Тощая кобыла, судя по виду, была готова издохнуть в любой момент. Она кое-как переставляла копыта, я равнодушно глядел вокруг. Слева виднелись приземистые закопчённые склады, справа на рейде маячили купеческие суда, от которых как раз отходили лодки — на берег возвращался народ, нанимавшийся на разгрузку. Сейчас толпа, добравшись до суши, рванёт за расчётом в свою контору. Там будут очереди, ругань и мордобой — вряд ли здешние нравы сильно отличаются от того, что я видел в других портах.
Приметы технического прогресса тут, впрочем, тоже имелись. Гигантский подъёмный кран, торчавший в полуверсте от меня, навис над пришвартованным сухогрузом. Очертания размывались в подступающих сумерках, и кран казался согбенным великаном-гомункулусом.
Ветер гнал снежную крупу по мёрзлой земле.
Кобыла наконец доплелась.
Трактир был относительно чист — с дощатого пола, по крайней мере, явно пытались соскоблить грязь, причём не так уж давно. Публика — без изысков, но и без откровенного сброда. Флотские унтер-офицеры, конторщики, приказчики из небогатых лавок, даже парочка заблудших студентов.
Сев за стол у дальней стены, я вынул из кармана часы, взглянул на циферблат (без четверти пять) — скорее по привычке, чем по необходимости. Точное время встречи не оговаривалось. Вместо этого связник получил простые и недвусмысленные инструкции — явиться в трактир, как только «Кайра» встанет на якорь, после чего дождаться меня.
Но он почему-то до сих пор не пришёл.
Я ещё раз внимательно огляделся.
Прежде я не встречался с ним лично, но имел его словесный портрет, детализированный и полный. Это — для первичного опознания, которое затем надлежало подтвердить про помощи чар.
Пока — никого похожего.
Любопытно.
Версию о том, что связной позабыл о встрече, я даже не стал рассматривать. Сотрудничество с нашей организацией — превосходное средство от рассеянности в любых проявлениях. Чтобы оправдать опоздание, не говоря уже о неявке, требовалась крайне уважительная причина.
Я поманил к себе полового — крепыша с нагловатой физиономией. Тот подскочил с готовностью, сочтя меня, очевидно, перспективным клиентом. От местных вин я отказался без колебаний (слишком хорошо представляю, какой бурдой поят в заведениях такого ранга), холодное пиво было не по погоде, поэтому заказал лишь стопку анисовой, а из еды — жаркое.
Небо за окнами окончательно потемнело. Керосиновые лампы, зажжённые трактирной прислугой, натужно выгрызали куски из мрака.
Минуты сыпались как песок.
Я доел мясо и поинтересовался, имеются ли свободные комнаты. В ответ услышал, что есть одна, но самая дорогая. Заплатил за трое суток вперёд, отнёс саквояж и вернулся в зал. Половой подал мне чаю с баранками.
В полседьмого я поднялся из-за стола и вышел на улицу.
Пора было прояснить ситуацию.
Зайдя в закуток между двумя бревенчатыми лабазами, я достал из-за пазухи бумажный конвертик — миниатюрный, в половину ладони. Аккуратно надорвал край и вытащил клок волос.
Волосы эти принадлежали связнику, который сегодня так и не появился. Долгие годы они хранились в архиве вместе с его досье. Чтобы служить у нас, нужно отдать частичку себя, как шутят по этому поводу острословы. Конверт мне вручили перед отбытием с континента — подстраховка на случай непредвиденных обстоятельств, которые, как теперь выясняется, не замедлили наступить.
Я взял заговорённую спичку с ядовито-жёлтой головкой, чиркнул, и клок с готовностью вспыхнул, осыпался мелким пеплом. Я втянул в себя струйку дыма и пошатнулся, как от удара. Показалось, что в голове что-то щёлкнуло, обоняние нечеловечески обострилось. Носоглотку ожгло отвратительно-резкой смесью портовых запахов. Рыбья чешуя, гниющие водоросли, дёготь и керосин, цемент и каменный уголь, канифоль и сырые доски, сивуха и прогорклое масло, плесень и ржавчина, застарелый пот и дерьмо всех видов — собачье, птичье, крысиное, человеческое…
К счастью, атака на восприятие продолжалась считанные секунды, после чего оттенки вони снова ослабли — все кроме одного, который и был мне нужен. Я глубоко вздохнул и зашагал, вертя головой и продолжая принюхиваться.
Словно гончая, я взял след пропавшего человека.
Петлять между уродливыми постройками пришлось долго, сорок минут без малого. Мороз покусывал щёки, на небе повисла луна-рыжуха в стылой шафранной дымке. Навстречу мне попадались подвыпившие (а чаще — пьяные в хлам) матросы и докеры, босяки в тошнотных лохмотьях, облезлые бродячие псы. Взгляд натыкался на искалеченные деревянные ящики, смёрзшиеся объедки, бутылочные осколки.
Человек, которого я искал, пребывал в самом сердце здешней клоаки.
И вот я его увидел.
Прежде чем подойти вплотную, я ради предосторожности взял ещё одну спичку из коробка. Дым на этот раз глотать не пришлось — достаточно было наблюдать за огнём. Оранжевый язычок вытянулся вверх на полпяди, неестественно истончился, но, несмотря на ветер, не отклонился в сторону. Это эфемерное равновесие сохранялось, пока спичка не догорела.
Значит, вокруг спокойно, и никто за мной не следит.
Удостоверившись в этом, я приступил к осмотру.
Худой мужичонка за пятьдесят лежал в торце кишкообразного закоулка. Глаза блестели тускло и мёртво. Лицо, измазанное ржавым светом луны, вполне подходило под описание, которым меня снабдили.
Теперь понятно, почему он не пришёл на встречу.
Причина смерти — удар ножом. Рана в районе сердца. Продырявленная ватная поддёвка расстёгнута, карманы пусты. Убийство с целью наживы — так я подумал бы, будь я полицейской ищейкой. Вызвал бы божедомов и долго матерился бы про себя, потому что подозреваемых — целый порт.
Но я служу не в полиции.
И не готов поверить, что мой связник подпустил к себе какого-то урку, бродягу или матроса, позволив вот так нанести удар. А если предположить, что они напали толпой, то рядом сейчас валялась бы ещё как минимум пара трупов.
Нет, тут были противники посерьёзнее.
Из тех, что способны обездвижить жертву на расстоянии.
Они наверняка попытались подвергнуть его допросу или даже проникнуть в память, но результата это не принесло — у него стоял блок на ментальном уровне. Тогда связника зарезали и вытряхнули карманы, чтобы всё выглядело как банальное ограбление. Так мне представлялось произошедшее.
Теперь мне придётся действовать в одиночку — помощников больше нет. Местное отделение нашей организации не знает о моей миссии.
Я прибыл инкогнито.
Как, впрочем, и связник в своё время. Согласно официальной отчётности, он вот уже больше года числится безвестно пропавшим где-то на Алмазном Плато, за тысячи вёрст отсюда. Людей, которые в курсе, чем он был занят на самом деле, можно пересчитать по пальцам одной руки.
По сути, он был не просто связником, а полноценным шпионом, законспирированным сборщиком информации. С поправкой, правда, на то, что работал не в чужой стране, а в своей. Наша служба вообще изобилует парадоксами.
Каким образом оппоненты его раскрыли? Пока я не имею ответа. Знаю лишь, что насчёт меня связник не мог проболтаться, даже если бы захотел, а значит, у меня остаётся некое подобие форы.
Я отошёл на пару шагов, присел на корточки и расстелил прямо на земле карту города.
Зажёг спичку — уже третью за этот вечер.
Под моим взглядом огонёк вздрогнул и разгорелся ярче. Я продолжал смотреть на него, сосредотачивая внимание. Пульс участился, заломило в висках, в лицо мне дохнуло жаром.
Я бросил спичку на труп.
Одежда занялась сразу, будто была пропитана керосином. Сполохи плясали, жадно потрескивая, тянулись к тёмному небу. Кожа на лице мертвеца обуглилась, завоняло палёным мясом.
Я отвернулся и, глядя теперь на карту, произнёс имя.
Настоящее имя погибшего связника, которое было тайной для всех остальных на острове.
Едва оно прозвучало, как карта тоже начала тлеть, хотя лежала на безопасном расстоянии от огня. Тление это происходило неравномерно — оно зародилось сразу в нескольких точках, которые я немедленно зафиксировал взглядом.
Очаги активности.
Адреса, где связник задерживался в последние дни.
Бумага съёживалась, чернела, жжёные дыры на ней стремительно расползались. Нарисованный город сгорал, превращаясь в кучки золы.
Но адреса я успел запомнить. Их было пять.
Один — на территории порта, ещё три — в окрестностях, среди городских кварталов, последний — на значительном удалении, в северной части города. Я не знал, пригодится ли мне эта информация, но такая вероятность имелась. Может быть, в одном из этих мест мой коллега наткнулся перед смертью на что-то важное.
Труп между тем уже исчез вслед за картой — зачарованный огонь пожрал даже кости. Теперь никто не определил бы, что здесь только что лежал человек. Сполохи угасали.
— Греешься, дядя?
Моё уединение продлилось недолго. В закоулок заглянул щербатый детина в продранном замурзанном полушубке. За его спиной ухмылялись трое дружков — телосложением заметно пожиже, но с не менее отвратными рожами.
Нет, это явно были не те, кто убил моего связного. Всего лишь местная шваль.
— Да, — сказал я, вставая, — греюсь.
— А чё костерок такой хиловатый?
Главарь приблизился, за ним в закуток втянулись и остальные:
— Ты, это, дядя, не стой столбом.
— Хорошо, — согласился я. — Что вам от меня надо?
— Пальтишко сымай, дундук! Совсем тупорогий? Из-за пролива, что ли, приехал?
— Да, оттуда. Вас четверо? Других нет?
— А тебе чё, мало?
Трое заржали в голос. Лишь последний, что-то сообразив, попятился.
Я не сразу определился, как с ними поступить. Возиться с новыми трупами не было никакого желания.
Выход подсказал сам главарь. Он достал корявую папиросу с отвал-травой, затянулся с видимым наслаждением и лениво мотнул башкой в мою сторону. Двое подручных, стоявших по бокам от него, синхронно сделали шаг вперёд.
На этом их успехи закончились.
Папироса в руке у главаря полыхнула как факел, вся целиком. За миг до этого я зажмурился, но даже сквозь веки ощутил багровую вспышку.
Потом я снова открыл глаза. Папироса исчезла — сгорела почти мгновенно, не успев даже толком опалить пальцы говорливому предводителю. А если и опалила, то боль пока не дошла до его сознания — грабители застыли в прострации. В течение ближайших минут они ничего не будут соображать, а когда очнутся, уже не вспомнят, что видели.
Если бы они курили простой табак, фокус бы не удался. Я не умею контролировать чужой разум, моя стихия — огонь. Но эти придурки предпочитают отвал-траву, а значит, сами себя дурманят, желая выскочить из реальности. Я лишь подсунул им ориентир, яркий маяк-обманку.
Любое колдовство, если вдуматься, — овеществлённая ложь, мошенническая перелицовка яви.
Перед тем как выйти из закоулка, я ещё раз оглядел шайку. У парня, который держался сзади, за спинами у подельников, физиономия была чуть менее глупой. Не зря ведь именно он пытался смыться, пока не поздно. Такой шустрик, пожалуй, мог пригодиться.
Я взял его за плечо и потащил за собой. Поначалу он шёл послушно, как сонный жеребёнок на привязи, и лишь изредка спотыкался. Через какое-то время я, однако, заметил, что он трясёт головой, пытаясь прийти в себя.
Притормозив, я отвесил шустрику смачную оплеуху:
— Посмотри на меня.
— Пусти!
Я ударил его под дых, толкнул к ближайшей стене:
— Тебе сейчас снился красный огонь?
— Да, откуда ты…
— Я зажёг его. Посмотри на меня и вспомни, я разрешаю.
Несколько секунд он вглядывался, потом вдруг вздрогнул всем телом и попытался рвануться в сторону. Я удержал его:
— Вижу, припоминаешь. Ты с дружками пытался меня ограбить — теперь будешь отрабатывать.
— Я не хотел, господин колдун! Я вообще не с ихней компании!
— Мне начхать.
Я вытащил нож. Мой пленник обмер и съёжился. Я поднёс к его лицу лезвие, блестевшее в лунном свете, сделал паузу — и резким движением отсёк прядь немытых волос. Он ойкнул растерянно, к страху в его глазах примешалось недоумение. Волосы я спрятал в конверт и предупредил:
— Буду их держать при себе. Если что — спалю, и ты тоже сдохнешь.
Это, разумеется, чушь, народный фольклор, но горе-налётчик поверил сразу — всхлипнул, истово закивал. Я уточнил:
— Ты никому обо мне не скажешь. Это понятно?
— Да, господин колдун…
— Имя твоё мне побоку, так что будешь отзываться на «шустрика». Мои команды выполняешь беспрекословно. На вопросы отвечаешь чётко и ясно. Порт знаешь хорошо?
— Да! Мы тут с пацанами с детства…
— Тогда слушай первый приказ.
ГЛАВА 2
Он ожидал, похоже, чего-то запредельно кошмарного, но я разочаровал:
— Завтра в девять утра подойдёшь к погрузочному крану. К самому большому.
— З-зачем?
— Я разрешал задавать вопросы?
— Простите…
— Повторяю — в девять, ни минутой позже. Теперь гуляй.
Он отошёл, ежесекундно оглядываясь, и шмыгнул за ближайший угол. Я же направился обратно в трактир, мысленно формулируя план на завтрашний день. Идею насчёт того, что ближайшие адреса со сгоревшей карты можно проверить прямо сейчас, я забраковал — ночью в чужом порту сориентироваться непросто, и существует риск упустить какую-нибудь деталь.
Добравшись до «Усатого сома», ещё раз плотно перекусил — требовалось восстановить силы после применения чар. Заведение работало допоздна, народ продолжал веселье. Пьяный гомон сплетался с табачной вонью.
Я поднялся в комнату и убедился, что саквояж пребывает в целости и сохранности. Впрочем, в нём не было ничего по-настоящему ценного. Свой главный инструмент — заговорённые спички — я постоянно ношу в нагрудном кармане.
Работа с огнём имеет свою специфику — в моём арсенале, к примеру, отсутствует револьвер, поскольку чары могут некстати воспламенить порох. Впрочем, на свете вряд ли существуют профессии без досадных ограничений.
Улёгшись на кровать, я закрыл глаза. Подумал, что предстоящая ночь — редкая возможность расслабиться. Затишье перед бурей, краткая передышка.
Я спал без снов.
Утро выдалось пасмурным, солнца не было видно. Тухлые тучи, пригнанные ветром с востока, коптились над портовыми трубами. По небу метались чайки, и под их базарные крики я вновь покинул трактир.
Никто из встречных не обращал на меня внимания. Без всякого колдовства я растворялся в этой толпе. На вид — не слишком удачливый коммерсант чуть за сорок. Средний рост, светло-русые короткие волосы, некрупный нос, серые глаза — типичный северянин во всей своей неказистости.
Да и сам порт с утра поскучнел — разгульно-опасный мрак сменился хлопотливо-угрюмой серостью. Даже кран, к которому я приблизился, при свете дня уже не казался сказочным существом. Всего лишь мёртвая железяка, решётчатая четырёхгранная пирамида, установленная наклонно на поворотном круге. В её основании крепилась ёмкость с балластом, пыхтел паровой котёл.
Размер пирамиды, впрочем, действительно поражал. Если бы люди решили построить дом такой высоты, то он имел бы этажей десять. С вершины крана свисали тросы, на которых болтались крючья и захваты для грузов. Конструкция не стояла без дела — на берег перегружали толстую связку длиннейших брёвен, рабочие суетились вокруг с деловитыми матюгами.
Давешний шустрик топтался неподалёку. Я бросил ему:
— За мной.
Мой свежеиспечённый подручный не решился переспросить, лишь тяжело вздохнул. Он был ещё совсем молод, лет восемнадцать, а то и меньше. Одежонка его заметно поистрепалась, но на бродягу он всё же не походил.
С его помощью я собирался выяснить, что находится по тем адресам, которые огонь вчера показал на карте.
Первый из них я, правда, знал заранее — дом в бедном припортовом районе, где связник снимал комнату. Этой информацией меня снабдило начальство перед поездкой.
Сейчас меня интересовала вторая точка — та, что располагалась прямо в порту. Идти было недалеко.
Перед нами предстал солидный кирпичный склад. Ворота были распахнуты, крепкие мужики выносили оттуда аккуратные бочки и грузили их на подводы. За грузчиками приглядывали двое неулыбчивых господ в штатском, но с револьверами на боку и с военной выправкой — по всей вероятности, офицеры-отставники.