— Знаешь это место? Что тут хранят? — спросил я у шустрика.
— Так пьяный мёд же, господин колдун. Отправляют на материк — «Вечерняя звезда» возит, и «Роксана» ещё…
— Понятно.
Я в общих чертах представлял себе особенности этой торговли. Мёд вывозили с острова не только летом и осенью, но и позже. Существовал так называемый зимний сорт, который выдерживался несколько месяцев под воздействием чар, приобретая, по словам знатоков, совершенно особый вкус.
Хотя вряд ли связник отирался здесь перед смертью ради того, чтобы провести дегустацию.
Велев шустрику подождать, я подошёл к воротам. Внутри склада, как и снаружи, виднелись бочки и грузчики. Недалеко от входа приткнулся раскладной столик, за которым сидел старичок с козлиной бородкой, записывая что-то в гроссбух.
— Сударь, сюда нельзя, — сказал один из отставников, шагнув ко мне и положив ладонь на рукоять револьвера.
— Да-да, простите.
Чтобы не мозолить глаза охранникам, мы с шустриком отошли. Я допускал, что ещё наведаюсь сюда позже, но чутьё подсказывало — ничего важного не найду. У меня имелась догадка насчёт того, чем тут занимался связник. Предметом его внимания был, видимо, не столько сам склад, сколько посетители — какие-нибудь важные шишки из медового треста.
Осталось ещё три незнакомых адреса.
Я достал запасную карту и карандаш, пометил крестиком дом на одной из улиц, примыкавших непосредственно к порту:
— Смотри сюда. Знаешь, что в этом здании?
Шустрик с минуту таращился, морща лоб, но всё же сумел соотнести рисунок с реальностью. Просиял и с гордостью доложил:
— Кабак, господин колдун! «Лис и пёс»! Там ещё хозяин хромой, бывший зауряд-прапорщик, жадный как я не знаю кто…
— Так, хорошо. А здесь?
Я поставил ещё два крестика. Он забормотал:
— Вот тут, в Смурном переулке, тоже вроде едальня… Пирожковая, что ли… А, нет, пельменная! Точно, вспомнил! Меня там однажды… Ну, в общем, да… А насчёт Лосиной улицы — без понятия, не взыщите, я на ней сроду не был…
Его ответы навели меня на раздумья.
Связник в качестве прикрытия работал точильщиком — бродил по улицам с передвижным станком, приводил в порядок ножи и ножницы, слушал местные сплетни. Но если возникала необходимость, станок оставался дома, а сам агент передвигался по городу налегке.
Кабак и пельменная — это логично и объяснимо. Там можно не только поесть, но и кого-нибудь подпоить, побеседовать с персонажами разной степень мутности.
Гораздо больше вопросов вызывал последний из адресов — на Лосиной улице. От места жительства связника он был далеко, от порта с кабаком — ещё дальше. Что наш агент там делал? Ответ я хотел получить немедленно.
— Поймай извозчика, — скомандовал я подручному.
Тот справился хорошо — повозка появилась через минуту. Мы выехали из порта и покатили по узким улочкам среди унылых домов, припорошённых угольной пылью. Встречные экипажи с трудом разминались с нами, едва не задевая ступицами.
Постепенно, впрочем, кварталы становились опрятнее. Появились непритязательные аллейки и скверики, возле одного из которых я велел сделать остановку. Проинструктировал шустрика:
— До заката жди тут. Вот тебе полтинник, купишь себе поесть. Именно поесть, а не выпить. Если я так и не появлюсь, можешь быть свободен. Всё ясно?
— Да, господин ко…
— Не болтай языком. Вперёд.
Он соскочил с подножки, и повозка двинулась дальше. Улица Лосиная, если судить по карте, растянулась чуть ли не на полгорода, но прямизной похвастаться не могла, загибаясь всё дальше к западу.
Искомый дом оказался одноэтажным, деревянным и обветшалым. Подъезжая, я чиркнул спичкой. Её огонёк задёргался, регистрируя соседские взгляды, но сильно не отклонился — злонамеренной слежки не было.
Приказав кучеру подождать, я подошёл к калитке. Та была приоткрыта, щеколда отсутствовала, и я без помех шагнул в тесный дворик. Занавеска на окне колыхнулась, за ней мелькнуло испуганное женское личико.
Будет забавно, если окажется, что связник катался сюда к любовнице.
На стук в дверь никто поначалу не отозвался. Я укоризненно заметил:
— Сударыня, я вас видел. Отворите, будьте добры.
Засов нерешительно лязгнул, дверь приоткрылась. Голосок из полутёмных сеней сообщил с испугом:
— Я вас не знаю!
— Я вас тоже, к великому сожалению. Но у нас был общий знакомый, он к вам заезжал на днях.
— Что значит «был»? С ним что-то случилось?
— Увы, сударыня. Вы позволите?
Она колебалась ещё несколько секунд, но всё же посторонилась, и я прошёл через сени в комнату. Там царила чистенькая стыдливая бедность. Стол, покрытый клетчатой скатертью, две табуретки, древний комод, аккуратно застеленная кровать, линялый настенный коврик с вытканным оленёнком. На столе — раскрытая книга и дешёвая фитильная лампа.
— Почему вы молчите? Что с дядей Прохором?
— С дядей? — я, обернувшись, приподнял бровь.
— Ну, я так его называла… В шутку…
Хозяйка — барышня лет двадцати пяти — смутилась и замолчала. Её можно было бы назвать привлекательной, если бы не бледная худоба и целомудренно-тоскливое платье под бесформенной кофтой.
— Видите ли, — произнёс я мягко, — Прохор стал жертвой коварного злодеяния. И мы крайне нуждаемся в вашей помощи, чтобы выйти на след преступников.
Кто такие «мы», я не уточнил, будучи уверен, что пугливая собеседница сама что-нибудь домыслит в меру своей фантазии. Она опустилась на табуретку, моргнула растерянно:
— Какой ужас… Но как же так? Он мухи бы не обидел…
Последнее утверждение я мог бы оспорить, но вместо этого, сев напротив неё, сказал:
— Обстоятельства убийства туманны. Мы пытаемся прояснить картину, поэтому опрашиваем тех, с кем он общался незадолго до смерти. Вы ведь позволите задать вам пару вопросов? Поможете следствию?
— Я? Да-да, конечно! Всё это так неожиданно…
— Припомните, пожалуйста, как вы с ним познакомились? И когда это было?
— Совсем недавно, дней пять назад… Я из лавки шла, корзинка тяжёлая, а тут ещё гололёд… Под ноги смотрю, чтобы не упасть, голову опустила… И, представляете, со всего размаху врезалась в старичка! Ну, то есть это мне показалось, что в старичка, а так он просто пожилой… Был…
Хозяйка, сбившись, тяжко вздохнула. Я ободряюще кивнул:
— Не волнуйтесь. Продолжайте, пожалуйста.
— Я перед ним сразу извинилась, а он только улыбнулся… У него такая улыбка была хорошая… Сказал мне — что же вы, барынька, такую тяжесть таскаете? Я только рассмеялась. Какая барынька? Мещанка полунищая, сирота… Он корзинку мне помог донести — я сначала отказывалась, но он и слушать не стал. Донёс и сразу хотел уйти, но я его, конечно, не отпустила. Чаю выпили, поболтали… Он, правда, больше слушал — так, знаете, по-доброму, с пониманием… Бывают такие люди, с ними сразу легко… Признался мне, что я ему племянницу напоминаю, которая в деревне живёт… Поэтому, кстати, и «дядя Прохор»…
Она снова замолчала, и я спросил:
— Значит, вы с ним виделись всего один раз?
— Нет, он потом ещё заезжал, буквально позавчера. Керосину мне привёз по дешёвке — у него торговец знакомый, поэтому выходит со скидкой… Опять разговаривали…
— О чём, если не секрет?
— Да обо всём практически. Я про свою жизнь рассказала — хотя, если честно, было бы что рассказывать, сижу тут одна, как мышь… Он меня утешать пытался, неуклюже, но очень трогательно… Как же так, говорит, такая красавица — и без ухажёра?
— Действительно, — согласился я, — как же так? Что вы ему ответили?
— Ну, что я могла ответить? — она пожала плечами. — Был один, пока не сбежал — не ухажёр, а так… Врун бессовестный, только и мог, что мозги мне пудрить сказками про русалок… А я, наивная, верила…
— Про русалок?
— А? Ой, простите, я понимаю, это сейчас совсем не по теме, вас интересует другое…
— Нет-нет, я как раз хотел уточнить. Почему ухажёр рассказывал именно эти сказки?
— Но какое это имеет значение? Вы ведь…
Я чуть наклонился к ней и произнёс с ноткой строгости, но вместе с тем доверительно:
— Сударыня, вы даже не представляете, как причудливы порой бывают пути, ведущие к установлению истины. Важны любые подробности. Очень прошу, не отказывайте нам в помощи.
— Я не отказываю, просто не понимаю…
— Поясните, пожалуйста, насчёт русалок.
— Ну, это довольно глупо, на самом деле… Я с детства обожала про них читать. Легенды, ну и так далее. Мечтала — вырасту и переселюсь к ним в реку. Представляете? Подружкам рассказывала, а они надо мной смеялись. Правильно, наверное, делали… Потом повзрослела, мечты как-то потускнели… А прошлой весной познакомилась с одним молодым мужчиной, Мстиславом… В общем, проговорилась ему однажды про то детское увлечение. Он, как ни странно, смеяться и не подумал. Наоборот, сказал, что верит в речные чары. И что я могла бы ими овладеть, если повезёт.
— Почему вы ему поверили?
— Он ведь сам имел дар — не русалочий, конечно, но всё-таки…
— С какой стихией он работал?
— С живой материей.
Она отвечала старательно и послушно. Мы с ней вполне могли бы сойти за экзаменатора и отличницу-гимназистку.
— Что было дальше?
— Он сказал, что хочет показать меня ещё одной колдунье. Лукерья её зовут, живёт за рекой, к ней ходят всякие богатые дамы. Ну вот, она посмотрела и сказала, что ничего из меня не выйдет. Мстислав нахмурился, обратно всю дорогу молчал…
— А потом?
— Потом ничего. Пропал и больше не появлялся. Такие вот нынче у девушек ухажёры.
Хозяйка вымученно улыбнулась и плотней закуталась в кофту. Я сочувственно кивнул и спросил:
— Скажите, а у Мстислава не было прозвища?
— Прозвища? — она несколько удивилась. — Я всегда называла его по имени… Хотя да, однажды его окликнул на улице какой-то знакомый…
— И как он его назвал?
— По-моему, Кречет.
ГЛАВА 3
Я на несколько мгновений задумался — ситуация оказалась даже сложнее, чем представлялось моему руководству. Впрочем, моя задача от этого не менялась.
Барышня хотела что-то сказать, но я опередил:
— Ещё буквально пара вопросов, с вашего позволения. Когда вы ездили к той колдунье?
— Летом, в конце июня, ещё до того как сушь началась…
— Мстислав, который Кречет, перед поездкой как-то на вас воздействовал? Использовал дар?
— Да, он говорил, что подготовит меня, поможет настроиться. Садился напротив, подносил к моей голове ладони, но прикасался только чуть-чуть, кончиками пальцев к вискам…
— Что вы при этом чувствовали?
— Такое как бы ледяное покалывание. Довольно неприятное, если честно, но я терпела — думала, он правда мне помогает…
Дурочке повезло, что она до сих пор жива. Кречет мог бы устранить её сразу, как только понял, что она бесполезна, но, очевидно, не захотел привлекать внимание полицейских ищеек. Или просто махнул рукой — девица всё равно не догадывалась, в чём истинный смысл его интереса к ней.
— Благодарю, — сказал я, поднявшись, — вы очень нам помогли. Теперь дело пойдёт быстрее.
— А когда будут результаты? Я обязательно должна их узнать!
— Весьма похвальное желание. Мы, безусловно, его учтём.
Пока она пыталась истолковать последнюю фразу, я дошёл до входной двери. Уже на пороге приостановился и обернулся:
— Да, и вот ещё что. Вы сообщили, что «дядя Прохор» навещал вас позавчера. Он не сказал на прощание ничего необычного? Не просил ничего запомнить?
— Нет, ничего такого. Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. Ваши вопросы, если честно, довольно странные, и я хотела бы…
— До свидания, сударыня.
Я обозначил лёгкий поклон и зашагал прочь.
Связник пообщался с этой особой, а днём позже его убили. Возможно, эти два события связаны — к примеру, наши противники настолько хитры, что использовали барышню как приманку. Связник клюнул и поплатился жизнью. Или всё проще — он, побывав здесь, активизировался и на других направлениях, в результате чего раскрылся.
Но разницы уже нет.
Меня, по сути, мало интересуют обстоятельства его гибели — важны лишь сведения, которые он добыл в последние дни. Сведения эти, возможно, пригодятся мне там, куда я должен теперь направиться.
— За город, — сказал я вознице, — потом к реке.
Мы тронулись, свернули направо и покатили на северо-восток. Я сверился с картой. Улицы на окраине называл, похоже, какой-то маньяк-зоолог — тут присутствовала чуть ли не вся островная фауна, вплоть до ежей и зайцев.
— К замку изволите? — спросил кучер. — Прямо насупротив него можем встать, там берег открытый, летом господа отдыхают…
— Не надо к замку — просто выедешь на дорогу, которая вдоль реки. Потом я распоряжусь.
Городские кварталы кончились, показались мёрзлые пашни. Дальше к северу щетинился перелесок, из-за которого поднимался дымок, — там, судя по карте, была деревня. Копыта мерно постукивали, иней таился в складках дороги, закаменевшей от декабрьских холодов. Мы миновали развилку с огромным дубом, потом поле с толстыми обрубленными стеблями. На обочине валялась подсолнечная корзинка, выпотрошенная и мёртвая.
Река была уже близко. На противоположном берегу — не прямо напротив нас, а выше по течению, левее — виднелись беловато-кофейные башни замка. Фоном служили серые тучи с прожилками синевы.
Когда мы свернули и двинулись вдоль Медвянки, я без труда подобрал удобное место. Повозка остановилась. Сказав кучеру, что скоро вернусь, я пробрался через кустарник и оказался у кромки льда, сковавшего реку. С дороги меня не было видно.
Я подобрал с земли сухую тонкую ветку, разломил её на мелкие части. Выбрав подходящий выступ на берегу, сложил на нём некое подобие костерка и вытащил из кармана спичечный коробок.
Заговорённое пламя вспыхнуло легко и бесшумно. Я раскрыл над ним ладонь и сосредоточился. Эффект проявился спустя несколько секунд — огонь постепенно изменил цвет, стал голубоватым и бледным. Со стороны могло, наверное, показаться, что я тяну из него природную яркость.
Деревяшки теперь горели как русалочий уголь.
Я ещё раз огляделся для верности. Свидетелей рядом не было, зимний ландшафт застыл в звенящей неприветливой тишине. Даже ветер перестал теребить обындевелые косы корявой ивы, стоявшей неподалёку.
Посмотрев на реку, я произнёс:
— Договор.
По льду метнулась длинная трещина.
Миг спустя она разветвилась, обросла изломанными лучами.
Я наблюдал.
Ледяная корка у берега утрачивала целостность, распадалась, крошилась с оглушительным хрустом. Река, пробудившись, взламывала зимнюю скорлупу, но это происходило лишь в радиусе двух десятков шагов от моего костра.
Потом вдруг хруст прекратился.
Из воды, раздвинув белое крошево, поднялась человеческая фигура.
Нагая девушка с бледной кожей, длинными волосами и глазами цвета аквамарин шла к берегу не спеша, с отрешённой грацией, словно аристократка-купальщица на знойном июльском пляже. По гладким плечам, высокой груди и округлым бёдрам стекали капли.
Зимой, когда вокруг лёд, русалки теряют свою прозрачную бестелесность.
Речная дева остановилась в двух шагах от меня — я мог бы её коснуться, протянув руку. Она повернула голову и встретилась со мной взглядом. Шевельнула губами:
— Что тебе нужно?
— Ваш враг вернулся.
Моё сообщение не вызвало у неё эмоций. Она обронила:
— Каменноголовый упрям, он возвращается регулярно. Ждёт, что все его вспомнят, но всегда терпит неудачу.
— Он стал хитрее и сильнее, чем раньше.
— Ты заблуждаешься. Твой угол зрения ограничен, а мы видим всю картину.
— Ты в этом уверена? Кречет, как он себя сейчас называет, действует нестандартно. Подбирает инструмент против вас.
— Какой инструмент?
— Похоже, он ищет девушек, мечтающих о реке, и пытается подчинить их. С одной из них я только что говорил. Представляешь, что было бы, если бы он прислал её к вам, превратив в ходячую бомбу?