Из груди вырвался хриплый рев, Виэльди толкнул дверь плечом и с такой скоростью ввалился внутрь, что едва не упал.
На кровати, распятая, прикованная за руки и ноги чем-то невидимым, лежала Данеска. Она открывала рот, как в крике, но ни звука не слетало с ее губ. А черный человек тянул к ней руки и приближался, приближался…
Откуда в Виэльди вдруг проснулась почти нечеловеческая прыть? Только что он не мог догнать обугленного, а сейчас в один шаг настиг, обхватил его за туловище и потянул назад. Ладони, плечи и грудь не просто обожгло — ткань рубахи сгорела, а кожа зашкворчала, словно свиной жир на сковороде, и покрылась багряной коркой. Боль была такая, что Виэльди завопил, будто его раздирали заживо, но все равно не выпустил Черного. Даже умудрился достать кинжал и полоснуть им по шее врага. Лезвие застряло в теле, как в дереве. А сознание гасло, гасло… Он так и не смог спасти Данеску…
Простыня загорелась, пламя сжигало тело. Данеска видела, как чернеет кожа, Нестерпимая боль добиралась до костей и, казалось, скручивала их в спираль. Лучше смерть, чем такие муки! Почему сознание до сих пор ясное, почему не помрачилось?
Больно! А-а-а!
Закричать не получается: губы, язык, горло сгорели. Обречена! Обречена!
А черный человек все приближается… Цаур Саанхис приближается…
Со спины на него кто-то набросился…
Виэльди!
Ее небесный муж, любимый, ее жизнь, ее брат, ее всё!
Он набросился на Огненного и… И пламя объяло Виэльди.
— Не-е-ет! — закричала Данеска и услышала свой крик.
Значит, язык и горло целы…
В тело, по-прежнему обожженное, вернулись силы. До сих пор неспособная пошевелиться, теперь она вскочила с кровати и, ухватив тяжелый бронзовый кувшин, ударила им Черного по голове. Тот пошатнулся — и вдруг исчез, будто растворился, будто его никогда и не было…
Спасена… Да только зачем ей теперь жизнь, если Виэльди сгорел? Погиб, пытаясь ее спасти. Слезы побежали по лицу, она завыла, застонала, закричала и бросилась к изломанному почерневшему трупу. Обнимала, гладила по черепу, на котором не осталось волос…
В душе образовалась пустота, бесконечное ничто. Незачем жить, нечего желать — все неважно. В землю бы…
Данеска легла рядом с Виэльди, прижалась к его обжигающему плечу и простонала:
— Любимый… С тобой умру…
Едкая гарь снова ударила в ноздри, тело искорежила боль, а сознание наконец начало ускользать, ускользать… Тьма опустилась, затуманила разум, Данеска плыла в небытии, не чувствуя себя…
Очнулась она в руках Виэльди, который нес ее вниз по лестнице. Он не сгорел? Кожа привычно смуглая, черные волосы развеваются за спиной, бусины стучат… Жив, жив!
Данеска не выдержала и засмеялась от счастья, прижалась к любимому, сильнее ощутив тепло — не жар! — его объятий.
Даже если это последний день ее жизни — это прекрасный день!
— Виэльди… — выдохнула Данеска. — Я тебя люблю! Навсегда, навеки, даже в том мире буду любить…
Он не ответил — он все мчался вниз по лестнице, наконец вынес ее из замка на подворье. Оно оказалось каким-то не таким…
Да это и не подворье вовсе! Над головой раскинулось бирюзовое небо, на востоке поднимается рыжее солнце, заливаются утренние птахи, стрекочут насекомые, а высокий ковыль шелестит от дуновений ветра, щекочет руки и плечи…
Дворца нет! Только степь от края до края — и Виэльди на расстоянии вытянутой руки.
Если это предсмертные видения, пусть длятся как можно дольше!
Виэльди опустил Данеску на землю, но не разжал объятий. Не в силах оторвать взгляда, смотрел и смотрел на любимое лицо. В ее черных глазах сияла нежность, на губах играла такая светлая улыбка, что даже целовать их было страшно. Страшно было спугнуть эту тихую радость… Он и не поцеловал, только, слегка касаясь, приласкал большим пальцем и по-прежнему смотрел, любовался.
Рассветные лучи играли в черных волосах и казалось, будто вокруг ее головы сверкает золотистый ореол.
Такая щемящая нежность заполнила Виэльди, что он даже забыл, как дышать. Родная, любимая… наконец-то она снова в его объятиях, наконец-то он снова чует пряный и сладкий аромат ее тела!
Она провела рукой по волосам, заправила шелковистую прядь за ухо. Виэльди не выдержал, поцеловал его, чуть прикусив за мочку. Данеска вздрогнула, едва слышно простонала. Он откинул ее волосы на одно плечо, чуть наклонил ее голову вперед и коснулся губами задней части шеи, изящно изогнутой, скользнул по трогательной выемке…
— Виэльди… Мы дома, Виэльди? — спросила она, оглядываясь. — Видишь, там, вдали… Разве это передвижные дома стоят? Талмериды уже перебрались на зимовку…
Насколько он знал, еще нет, но, проследив за ее взглядом, и правда увидел шатры на горизонте.
— Значит, перебрались, — он улыбнулся. — Я ведь и сам давно не был на родине.
— Мне почему-то всегда больше нравилось жить на зимних землях, чем на летних. С самого детства.
— Я знаю, — Виэльди рассмеялся. — Ты еще до осени начинала канючить, выспрашивая у отца, когда уже переберемся на зимовку.
— А ты никогда этого не понимал.
— Конечно. Там земли обширнее, и скот приходилось далеко гонять.
— Ну, мне-то не приходилось! — она тоже засмеялась и легонько ударила его кулаком по груди. — Зато там… то есть здесь… красивее, чем на севере.
Они замолчали и, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Губы Данески приоткрылись, глаза заблестели, а чернота зрачков затопила почти всю радужку. У Виэльди кровь прилила к паху, штаны встали колом, жаркими волнами накатывало возбуждение.
— Виэльди… — шепнула Данеска.
Восторженность, звучащая в ее голосе, сделала влечение нестерпимым.
Стараясь не торопиться, он расстегнул серебряную пуговицу на вороте ее платья, спустил его с плеч, обнажая высокую грудь с дразняще торчащими сосками. Он коснулся их ладонями — набухшие, твердые, они защекотали кожу.
Данеска прижалась к нему и сказала:
— Я желаю тебя… Я хочу познать каждую часть твоего тела!
— Милая… — прохрипел Виэльди, зарывая пальцы в ее волосы. — Моя единственная, любимая…
Потом он ласкал ее так, как никогда! Так, что забыл, где они находятся, забыл даже самого себя.
— Земля! — крикнула Данеска, ее голос погрубел. Лицо поплыло перед глазами, степь вдруг померкла, а он дернулся и вскочил на ложе. — Земля впереди! Земля! — вопил кто-то из воинов.
Виэльди едва не заплакал от разочарования: это всего лишь сон… Зато возбуждение настоящее — в паху так и пытает. По-быстрому ублажив себя рукой, Виэльди вышел из своей надстройки на палубу: впереди, в тумане, и впрямь виднелся берег. Там, в княжеском дворце, его ждала чужая женщина, нелюбимая жена…
Виэльди исчез. Данеска заозиралась и закричала сквозь слезы:
— Виэльди! Виэльди, где ты?
Степь задрожала, потом резко погрузилась во тьму — над головой сверкали звезды, вдали мерцал огонек. Данеска пошла к нему.
Возле костра сидела женщина — прекрасная, как богиня! Даже проклятой Джефранке было до нее, как ослице до кобылицы. Данеска же по сравнению с ней и вовсе, наверное, уродина…
Женщина поднялась, серебряные волосы сверкающим дождем рассыпались по плечам, серебряные глаза засияли, почти как звезды. Восхитительная улыбнулась и поманила изящным взмахом белой руки. Ее тонкое запястье красиво изогнулось.
— Кто ты? — воскликнула Данеска. — Куда делся Виэльди? — почему-то она не сомневалась, что женщина может ответить на этот вопрос.
— Там же, где и раньше. На корабле, что движется к Адальгару, — ее голос оказался чарующим, сладким, тягучим, как мед. Он обволакивал, его хотелось слушать и слушать. — Твой брат и возлюбленный проснулся, потому исчез. А вот ты еще спишь, и мне есть, о чем с тобой поговорить, Данеска Каммейра. Подойди же, присядь у моего костра.
С недоверием глядя на незнакомку, Данеска приблизилась и опустилась у весело полыхающего огонька. Запахи дыма и трав усилились. Как же она по ним соскучилась, как давно их не ощущала! Сердце защемило. Заныла и застонала душа — то говорила тоска по родине.
— Сейчас ты на родине, — сказала среброволосая, будто подслушав мысли. — Хотя бы во сне… Но ты ведь понимаешь, что это не обычный сон, правда? Он так же реален, как явь.
— Понимаю… кажется, — пробормотала Данеска и сцепила пальцы.
— Не бойся, я не сделаю дурного, я желаю тебе только добра. Тебе и твоему возлюбленному.
— Почему? — по сравнению с мелодичным голосом незнакомки собственный показался скрежетом металла о металл. — Почему желаешь нам добра, что тебе до нас?
Доверять женщине Данеска не спешила: в сказках, слышанных в детстве, встречи с созданиями из-за грани редко приносили героям счастье, куда чаще оборачивались бедой. А в том, что среброволосая не принадлежит человеческому миру, не было сомнений.
— Я часто прихожу к тем, кто по-настоящему любит друг друга. Ведь я — дух любви, ее воплощение, та, кто соединяет сердца! Посмотри на меня внимательнее: я прекрасна, потому что я — любовь, а в мире нет ничего красивее нее. Я пришла, чтобы помочь тебе и Виэльди, ибо мне печально видеть разлуку, горестно видеть, как растрачивается мой дар…
О, как же хочется ей верить!
Чем дольше Данеска смотрела на женщину-духа и слушала, тем больше утверждалась в мысли, что та говорит правду. А почему нет?
— Так ты… Ты богиня любви?
— Да, люди почитают меня как богиню любви и красоты. В разных краях я известна под разными именами. На самом же деле я — дух. Такой же, как ваш Ворон, который, увы, спит, — она с грустью вздохнула и пригладила волосы, отчего они засияли еще ярче.
— И как же ты нам поможешь? Мне и Виэльди? Ведь я замужем, он женат. И между нами — море. Холодное огромное море… — при этих словах горло перехватило, она едва смогла договорить
— Но твой муж и его жена могут умереть… Хочешь, умрут?
Данеска уже открыла рот, чтобы выкрикнуть «да», но вовремя прикусила язык. Конечно, хорошо, если ненавистная княгиня умрет, но Ашезир? Нет, ему она не желает смерти… Пожалуй, даже огорчится, если он погибнет. Как ни странно, а к мужу она… ну не то чтобы привязалась, однако и совсем чужим он не был. В отличие от Джефранки. Но в гибели одной только княгини смысла нет: Виэльди овдовеет, а Данеска все равно останется замужем. Ничего не изменится.
— Нет, не надо никого убивать… — нахмурившись, она с подозрением уставилась на собеседницу. — Да и как так? Если ты — любовь, то как можешь нести смерть?
— Разве никогда не слышала, что любовь и смерть часто ходят парой? — улыбнулась красавица. — Ведь ради самого сильного из чувств люди готовы на всё!
— Не на всё… и не все…
Вот Виэльди не был готов отказаться от отца, родины и власти… Предатель!
— Не ругай его, — пропела богиня. — Просто он еще не осознал, не понял, в чем смысл жизни. Он не такой мудрый, как ты.
— Значит, и я тоже не мудрая, — Данеска пожала плечами. — Потому что не согласна на чьи-то смерти…
— Может, это и правильно. Ведь если потом ты не сумеешь договориться со своей совестью, то ее муки омрачат твою радость… К счастью, есть и другой путь, добрый путь — все останутся живы, а вы с Виэльди все равно воссоединитесь.
— Какой же? — оживилась Данеска и чуть не вскочила с места, так не терпелось услышать ответ.
Богиня улыбнулась ласково, но с хитринкой.
— Пока это ведомо только мне, так должно быть. Ты же просто положись на меня. Кому как не духу любви соединять души? Но есть еще кое-что, — ее лицо стало строгим, улыбка исчезла. — Миру грозит опасность, и только другой дух — Ворон — способен от нее спасти. Увы, он спит и не знает об этом…
— Опасность?! Какая?
— Земля покроется льдом, многие погибнут. Возможно, и ты… а вместе с тобой и мой дар тебе — любовь. Я буду бессильна помочь. Но Ворон сможет! Нужно его разбудить.
— Ты разбудишь? — Данеска так взволновалась, что даже голос задрожал.
— Увы… — женщина покачала головой и поджала губы. — Это также не в моих силах. Лишь один человек способен пробудить спящего духа — Виэльди!
— Виэльди?! — она что, ослышалась?
— Да-да, именно Виэльди. Скажи об этом своему возлюбленному, когда в следующий раз его увидишь. Скажи, что он должен найти Ворона и разбудить. Времени осталось мало, слишком мало. Год, в лучшем случае два.
Данеска прищурилась, закусила нижнюю губу. Поутихшие подозрения снова заворочались в душе.
— Все разговоры о любви были просто… просто для отвода глаз, да? А на самом деле вот для чего ты явилась…
Среброволосая ничуть не смутилась: ну еще бы, где это видано, чтобы боги смущались из-за слов смертных.
— И для этого тоже, ты верно поняла, — засмеялась богиня. — Но мы с тобой на одной стороне. Сделай то, о чем я прошу, и заслужишь мою благодарность, мое расположение. А чем может отблагодарить дух любви, думаю, догадываешься. И еще я обещаю никого не убивать, раз ты этого не хочешь. Ну что, согласна?
Данеска судорожно думала, но мысли толкались в голове, мешая одна другой. Очень соблазнительное предложение, но вдруг богиня лукавит? Вдруг будить Ворона опасно, вдруг Виэльди пострадает?
— Не пострадает, — снова подслушав мысли, сказала собеседница. — Я буду оберегать его от опасностей. Я сберегу его для тебя, это мне по силам. Соглашайся.
— Я… да… — прошептала Данеска, затем воскликнула: — Я согласна!
— Умница, — богиня заулыбалась. — Ты не пожалеешь.
Костер взметнулся к небесам, заискрился, загородив их, а когда опал, женщина-дух исчезла.
Ночная степь закружилась перед глазами, расплылась, и Данеска проснулась в своей кровати.
* * *
Шаазар сидела под деревом в своем нынешнем обличье, грызла вялое подмороженное яблоко и улыбалась, довольная собой: насланное ею видение и разговор удались на славу. Каждый из этих троих — Данеска, Джефранка, Ашезир — скоро передаст Виэльди слова о Вороне, и тогда побратим смерти будет готов к встрече с Шаазар и поверит ей.
Жаль, с Андио разговор не вышел… Каудихо до самого пробуждения думал, что видит обычный сон и болтал всякие глупости. Надо было прийти к нему наяву, в образе Ишки, а не во сне. Еще не поздно. И уже незачем. Троих вполне хватит… После их слов побратим смерти воспримет всерьез ее слова. Немного злит, что приходится убеждать какого-то человечка таким сложным и долгим путем, но что поделать, если он ей неподвластен, она не может его заставить. Остается утешать себя тем, что все-таки он не совсем обычный. Видимо, его мать была хорошей ведьмой, раз сумела обмануть мальчика-смерть и этим спасти своего сына…
Главное, чтобы он не утратил силу, раньше времени передав ее потомку. Ни одна из девиц не должна родить от Виэльди до тех пор, пока он не разбудит Ворона. Ну да об этом Шаазар позаботится. А дальше пусть человечки делают, что хотят, ее это не волнует.
Глава 6
Талмериды только-только показались на дороге, ведущей ко дворцу, но даже отсюда было заметно, как они измучены. Ссутуленные спины, опущенные плечи, вялые движения и хмурые лица говорили сами за себя. Еще бы, воины столько дней провели в море и на холоде.
Джефранка щурилась, спасая глаза от мелких брызг, смешанных со снежными крупицами, и смотрела на всадников, не в силах дождаться, когда они приблизятся к главному входу… когда наконец она сможет поприветствовать Виэльди.
Как он поведет себя при встрече? Может, улыбнется ласково, несмотря на усталость? Или будет столь же холоден и резок, как при отъезде?
Так хотелось обнять его, уронить голову на его грудь, и чтобы он обнял в ответ, сказал что-нибудь нежное.
Наивные желания… Скорее, Виэльди отделается церемониальными словами, которые должен говорить муж и князь после долгого отсутствия. Тогда Джефранке придется ответить ему тем же, однако она постарается вложить в приветствие всю свою нежность и… любовь? Ну да, любовь, о которой он не догадывается и, наверное, не догадается никогда.
Виэльди отправил своих людей к боковому входу, сам же подъехал к главному и, спешившись, бросил слуге поводья. Помотал головой, стряхивая воду с волос — бесполезно: капли дождя, как прозрачные бусины, сверкнули на черных прядях и снова впитались в них.