Дело было не только в прекрасном английском и хороших манерах. У Тонино были светлые волосы – того почти сероватого оттенка, который называют пепельным блондином, – Кот и представить не мог, что у итальянца могут быть такие. Они выглядели так утонченно, что по сравнению с ними волосы Кота казались цвета грубой соломы. Как будто этого недостаточно, у Тонино были доверчивые карие глаза и робкое выражение лица, и он явно был младше Кота. Он выглядел настолько мило, что Кот пожал ему руку так быстро, как только можно, чтобы не показаться грубым, немедленно поняв: все будут ждать, что он позаботится о Тонино.
– Рад знакомству, – солгал он.
Конечно же, Крестоманси сказал:
– Кот, уверен, я могу поручить тебе познакомить Тонино со всем здесь и позаботиться о нем, пока он не освоится в Англии.
Кот вздохнул. Он знал, что ему будет ужасно скучно.
Но вышло еще хуже. Остальные дети в замке решили, что Тонино просто прелесть. Они изо всех сил старались подружиться с ним. Дочь Крестоманси Джулия терпеливо обучала Тонино всем играм, в которые играют в Англии, включая крикет. Сын Крестоманси Роджер присоединился к урокам крикета, а потом часами серьезно сравнивал с Тонино разные чары. Воспитанница Крестоманси Дженет еще больше часов проводила, воодушевленно расспрашивая Тонино об Италии. Дженет происходила из другого мира, в котором Италия немного отличалась, и ее интересовали различия.
И однако, вопреки всему этому вниманию, Тонино бродил с потерянным одиноким видом, который заставлял Кота избегать его. Он видел, что Тонино остро тоскует по дому. На самом деле, Кот был уверен, Тонино чувствует то же, что чувствовал он сам, когда впервые попал в Замок Крестоманси, и Кот не мог избавиться от раздражения, что кто-то испытывает его чувства. Он знал, что это глупо – и частично именно поэтому был недоволен собой, – но он также не был доволен Джулией, Роджером и Дженет. Он считал, что они глупо суетятся вокруг Тонино. Дело в том, что Джулия и Роджер обычно заботились о Коте. Он привык быть самым младшим и самым несчастным в замке, пока не появился Тонино и не украл его лавры. Кот прекрасно всё это сознавал, но понимание ни капли не меняло его чувства.
Хуже того: сам Крестоманси был крайне заинтересован магией Тонино. Следующие несколько дней он проводил с Тонино немало времени, устраивая эксперименты, чтобы узнать пределы его сил. Тогда как Кота, привыкшего быть тем, у кого интересная магия, оставили самостоятельно сражаться с задачами по теории магии в кабинете Крестоманси.
– Похоже, Тонино может не только усиливать чужие чары, – пояснил Крестоманси, – но и пользоваться любой магией, создаваемой другими людьми. Если это так, это крайне необычная способность. И кстати, – добавил он, поворачиваясь в дверях и выглядя таким высоким, что мог бы задеть головой потолок, – ты, кажется, до сих пор не познакомил Тонино с замком. Как так?
– Я был занят… я забыл, – надувшись, пробормотал Кот.
– Постарайся, пожалуйста, включить это в свое плотное расписание в ближайшее время, иначе я могу обнаружить, что начинаю всерьез сердиться.
Кот вздохнул, но кивнул. Никто не смел ослушаться Крестоманси, когда он становился таким. Но теперь ему пришлось встретиться лицом к лицу с тем, что Крестоманси прекрасно знает о его чувствах и не имеет к ним ни малейшего снисхождения. Кот снова вздохнул и занялся своими задачами.
Теория Магии приводила его в полное недоумение. Его проблема состояла в том, что он мог инстинктивно творить магию на самом продвинутом уровне, но понятия не имел, как он это делает. Иногда он даже не осознавал, что творит магию. Крестоманси сказал, что Кот должен изучить теорию, иначе однажды может по ошибке сделать что-нибудь ужасное. Что касается Кота, единственное, чего он хотел от магии – так это решить задачи по теории. И это единственное, в чем она была бесполезна.
Он получил шесть ответов и знал, что все они бессмыслица. После чего, чувствуя себя покинутым и эксплуатируемым, он взял Тонино на экскурсию по замку. Вышло неудачно. Тонино почти всё время выглядел бледным, уставшим и робким, дрожал в длинных холодных коридорах и на темных зябких лестницах. Кот не мог придумать, что сказать, кроме абсолютных очевидностей вроде:
– Это называется малая гостиная.
Или:
– Это классная комната, мы здесь занимаемся с Майклом Сондерсом, но сейчас он в отъезде в Гренландии.
Или:
– Это парадный вестибюль, он из мрамора.
Единственный раз, когда Тонино проявил какой-то интерес – когда они подошли к большим окнам, выходившим на бархатную зеленую поляну и сады с громадными кедрами. Он даже встал коленом на подоконник, чтобы посмотреть на них.
– Моя мать рассказывала о них, – сказал он, – но я не думал, что всё будет такое мокрое и зеленое.
– Откуда твоя мать знает о садах? – спросил Кот.
– Она англичанка. Она воспитывалась здесь, в замке, когда Габриэль де Витт, который был предыдущим Крестоманси, собрал на обучение множество детей с талантом к магии, – ответил Тонино.
Кот почувствовал себя раздраженным и почему-то обманутым оттого, что у Тонино в любом случае есть связь с замком.
– Значит, ты тоже англичанин, – сказал он.
Это прозвучало так, словно он обвинял Тонино в преступлении.
– Нет, я итальянец, – твердо ответил Тонино и с немалой гордостью добавил: – Я принадлежу к величайшему чародейскому дому Италии.
Ответить на это было нечего. Кот подумал, не сказать ли: «А я стану следующим Крестоманси – у меня девять жизней, знаешь». Но понимал, что это прозвучит глупо и хвастливо. Тонино на самом деле не хвастался. Он пытался объяснить, почему он не принадлежит замку. Кот просто отвел Тонино обратно в игровую, где Джулия охотно принялась обучать его карточным играм, и побрел прочь с чувством выполненного долга. После этого он старался избегать Тонино. Ему не нравились те чувства, которые Тонино в нем пробуждал.
К несчастью, на следующий день Джулия слегла с корью, а еще через день слег Роджер. Кот переболел корью задолго до того, как попал в замок, и Тонино тоже. Дженет не могла вспомнить, болела она корью или нет, хоть и заверила, что в том мире, откуда она пришла, корь есть, потому что можно сделать от нее прививку.
– Возможно, мне делали прививку, – с надеждой предположила она.
Жена Крестоманси Милли одарила Дженет обеспокоенным взглядом:
– Думаю, лучше тебе все-таки держаться подальше от Джулии и Роджера.
– Но вы же кудесница, – возразила Дженет. – Вы могли бы не дать мне заразиться.
– Магия почти не воздействуют на корь, – пояснила ей Милли. – Хотела бы я, чтобы было иначе, но увы. Кот может навещать Роджера и Джулию, если хочет, но ты держись подальше.
Кот зашел в спальню Роджера, а потом – Джулии, и был потрясен тем, насколько они больны. Он видел: пройдут недели, прежде чем они поправятся достаточно, чтобы заботиться о Тонино. Он поймал себя на том, что поспешно и хладнокровно (и вопреки словам Милли) наложил чары на Дженет, чтобы она тоже не слегла с корью. И он знал, что это, вероятно, самый эгоистичный поступок, что он совершал за всю жизнь, но он просто не мог вынести мысли, что останется один заботиться о Тонино. В классную комнату он вернулся в очень плохом настроении.
– Как они? – обеспокоенно спросила Дженет.
– Ужасно, – ответил Кот из глубин своего плохого настроения. – Роджер вроде как пурпурный, а Джулия страшнее, чем когда-либо.
– А ты считаешь, что Джулия страшная? – спросила Дженет. – То есть в обычное время.
– Да, – ответил Кот. – Пухлая коротышка, как ты и говорила.
– Я злилась, когда сказала тебе это, и была несправедлива. Ты не должен мне верить, когда я злюсь, Кот. Готова поспорить, если хочешь, что Джулия вырастет ослепительной красавицей – такой же, как ее отец. У нее же его черты лица. А ты должен признать, что Крестоманси совершенно непростительно высокий, темноволосый и красивый!
Говоря, она не переставала сухо покашливать. Кот с беспокойством осмотрел ее. На прехорошеньком лице Дженет не было ни следа пятнышек, но золотистые волосы висели безжизненными мотками, а большие голубые глаза слегка покраснели по краям. Он заподозрил, что опоздал с чарами.
– А Роджер? – спросил он. – Он тоже вырастет ослепительным красавцем?
Дженет посмотрела с сомнением.
– Он пошел в Милли. Но, – добавила она, снова кашлянув, – он станет очень милым.
– Значит, не таким, как я, – грустно произнес Кот. – Я самый скверный. Думаю, я вырасту злым кудесником. И думаю, ты тоже заболела корью.
– Вовсе нет! – возмущенно воскликнула Дженет.
Но она заболела. Уже к вечеру она тоже была в постели, с ног до головы покрытая пурпурными пятнами и выглядя страшнее Джулии. Горничные снова забегали вверх-вниз по лестнице, нося поссет[2], чтобы сбить жар, в то время как Милли снова вызвала доктора, воспользовавшись новым телефоном наверху мраморной лестницы.
– Я сойду с ума, – сказала она Коту. – Дженет очень плохо – хуже, чем остальным. Сходи убедись, что Тонино не чувствует себя слишком заброшенным, будь хорошим мальчиком.
«Так я и знал!» – подумал Кот и очень медленно вернулся в игровую.
Телефон у него за спиной снова зазвонил. Он слышал, как Милли ответила. Пройдя три медленных шага, он услышал, как повесели телефонную трубку. Милли громко застонала, и Крестоманси тут же появился из своего кабинета узнать, что случилось. Кот предусмотрительно сделал себя невидимым.
– О, Боже! – воскликнула Милли. – Это был Мордехай Робертс. Почему всё происходит одновременно? Габриэль де Витт хочет видеть Тонино завтра.
– Как неудобно, – сказал Крестоманси. – Завтра мне надо быть в Первой серии на Конклаве Магов.
– Но я должна остаться здесь с остальными детьми, – заметила Милли. – Дженет понадобится вся возможная магия, особенно для глаз. Мы можем отложить визит к Габриэлю?
– Не думаю, – необычайно серьезно ответил Крестоманси. – Возможно, завтра – последний шанс для Габриэля увидеть кого бы то ни было. Жизни теперь постоянно покидают его. А он был так взволнован, когда я рассказал ему про Тонино. Он всегда надеялся, что мы найдем кого-то с дублирующей магией. Знаю. Мы можем послать с Тонино Кота. Габриэль интересуется им почти так же сильно, а ответственность пойдет Коту на пользу.
«Нет, не пойдет! – подумал Кот. – Ненавижу ответственность!» По-прежнему невидимый, он сбежал обратно в игровую, думая: «Почему я?» Почему они не могут отправить кого-нибудь из волшебников персонала, или мисс Бессемер, или еще кого? Но, конечно, все будут заняты, учитывая, что Крестоманси уедет, а Милли будет присматривать за Дженет.
В игровой Тонино свернулся на одном из потрепанных диванов, погрузившись в одну из любимых книг Джулии. Он едва поднял взгляд, когда дверь открылась будто сама по себе, и Кот снова сделал себя видимым.
Кот понял, что Тонино сходит с ума по книгам. Те же признаки он видел в Джулии и Дженет. Это стало облегчением. Кот тихонько ушел в свою комнату, собрал все книги, которые Дженет пыталась заставить его прочитать и до которых у Кота не дошли руки – и в любом случае, неужели Дженет ждала, что он станет читать книги под названием «Милли идет в школу»? – и принес всю охапку в игровую.
– Вот, – сказал он, сбрасывая их на пол рядом с Тонино. – Дженет говорит, они хорошие.
Свернувшись на другом помятом диване, Кот подумал, что именно так и становятся злыми кудесниками: делая множество добрых дел из дурных побуждений. Он пытался придумать способы, как завтра отвертеться от возни с Тонино.
Кот в любом случае всегда боялся визитов к Габриэлю де Витту. Он был таким старомодным, резким и настолько явно кудесником, и всё время, пока находишься там, приходилось помнить, что надо вести себя в старомодной вежливой манере. Но в последнее время стало еще хуже. Как сказал Крестоманси, девять жизней старого Габриэля де Витта оставляли его одна за другой. Каждый раз, когда Кота брали навестить его, Габриэль де Витт выглядел всё более больным, старым и исхудавшим. И тайным ужасом Кота было, что однажды, вежливо беседуя с ним, он на самом деле увидит, как уходит одна из жизней Габриэля. Он знал, что закричит, если такое случится.
Ужас подобной возможности настолько не давал Коту покоя, что он едва мог говорить с Габриэлем, поскольку наблюдал и ждал, когда уйдет жизнь. Габриэль де Витт сказал Крестоманси, что Кот – странный замкнутый мальчик. На что Крестоманси самым своим саркастичным тоном ответил:
– Серьезно?
«Люди должны заботиться обо мне, – подумал Кот, – а не ломать мой дух, заставляя сопровождать итальянских мальчиков на встречу с престарелыми кудесниками». Но он не смог придумать ни одного способа отделаться от этой обязанности, который Милли или Крестоманси тут же не разоблачили бы. Крестоманси, похоже, знал, когда Кот становился нечестным, даже раньше, чем Кот понимал это сам. Кот вздохнул и отправился спать, надеясь, что утром Крестоманси передумает и решит послать с Тонино кого-нибудь другого.
Этому не суждено было случиться. Крестоманси появился на завтраке (в шлафроке цвета морской воды с рисунком в виде разбивающихся волн), чтобы сообщить Коту и Тонино, что они отправляются к Габриэлю де Витту в Далвич на поезде в десять тридцать. После чего он ушел, и, шурша юбками, пришла Милли, чтобы дать им денег на поезд. Выглядела она очень уставшей после бессонной ночи, проведенной у постели Дженет.
Тонино нахмурился:
– Не понимаю. Разве монсиньор де Витт не был предыдущим Крестоманси, леди Чант?
– Зови меня Милли, пожалуйста, – ответила Милли. – Да, верно. Габриэль оставался на посту, пока не решил, что Кристофер готов принять его, после чего ушел в отставку. О, понимаю! Ты думал, он умер! О, нет, вовсе нет. Он столь же полон жизни и энергии, как всегда – увидишь.
Было время, когда Кот тоже думал, что предыдущий Крестоманси умер. Он думал, что настоящий Крестоманси должен умереть, прежде чем на пост заступит следующий, и он обеспокоенно следил за Крестоманси, не собирается ли тот потерять оставшиеся две жизни, обрушив на Кота всю громадную ответственность за контролирование магии в этом мире. Он испытал немалое облегчение, узнав, что всё гораздо проще.
– Не о чем беспокоиться, – сказала Милли. – Мордехай Робертс встретит вас на вокзале, а потом после обеда отправит обратно в кэбе. А здесь вас на вокзал отвезет на машине Том и встретит вас, когда вы вернетесь в три девятнадцать. Вот деньги, Кот, и еще пять шиллингов, если захотите перекусить на обратном пути. Потому что, какой бы квалифицированной ни была мисс Розали, она понятия не имеет, сколько нужно есть мальчикам. Никогда не имела и нисколько не изменилась. И, когда вернетесь, я хочу узнать обо всем.
Она тепло обняла обоих и умчалась, бормоча:
– Лимонный ячмень, жаропонижающее через полчаса, и затем мазь для глаз.
Тонино отодвинул свое какао:
– Думаю, меня укачивает в поездах.
Это оказалось правдой. К счастью, после того как молодой человек, работавший секретарем Крестоманси, высадил их на вокзале, Коту удалось найти вагон, где они были только вдвоем. Тонино сел в дальний угол закоптелого маленького помещения, опустив окно так низко, как только можно, и прижав ко рту носовой платок. Хотя его и не вырвало на самом деле, он становился всё бледнее и бледнее до тех пор, пока Кот уже с трудом мог поверить, что человек может быть настолько бледным.
– С тобой такое было всю дорогу от Италии? – слегка испуганно спросил Кот.
– Гораздо хуже, – ответил Тонино сквозь платок и отчаянно сглотнул.
Кот знал, что должен посочувствовать. Его самого укачивало – только в машинах. Но вместо того, чтобы пожалеть Тонино, он разрывался между чувством превосходства и раздражением из-за того, что Тонино опять заслуживал жалости больше, чем он.
По крайней мере, это означало, что Коту не придется с ним разговаривать.
Далвич был приятным городком немного к югу от Лондона, и как только поезд с пыхтением отошел от платформы, деревья закачались под порывами свежего воздуха. Тонино глубоко вдохнул, и на его лицо начали возвращаться краски.