ян протянул ей пакет. – Ты как вообще?
– Как обычно… А ты, значит, заметил? – усмехнулась Инесса. Откуда такая неловкость в общении с человеком, с которым она не один месяц спала, которого намеренно выводила из себя, мечтала удушить и без всякого стеснения ненавидела? Хотя нет, «ненавидела» – громко сказано. Просто отыгрывалась на нем как на представителе вражеского лагеря. И будь она проклята, если не видела, что его устраивает такое обращение.
– Заходи, – бросила она наконец. Повторное приглашение не понадобилось. Ян явно рассчитывал разделить с ней трапезу – ну да и черт с ним, не жалко. Инесса застелила импровизированный стол перевернутым покрывалом вместо скатерти, направилась к сдвинутым в угол кроватям, чтобы приспособить одну вместо стульев – Ян подхватил с другой стороны за металлическое изголовье. Они пододвинули кровать к конструкции из тумбочек, влезли на нее с ногами, и Инесса вытряхнула на «стол» содержимое пакета.
Сухари из продпайка, привычное вяленое мясо, и тут же – относительно свежий хлеб, масло, пачка чая, пачка кофе…
– Кто-то не поленился ограбить магазин, – протянула Инесса. – У меня здесь есть жестяные стаканы, кажется, чистые, но…
На лице Яна отчетливо читалось все, что он думал о брезгливости и солдатах-чистюлях.
Чайник вскипел быстро. Видно, батарейка была новая. Потом они сидели и поедали бутерброды, запивая кофе из чужих немытых стаканов. Происходящее с каждой минутой все сильнее казалось фантасмагорией. Что это за место? Что это за время? Что она делает? Почему? И происходит ли это вообще? А может, так выглядит солдатское посмертие – вечная жизнь в мире достигнутой цели, ведь разве не уничтожение – конечная цель?..
– И все-таки, зачем? – негромко спросила Инесса. – Зачем ты пришел?
Ян пожал плечами.
– Просто так.
– А на Стоаре? – язык слегка заплетался, хотя она не пила ни капли спиртного. Ян смотрел на гущу на дне стакана.
– Ты мне понравилась.
– И что? Нужно в первый же вечер тащить в постель?
– По-моему, ты и не возражала, – вскинул он глаза. Очень спокойные. Без знакомой злости они казались немного чужими. Теперь пришел черед Инессы пожимать плечами. Ну да, она не возражала. В том состоянии отупелости и фрустрации, выдернутая из боя, все еще не веря, что лишилась свободы и оружия, утратила контроль над собственной судьбой… Ей было безразлично. И хотелось снять напряжение. Она никогда не понимала выпячивания темы секса и придания ему особой важности. Просто разрядка. Плевать на остальное.
– На моем месте мог быть любой стоаранин, – сказал Ян. – У них это практиковалось во многих тюрьмах. Пленник – значит, собственность. Человеческий организм неплохо подходит для кладки яиц. Но на чужое они не посягали.
Осознав услышанное, Инесса подумала, что ошиблась. На остальное все-таки не плевать. Не хотелось представлять, как это вообще выглядело – инопланетяне, больше напоминающие жуков в двойном панцире, и… Черт подери.
– Почему ты мне не сказал? – спросила она. – Может, я и не отказалась бы от идеи прикончить тебя и украсть оружие, но все равно…
Ян мягко рассмеялся. Инесса вдруг поняла, что впервые слышит его смех.
– Действительно все равно… Но лучше живой человек, который меня ненавидит, чем безвольный манекен.
– Зачем? – повторила Инесса. – Что это тебе дало, кроме потери рабочего места?
Ян молчал долго, и она уже решила, что он не ответит. Даже успела в очередной раз подумать «ну и черт с ним». Но когда он снова заговорил, ответ был расплывчатым.
– Стоаранское влияние выветривается постепенно.
– Спасибо за еду, – сказала Инесса, складывая остатки продуктов на подоконник. Завтра можно будет поискать в других казармах холодильные камеры, там они больше не понадобятся. Много чего можно будет найти и принести сюда завтра. Грабить, мародерствовать… подбирать то, что уже никогда никому не понадобится, и ходить по магазинам, как у себя дома, спокойно унося все, что угодно. Главное – привыкнуть к виду неубранных трупов и находить более-менее уцелевшие магазины. В войну их и так стало меньше, а на полках частенько бывало пусто.
– Тебе спасибо за романтический ужин, – Ян окинул взглядом тумбочки, скатерть-покрывало, казенные белые лампы под потолком. Отодвинул лишнюю кровать обратно к стене…
Какая к черту романтика? Кому она нужна? Инесса была слишком солдатом, чтобы это понять. Падение мира имело и свои плюсы. По крайней мере, теперь тебе в уши не будет постоянно литься густой вязкий поток стереотипов, чужих вкусов и неубиваемых модных штампов, которые в войну стали даже ценнее – как символы мирной безмятежности, наверное. Кто-то говорил, что романтика означает внимание и заботу, но Инесса понятия не имела, какое отношение к заботе имеют глупые сопливые песенки или дурацкие бесполезные безделушки, которые почему-то страшно ценились в качестве подарков.
Наутро они с Яном проснулись вместе.
***
…На мониторе не видно, что там в чемодане. Но незнакомца здесь явно ждали. Дежурные, судя по всему, не удивлены, разговаривают с ним спокойно. Инесса внезапно задумывается. Где он мог с ними встретиться? Здесь – вряд ли, здесь наблюдение установили после второго же исчезновения. И гласное, и негласное. Но так ничего и не выяснили. Один охранник следил во все глаза, но камеры стояли отнюдь не везде, а ходить по пятам за работниками не получалось. Второй… Вон он, второй, болтает с незнакомцем и тоже вовлечен в это мутное дело. В прошлые разы охранники или твердили «Он буквально на минуту отошел отлить, и больше я его не видел», или… пропадали сами. Какого черта? Почему Сейц так и не выставил наблюдение посерьезнее?
Перед глазами разворачивается безмолвная картина сговора, и Инесса все отчетливее понимает: дело не только в исчезновениях. Всё масштабнее. Действия Сейца… о чем они говорят? Что вообще происходит? Шестьдесят выживших на весь Будапешт – не повод ли прекратить возню? Ради чего теперь интриги?
– Перехватывайте! – шипит Инесса в переговорник. – Они идут к выходу!
– Идут? Сами? – зачем-то переспрашивает Сейц.
– Ищите, на чем он приехал! Вы никакого транспорта не заметили, что ли? – Инесса игнорирует его слова. Глупо – он ведь не полный идиот. Сам должен понимать и насчет транспорта, и насчет перехвата. Но как же осторожно надо было приблизиться, чтобы даже приборы ночного видения не обнаружили машину!
– Оставайся на связи!
Шорохи. Отряд подбирается ко входу. Монитор пустеет, станция брошена без присмотра. Инесса встает и шагает к двери. Вмешиваться не стоит, это рискованно, но на всякий случай нужно быть поблизости. Миновать коридор, свернуть направо, еще коридор, короткая лестница…
Все заканчивается раньше.
Шорохи переходят в возню. Щелчок – но это не выстрел, скорее включение фонаря. Изумленный выдох. Переговорник Сейца слишком близко к губам. Инесса слышит ругательство, затем шепот:
– А ты здесь откуда?
Он знает того, кто явился на станцию. Что это значит? Это кто-то из своих? Инесса ускоряет шаг. Возню заглушают яростные выдохи Сейца, короткие бранные слова, которые он выплевывает, и за ними – звуки ударов. Чей-то стон. Щелчок. Возня, удары, возня… шипение.
Ровное. Отчетливое.
Молчание.
Что-то шипит – ровно, как белый шум. Инессе становится страшно. Незнакомый звук. Неизвестность, которая пугает, несмотря на то, что ты знаешь причину. Что там происходит? Она хочет позвать Сейца, но молчит. Сапоги слишком громко стучат по каменному полу. Инесса крадется, сжимая в руках ружье, как единственную надежду, прислушивается сквозь шум, но он не прекращается и…
Она выглядывает из-за поворота коридора. Вот и вход.
Безлюдный.
Она опасливо пробирается вдоль стены, готовая к нападению. Ни души. Кто бы ни был здесь пять минут назад, сейчас его…