Он повернулся и поспешил в стоявший рядом дом. Озадаченные, они прошли следом – через некрашеную парадную дверь, которая с хлопком закрылась за ними, в темный деревянный коридор. За ним находилась большая комната, которая была гораздо светлее благодаря ряду грязных окон, выходивших на кусты. Когда человек-обезьяна быстро провел их через нее, Кот опознал место как мастерскую мага. Она источала запах магии и драконьей крови, а почти по всему полу были нарисованы меловые символы. У Кота возникло мучительное чувство, что он должен бы знать, для чего предназначены большинство символов, и что они немного не в том порядке, к которому он привык, но, когда он подумал об этом, символы потеряли для него смысл.
Главное, что он заметил – ряд звездных диаграмм вдоль стены. Их было восемь, каждая последующая новее предыдущей: начиная от старой коричневой слева и заканчивая белой недавно нарисованной справа, после разрыва, где была сцарапана девятая диаграмма.
– Отказался от нее. Слишком хорошая защита, – заметил человек-обезьяна, когда Кот посмотрел на разрыв.
И опять же, возможно, он разговаривал сам с собой, поскольку он тут же развернулся и открыл дверь в конце комнаты.
– Пошли, пошли, – рявкнул он и поспешил вниз по уходившим вбок каменным ступеням в холодный каменный подвал под домом.
Поспешив следом, Кот успел только подумать, что последняя диаграмма – та, которая после сцарапанной – выглядит как-то неприятно знакомой, когда человек-обезьяна развернулся к ним внизу лестницы.
– А теперь, – сказал он, – как вас зовут?
Это казалось абсолютно разумным вопросом, но они дрожали, стоя на ледяных плитах, и смотрели то на него, то друг на друга. Ни один из них не имел ни малейшего представления.
Человек вздохнул от их глупости.
– Слишком много забывчивости, – пробормотал он в той манере, из-за которой казалось, будто он разговаривает сам с собой. Он указал на Кота и спросил Тонино: – Хорошо. Как его зовут?
– Э-э, – произнес Тонино, – его имя что-то значит. На латыни, кажется. Феликс или что-то вроде того. Да, Феликс[3].
– А его как зовут? – спросил человек Кота.
– Тони, – ответил Кот.
Это имя не казалось ему совершенно правильным – не больше, чем Феликс, – но он не в состоянии был подойти к истине ближе.
– Его зовут Тони.
– Не Эрик? – резко произнес человек. – Который из вас Эрик?
Оба покачали головами, хотя у Кота мелькнула слабая мысль, что имя означало редкий вид вереска[4]. Эта мысль была такой идиотской, что он немедленно отбросил ее.
– Отлично, – резко произнес человек. – Тони и Феликс, вы теперь мои подмастерья. В этой комнате вы будете есть и спать. Там найдете матрасы, – он указал коричневой волосатой рукой в сумрачный угол. – В этом углу находятся метлы и совок для мусора. Я требую, чтобы вы подмели эту комнату и приложили все силы, чтобы навести здесь порядок. Как только закончите, можете разложить матрасы.
– Пожалуйста, сэр… – начал Тонино.
Он испуганно замолчал, когда старое небритое обезьянье лицо повернулось и уставилось на него. А потом сказал явно не то, что собирался сказать изначально:
– Пожалуйста, сэр, как мы должны к вам обращаться?
– Меня знают как Мастера Паукка, – резко ответил человек. – Вы будете обращаться ко мне: Мастер.
Имя вызвало у Кота короткий холодный приступ тревоги. Он отнес его к тому, что старик с обезьяньим лицом уже сильно ему не нравился. От него исходил запах – старой одежды, затхлости и болезни, – который напоминал Коту о… о… о чем-то, что он не мог по-настоящему вспомнить, и от чего становилось страшно и не по себе. Чтобы прогнать эти ощущения, он сказал то, что на самом деле собирался сказать Тонино:
– Сэр, мы еще не обедали.
Круглые обезьяньи глаза Мастера Паукка моргнули в сторону Кота.
– В самом деле? Что ж, возможно, вы получите еду, как только подметете и приберете эту комнату.
С этими словами он повернулся и побежал наверх по каменной лестнице к двери, его затхлое черное пальто при этом взвилось вихрем. Наверху он остановился.
– Не пытайтесь использовать магию, – сказал он. – Я не потерплю здесь ничего подобного. Никаких глупостей. Это место находится во временном отрезке, отделенном от всех остальных времен, и вы должны вести себя здесь примерно.
Он вышел за дверь и закрыл ее за собой. Они услышали, как с другой стороны прочно опустился засов.
Эта дверь была единственным выходом из подвала. В каменных стенах было только одно высоко расположенное окно, плотно закрытое и слишком грязное, чтобы сквозь него что-то разглядеть, из которого лился скудный серый свет. Кот с Тонино уставились на дверь, на окно, а потом друг на друга.
– Что он подразумевал под не пытаться использовать магию? – спросил Тонино. – Ты можешь использовать магию?
– Не думаю, – ответил Кот. – А ты?
– Я… Я не могу вспомнить, – несчастно произнес Тонино. – У меня в голове пусто.
То же самое происходило с Котом каждый раз, когда он пытался думать об этом. Он ни в чем не был уверен, в том числе, почему они здесь и должен ли он испытывать страх или просто тоску. Он ухватился за две вещи, в которых был уверен: Тонино младше него, и Кот должен заботиться о нем.
Тонино дрожал.
– Давай найдем метлы и начнем подметать, – сказал Кот. – Это нас согреет, а когда мы закончим, он даст нам что-нибудь поесть.
– Возможно, даст, – уточнил Тонино. – Ты веришь или доверяешь ему?
– Нет, – ответил Кот. Было что-то еще, что совершенно выветрилось из его помутненного рассудка. – Лучше не давать ему повод не кормить нас.
В углу рядом с лестницей они нашли две потрепанные метлы и совок с длинной ручкой. Вместе с кучей поразительно разнообразного хлама: ржавые жестяные банки, затянутые паутиной доски, тряпки, настолько старые, что превратились в груды грязи, трости, разбитые кувшины, сачки, удочки, половина каретного колеса, сломанные зонтики, часовые механизмы и вещи, которые сгнили слишком сильно, чтобы можно было догадаться, чем они когда-то были. И они приступили к уборке комнаты.
Не сговариваясь, они начали с того конца, где располагалась лестница. Этот конец был чище. Оставшуюся часть комнаты заполнял хаос расщепленных старых верстаков и сломанных стульев, нагромождение которых становилось всё больше по мере приближения к дальнему концу, где стена целиком была завешена паутиной, более толстой и пыльной, чем Коту представлялось возможным. Кроме того, рядом с лестницей они могли слышать, как Мастер Паукк скрипит и бормочет в комнате наверху, и было разумным предположить, что он тоже может их слышать. У обоих засело в голове, что если он услышит, как они по-настоящему усердно трудятся, он может решить принести им что-нибудь поесть.
Казалось, они подметали несколько часов. Наименее вонючие старые тряпки они использовали для протирания пыли. Кот нашел старый мешок, в который они шумно запихивали пыль, паутину и разбитое стекло. Они стучали метлами. Тонино с потрясающим грохотом вытащил еще одну кучу хлама из другого угла и нашел среди нее матрасы. Грязные комковатые штуковины, настолько влажные, что на ощупь чувствовались мокрыми.
Кот шумно прошлепал по комнате, собрав кучу из большинства сломанных стульев, и повесил на нее пахнувшие плесенью матрасы, чтобы проветрить. К этому времени, к легкому удивлению Кота, больше половины комнаты оказалась чистой. Пыль висела в воздухе, из-за чего у Тонино текло из носа и слезились глаза, заполняла одежду и волосы и прочерчивала лица серыми полосами. Их руки стали черными, а ногти – еще чернее. Они хотели есть, пить и устали до изнеможения.
– Мне нужно попить, – прохрипел Тонино.
Кот еще раз очень шумно подмел лестницу, но Мастер Паукк не подал никаких признаков, что услышал. Возможно, стоит покричать? Чтобы набраться на это мужества, понадобилось настоящее усилие. И почему-то Кот не мог заставить себя назвать Мастера Паукка Мастером, как бы ни старался. Он вежливо постучал в дверь и позвал:
– Простите, сэр! Простите, пожалуйста, мы ужасно хотим пить.
Ответа не последовало. Приложив ухо к двери, Кот уже не услышал звуков от передвижений Мастера Паукка. Он угрюмо спустился обратно.
– Не думаю, что он сейчас там.
Тонино вздохнул:
– Он узнает, когда эта комната будет чиста, и тогда вернется, но не раньше. Я уверен, он кудесник.
– В любом случае, ничто не мешает нам отдохнуть, – сказал Кот.
Он подтащил к стене два матраса и сделал из них сиденье. Оба с облегчением сели. Матрасы по-прежнему были крайне влажными и ужасно воняли. Оба попытались не обращать внимания.
– Откуда ты знаешь, что он кудесник? – спросил Кот, чтобы отвлечься от вони и сырости.
– Глаза, – ответил Тонино. – У тебя такие же глаза.
Кот подумал о круглых блестящих глазах Мастера Паукка и передернулся.
– Они вовсе не такие, как мои! Мои глаза голубые.
Тонино опустил голову, подперев ее руками:
– Прости. На мгновение я подумал, что ты кудесник. Теперь я не знаю, что и думать.
Это заставило Кота неловко поерзать. Если позволить себе это заметить, каждый раз, стоило ему подумать о чем-то, а особенно о магии, возникало пугающее ощущение, будто думать не о чем. В этом холодном подвале, казалось, было только здесь и сейчас, и ужасный запах гнилого дыхания, исходящий от матрасов, и сырость, выползающая вместе с запахом и пробирающаяся сквозь одежду.
Тонино рядом с ним снова задрожал.
– Так не годится, – сказал Кот. – Вставай.
Тонино поднялся на ноги.
– Думаю, какие-то чары здесь заставляют нас слушаться, – заметил он. – Он сказал нам, что мы можем разложить матрасы после того, как комната будет чистой.
– Мне наплевать, – сказал Кот.
Он подобрал верхний матрас и встряхнул его, пытаясь вытряхнуть запах – или чары.
Это оказалось большой ошибкой. В ту же секунду весь подвал заполнился густой, удушающей, вонючей, комковатой пылью. Они едва могли видеть друг друга. И то, что Кот все-таки разглядел, вызывало тревогу. Тонино согнулся пополам, кашляя и кашляя – ужасным отрывистым и сухим кашлем с надрывным задыхающимся звуком каждый раз, когда Тонино пытался вдохнуть. Выглядело так, будто Тонино сейчас умрет от удушья, и это настолько пугало Кота, что он терял те крохи рассудка, что у него еще оставались.
Он выронил матрас, подняв еще одно облако пыли, схватил метлу и с остервенением страха и вины побежал по лестнице наверх, где заколотил в дверь ручкой метлы.
– Помогите! – завопил он. – Тони задыхается! Помогите!
Ничего не произошло. Как только Кот перестал стучать в дверь, по тишине с той стороны он понял, что Мастер Паукк не утруждается слушать. Он сбежал обратно вниз, в густую-густую пыль, схватил задыхающегося Тонино за локоть и подтолкнул его наверх по ступеням.
– Вставай рядом с дверью, – велел он. – Там чище.
Он слышал, как Тонино, задыхаясь, поднялся, в то время как сам побежал к грязному, темному, высокорасположенному окну и ударил в него ручкой метлы, как копьем.
Кот собирался разбить его. Но запачканное стекло просто пошло трещинами, точно белая звезда, и никак не разбивалось больше, как бы сильно Кот не колотил в него метлой. К этому моменту он кашлял почти так же ужасно, как Тонино. И был зол. Мастер Паукк пытался сломить их дух. Что ж, ничего у него не выйдет! Кот подтащил под окно один из тяжелых расщепленных верстаков и взобрался на него.
Окно было из тех, у которых половина опускается, а половина поднимается. Встав на верстак, Кот оказался носом на уровне старой ржавой задвижки, которая держала две смыкающиеся посередине половины. Он взялся за задвижку и сердито вывернул ее. Она рассыпалась в его руках на кусочки, но по крайней мере больше не удерживала окно закрытым. Кот бросил кусочки вниз и всеми пальцами ухватился за грязную раму. И толкнул. И потянул. И затряс.
– Давай помогу, – хрипло произнес Тонино, забравшись к Коту и сильно выдохнув, поскольку задерживал дыхание, пока шел через комнату.
Кот благодарно подвинулся, и они толкнули вдвоем. К их радости, верхняя половина окна дернулась и заскользила, образовав зазор примерно в пять дюймов над их головами. Сквозь него они могли увидеть снаружи только нижнюю часть ограды на уровне мостовой и пару ног, проходивших мимо – ног в старомодной обуви с высокими каблуками и пряжками спереди.
Это показалось им странным. Как и то, как теплые струи свежего воздуха сквозь открытую щель дохнули им в лицо в тот же момент, когда облака пыли устремились наружу. Но они не стали останавливаться, чтобы подумать об этом. Им обоим пришло в голову, что если они смогут подтолкнуть верхнюю половину окна до самого конца, то смогут выбраться наружу. Они вцепились обеими руками в верхнюю часть окна, угрюмо толкая.
Но, похоже, никакие усилия не могли заставить окно открыться больше. Когда Кот, тяжело дыша, остановился, Тонино заколотил кулаком по нижней части окна и закричал очередной проходившей мимо паре ботинок с пряжками:
– Помогите! Помогите! Мы заперты здесь!
Ноги прошли, даже не задержавшись.
– Они не слышали, – сказал Кот. – Должно быть, это чары.
– Тогда что нам делать? – завыл Тонино. – Я так голоден!
Кот тоже был голоден. Насколько он мог понять, сейчас было уже время вечернего чая – по меньшей мере. Он подумал о чае в замке с сэндвичами с салатом и пирожными с кремом… Постойте-ка! Что за замок? Но вспышка воспоминания ушла, оставив лишь представление о сэндвичах с салатом – роскошных, со срезанной корочкой – и пирожных, сочащихся джемом и кремом. Желудок Кота заворчал, и он почувствовал, что готов завыть, как Тонино. Но он знал, что должен быть благоразумным, потому что старше Тонино.
– Он сказал, мы можем получить еду, когда уберем всю комнату, – напомнил он Тонино. – Лучше нам продолжить и покончить с этим.
Они слезли и снова приступили к работе. На этот раз Кот попытался организовать ее как следует. Он следил, чтобы они работали только короткими рывками, и нашел два не совсем сломанных стула, чтобы они могли посидеть отдохнуть, пока очередная куча пыли всасывалась через открытое окно. Они медленно продвигались к дальнему концу подвала. К тому времени, когда свет, проникающий сквозь грязь на окне, стал золотым светом позднего вечера, они были готовы приступить к задней стене.
Они совсем к этому не стремились. Тот конец от пола до потолка был завешан массой грязной пыльной паутины, по меньшей мере в два фута толщиной, дрожащей и вздымающейся серой зловещей массой на сквозняке от окна. Под завесами паутины, они могли разглядеть еще один расщепленный верстак. А на нем в самом центре стоял какой-то маленький черный контейнер.
– Как думаешь, что это? – поинтересовался Тонино.
– Посмотрю. Полагаю, очередной старый хлам.
Кот с содроганием просунул левую руку сквозь паутину, ненавидя ее липкое мягкое прикосновение, и взял черную штуку.
Как только пальцы сомкнулись на ней, у него возникло ощущение, что это важно. Но когда он осторожно вытянул ее наружу, насколько можно избегая прикасаться к паутине, она оказалась просто старой черной жестяной коробкой с неумело проделанной в крышке круглой дыркой.
– Всего лишь жестяная коробочка для чая, – сказал он. – Похоже, кто-то пытался переделать ее в копилку.
Он потряс ее. Внутри что-то резко загремело.
– Посмотри, что там, – сказал Тонино. – Возможно, что-то ценное.
Кот подцепил крышку, обзаведясь в процессе новым большим пятном черной грязи на лице. Жестянку покрывал столетиями копившийся закопченный жир. Но крышка довольно легко сдвинулась и со стуком снялась. Внутри находилась горстка красной фасоли. Семь штук.
Чтобы убедиться, Кот высыпал их на ладонь, и, к его глубокому разочарованию, они действительно оказались фасолью. Должно быть, фасолинки пролежали в жестянке очень долго. Четыре были сморщенными и ссохшимися, а одна – такой старой, что стала просто высохшим коричневым комком. Было ясно, что в них нет ничего ценного.