– Плохо переносит путешествия, да? – сочувственно спросил Мордехай Робертс, когда вел их в ждавший возле вокзала кэб.
Этот мистер Мордехай Робертс всегда немного озадачивал Кота. Со своими светлыми, почти белыми кудрями и лицом цвета темного кофе он выглядел гораздо большим иностранцем, чем Тонино, и однако говорил на чистом, совершенно не иностранном английском. На английском образованного человека, что было еще одной загадкой, поскольку Кот всегда смутно предполагал, что мистер Робертс – что-то вроде слуги, нанятого присматривать за Габриэлем де Виттом после его отставки. А кроме того мистер Робертс был еще и сильным магом. Когда они садились в кэб, он с упреком посмотрел на Кота:
– Знаешь, существуют сотни чар против укачивания в транспорте.
– Я думал, что наложил на него чары, – неловко ответил Кот.
В этом состояла его старая проблема – он не был уверен, когда использовал магию, а когда нет. Но что действительно заставляло Кота чувствовать себя неловко, так это знание, что если он действительно использовал магию на Тонино, то не ради Тонино. Кот терпеть не мог смотреть на людей, которым плохо. И опять он совершал хороший поступок из дурных побуждений. Такими темпами он точно станет злым кудесником.
Габриэль де Витт жил в просторном удобном современном доме с большими окнами и металлическими перекладинами на крыше по последней моде. Он стоял среди деревьев на новой дороге, за которой открывался вид на деревню.
Мисс Розали распахнула чистую белую парадную дверь и пригласила их внутрь. Она была забавной маленькой женщиной с сединой в черных волосах, которая всегда, неизменно носила серые кружевные митенки. Она представляла еще одну загадку. На левой руке у нее под серым кружевом митенки скрывалось большое золотое обручальное кольцо, и это, как думал Кот, могло означать, что она замужем за мистером Робертсом. Тем не менее ее всегда называли мисс Розали. Во-вторых, она вела себя так, словно она ведьма. Однако ведьмой она не была. Закрыв парадную дверь, она сделала несколько отрывистых жестов, будто накладывала охранные чары. Но на самом деле их накладывал мистер Робертс.
– Вам придется пойти наверх, мальчики, – сказала мисс Розали. – Я теперь не позволяю ему вставать. Он так беспокоился о встрече с юным Антонио, что заболел. Так взволнован из-за новой магии. Сюда.
Они последовали за мисс Розали по покрытой ковром лестнице и прошли в просторную солнечную спальню, где на больших окнах слегка колыхались белые занавески. Всё, что только можно, было белым: стены, ковер, кровать со сложенными стопкой белыми подушками и белым покрывалом, веточка ландышей на прикроватном столике, – и таким аккуратным, словно здесь никто не жил.
– А, Эрик Чант и Антонио Монтана! – произнес Габриэль де Витт из груды подушек. Его слабый сухой голос звучал нетерпеливо. – Рад встрече. Подойдите и сядьте так, чтобы я мог вас видеть.
Два простых белых стула располагались по обеим сторонам от кровати, примерно посередине. С окончательно оробевшим видом Тонино скользнул к ближайшему. Кот мог его понять. Обходя кровать, чтобы сесть на другой стул, он подумал, что белизна призвана заставлять Габриэля де Витта выделяться на ее фоне. Габриэль был таким худым и бледным, что среди обычных цветов его едва ли можно было бы заметить. Белые волосы сливались с белизной подушек. Лицо так сжалось, что казалось двумя пещерами из выступающих скул и высокого белого лба, из которых лихорадочно сверкали решительные глаза. Кот старался не смотреть на путаницу волос на груди, видных в горловине белой ночной рубашки под слишком острым подбородком. Почему-то это казалось непристойным.
Но самое удручающе, подумал Кот, садясь, состояло в запахе болезни и старости в комнате и в том, как, несмотря на белизну, по краям скапливалась тьма. Неясно вырисовывавшиеся углы комнаты казались серыми. Кот не отрывал взгляда от длинных жилистых кистей рук Габриэля, сложенных поверх белого покрывала, потому что они казались самым нормальным в нем, и надеялся, что визит продлится не слишком долго.
– Что ж, юный Антонио, – произнес Габриэль, и Кот не мог смотреть на то, как сухо шевелятся его бледные губы. – Я слышал, ты лучше всего творишь магию, когда используешь чужие чары.
Тонино робко кивнул:
– Думаю, да, сэр.
Не отрывая взгляда от неподвижных сложенных рук Габриэля, Кот приготовился к часовому разговору о теории магии. Но к его удивлению, непонятный разговор продолжался лишь около пяти минут. А потом Габриэль сказал:
– В таком случае, с твоего позволения, я хотел бы поставить небольшой эксперимент. Самый простой. Как ты мог заметить, я нынче очень слаб. Я хотел бы сотворить небольшое заклинание, чтобы сесть, но думаю, без твоей помощи не слишком преуспею. Ты сделаешь это для меня?
– Конечно, – ответил Тонино. – Будут… будут ли верными для этого случая чары силы? Мне придется петь, если не возражаете, потому что так мы делаем в Доме Монтана.
– Как угодно, – согласился Габриэль. – Тогда, как будешь готов.
Запрокинув голову, Тонино запел вроде бы на латыни – к удивлению Кота, очень приятно и мелодично, – в то время как руки Габриэля едва заметно двигались на покрывале. Когда песня закончилась, подушки под головой Габриэля перестроились во вздымающуюся груду, подтолкнувшую старика в сидячее положение. Затем они оттолкнули его от себя, так что он сидел уже сам – довольно устойчиво.
– Отличная работа! – сказал Габриэль.
Он явно был в восторге. Его выступающие щеки слегка порозовели, а глаза сверкали в своих пещерах.
– У тебя очень сильная и необычная магия, юноша, – он нетерпеливо повернулся к Коту: – А теперь я могу поговорить с тобой, Эрик. Это важно. Твои оставшиеся жизни в безопасности? У меня есть причины считать, что кое-кто ищет их, также как и мои.
Кот мысленно обратился к некоей картонной книжечке спичек, большая часть которых была использована.
– Ну, Крестоманси запер их в замковом сейфе со множеством чар. Они чувствуются в порядке.
Глаза Габриэля сверкнули вдаль, пока он тоже рассматривал жизни Кота.
– Действительно, – сказал он. – Они чувствуются в безопасности. Но я никогда не был полностью спокоен, когда там была заперта другая жизнь Кристофера. Знаешь, я поместил его последнюю жизнь в золотое кольцо и запер его в этом самом сейфе – это было в те времена, когда он терял жизни чуть ли не каждую неделю, и, понимаешь, что-то надо было делать, – но для меня стало громадным облегчением, когда он женился, и мы смогли отдать жизнь Милли в качестве обручального кольца. Я предпочел бы, чтобы твои жизни охранялись столь же хорошо. Книжечка спичек – такая хрупкая вещь.
Кот знал об этом. Но Крестоманси казался ему лучшим возможным хранителем.
– Как думаете, кто ищет их? – спросил он.
– А вот это самое странное, – ответил Габриэль, по-прежнему глядя вдаль. – Единственный человек, которому подходит та форма магии, что я чувствую, умер по меньшей мере двести лет назад. Кудесник, известный как Невилл Паукк. Он был последним из самых злых кудесников.
Кот уставился на Габриэля, который уставился вдаль, точно старый костлявый пророк. Тонино по другую сторону кровати тоже таращился, выглядя таким же испуганным, каким Кот себя чувствовал.
– Почему вы думаете, – хрипло спросил Кот, – что это может быть кто-то из прошлого?
– Потому… – начал Габриэль.
И тут случилось то, чего так боялся Кот.
Лицо Габриэля де Витта вдруг утратило всякое выражение. Подушки у него за спиной начали медленно оседать, из-за чего он снова опустился в лежачее положение. Затем Габриэль де Витт будто выбрался из себя. Высокий старик в длинной белой ночной рубашке отделился от лежащего старика и мгновение стоял, с грустью переводя взгляд с Кота на Тонино, а потом ушел в даль, которая каким-то образом не являлась частью белой комнаты.
Они оба повернули головы и смотрели ему вслед, пока он шел. Кот обнаружил, что сквозь фигуру уходящего старика может видеть Тонино, ландыши на прикроватном столике, а потом угол платяного шкафа. Старик становился меньше с каждым шагом, пока, наконец, не потерялся в белой дали.
Кот сам удивился, что не закричал – хотя и был близок к этому, когда снова посмотрел на лежавшего на подушках Габриэля де Витта и увидел, что его лицо стало голубоватым и еще более впалым, а рот медленно открывался всё больше и больше. Кот не мог издать ни звука или пошевелиться, пока Тонино не прошептал:
– Я видел тебя сквозь него!
Кот сглотнул:
– Я тоже. Видел тебя. Почему?
– Это была его последняя жизнь? – спросил Тонино. – Он теперь на самом деле умер?
– Не знаю. Думаю, мы должны кого-нибудь позвать.
Но, видимо, кто-то уже узнал. По ковру снаружи протопали шаги, и в комнату ворвалась мисс Розали, за которой следовал мистер Робертс. Оба бросились к кровати и встревоженно уставились на Габриэля де Витта, словно ожидали, что он проснется в любую минуту. Кот бросил еще один взгляд на разинутый рот и странный голубовато-восковой цвет лица и подумал, что никогда не видел никого, настолько явно умершего. Он видел родителей прямо перед похоронами, но они выглядели почти спящими, а вовсе не так.
– Не беспокойтесь, мальчики, – сказала мисс Розали. – Просто ушла очередная жизнь. У него остались еще две.
– Нет, ты забываешь о жизни, которую он отдал Ашет, – напомнил мистер Робертс.
– О, точно, – сказала мисс Розали. – Глупо с моей стороны. Но у него осталась еще одна. Почему бы вам не пойти вниз, мальчики, пока не начнется новая жизнь? Порой это занимает немало времени.
Кот с Тонино с благодарностью спрыгнули со стульев. Но как только они это сделали, Габриэль пошевелился. Его рот захлопнулся, а лицо снова стало лицом живого человека – человека, который выглядел бледным и нездоровым, но, несмотря на это, переполненным сильными чувствами.
– Розали, – произнес он слабым капризным голосом, – предупреди Крестоманси. Невилл Паукк шныряет вокруг этого дома. Я очень ясно его сейчас почувствовал.
– О, глупости, Габриэль! – резко и властно воскликнула мисс Розали. – Как это может быть он? Вы знаете, что Невилл Паукк – каким бы ни было его настоящее имя – жил во времена первого Крестоманси. Это более чем за сто лет до вашего рождения!
– Говорю тебе, я чувствовал его! – настаивал Габриэль. – Он был там, когда уходила моя последняя жизнь.
– Вы не можете этого знать, – настаивала мисс Розали.
– Я знаю. Я изучал этого человека, – продолжал упорствовать Габриэль, его голос становился всё более слабым и дрожащим. – Когда я только стал Крестоманси, я изучал его, поскольку мне необходимо было знать, каким бывает действительно злой кудесник, а он был самым изобретательным из всех. И это весьма изобретательно, Розали. Он пытается сделать себя сильнее, чем любой из Крестоманси. Предупреди Кристофера, что он в опасности. Особенно предупреди Эрика.
– Да, да, да, – ответила мисс Розали, настолько явно просто поддакивая ему, что Габриэль заметался в отчаянии, сбросив одеяло на пол. – Конечно, я предупрежу их, – она натянула одеяло обратно. – Успокойтесь, Габриэль, пока вам не стало плохо, и мы сделаем всё, что вы хотите.
Она многозначительно посмотрела на мистера Робертса, чтобы он увел из комнаты Кота и Тонино.
Мистер Робертс кивнул. Он взял мальчиков за плечи и вывел их на лестничную площадку. Когда он мягко прикрыл дверь, они услышали за спиной голос Габриэля:
– Послушай, Розали, я не брежу! Паукк научился путешествовать во времени. Он опасен. Я отвечаю за то, что говорю.
Его голос звучал так слабо и так расстроенно, что мистер Робертс с крайне обеспокоенным видом сказал:
– Слушайте, мальчики, наверное, вам лучше отправиться домой. Не думаю, что он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы еще говорить с вами сегодня. Я вызову вам кэб и позвоню в замок сказать, что вы вернетесь на более раннем поезде.
К этому моменту Кот ничего не хотел больше, чем этого. Судя по виду Тонино, он чувствовал то же самое. Единственное, о чем Кот жалел – они пропустят обед. Правда, представление мисс Розали об обеде заключалось в помидоре и салате-латуке, и у них было пять шиллингов Милли. Он последовал за мистером Робертсом вниз, думая о пончиках и вокзальных пирогах.
К счастью, когда они дошли до главных ворот, по улице как раз грохотал кэб: одна из тех старомодных запряженных лошадями повозок, похожих на большую вертикальную коробку на колесах, в которых кучер сидит наверху этой коробки. Она была потрепанной, а лошади – тощими, но мистер Робертс с большим облегчением окликнул ее и заплатил кучеру, когда мальчики взобрались внутрь.
– Вы можете успеть на поезд в два тридцать, – сказал он. – Поторопитесь, кучер.
Он закрыл дверь, и кэб тронулся. Кэб был вонючим и трясущимся, его колеса скрипели, но Кот посчитал, что возможность уехать так быстро того стоила. До вокзала было недалеко. Кот сидел в полумраке внутри коробки и чувствовал, как его разум от облегчения опустошается. Он хотел не думать о Габриэле де Витте еще очень долгое время. Вместо этого он думал о вокзальных пирогах и сэндвичах с солониной.
Но спустя полчаса тряски, вони и скрипа что-то начало его озадачивать. Он повернулся к другому мальчику в полутьме рядом с ним.
– Куда мы ехали?
Тонино – если его действительно так звали: Кот обнаружил, что не знает точно – неуверенно покачал головой.
– Мы двигаемся на северо-восток, – сказал он. – Меня тошнит.
– Тогда сглатывай, – велел ему Кот. Единственное, в чем он был уверен: он должен заботиться об этом мальчике, кем бы тот ни был. – Теперь уже наверняка недалеко, – успокаивающе добавил он.
Затем он задумался, что или где «недалеко». Он был слегка озадачен, поняв, что не имеет ни малейшего представления.
По крайней мере, насчет недалеко он, похоже, оказался прав. Пять минут спустя, как раз когда глотки другого мальчика становились отчаянными, кучер сверху закричал:
– Тпрру!
Кэб с визгом остановился, и дверь рядом с Котом открылась. Кот моргнул на серый свет над грязной мостовой и над рядом старых-старых домов, простиравшихся насколько хватало взгляда в обоих направлениях. «Должно быть, мы в предместьях Лондона», – подумал он. Пока Кот недоумевал над этим, кучер сказал:
– Два блондинистых паренька, как вы сказали, начальник.
Человек, открывший дверь, заглянул через нее, чтобы внимательно посмотреть на них. Они оказались лицом к лицу с низеньким пожилым мужчиной в грязной черной мантии. Внимательные круглые карие глаза и небритое коричневое лицо, всё иссеченное складками и морщинами, так походили на обезьяньи, что только мягкая черная шляпа, похожая на священническую, показывала, что это человек, а не обезьяна. А может, и нет. Кот странным образом обнаружил, что не уверен ни в чем.
Плоский обезьяний рот растянулся в усмешке.
– Ах, да, те, что нужно, – сказал мужчина. – Как приказано.
У него был сухой резкий голос, который отрывисто приказал:
– Выбирайтесь. И поторопитесь.
Пока Кот и Тонино послушно вылезали наружу, оказавшись на длинной улице из старых полуразрушенных домов – все они немного отличались друг от друга, как коттеджи, построенные для городка, – человек в черной мантии протянул кучеру золотую монету.
– Зачарована, чтобы вернуть вас обратно, – пробормотал он.
Сложно было понять, разговаривает он сам с собой или с кучером, но кучер всё равно с величайшим уважением коснулся шляпы приветственным жестом, щелкнул кнутом и поехал прочь, скрипя и грохоча. Кэб удалялся от них по полуразрушенной улице будто рывками, и после каждого рывка разглядеть его становилось сложнее. Еще не достигнув конца улицы, он рывком полностью исчез из вида.
Они таращились ему вслед.
– Почему это произошло? – спросил Тонино.
– Принадлежит будущему, не так ли? – резко ответил обезьяноподобный человек.
И опять же – он мог разговаривать и сам с собой. Но затем он, видимо, заметил их.
– Пошли. Никаких глупых вопросов. Не каждый день я нанимаю двух подмастерьев из богадельни. И я хочу, чтобы вы заслужили свое содержание работой по дому. Пошли.