Вместе с тем исламская экономика не ограничивается исключительно банкингом и торговыми операциями, хотя последние играют ключевую роль в инструментарии исламских банков9. Существует еще одна отрасль – исламское страхование (такафул). Такафул увязывает на себе инвестиционные проекты: страховые компании инвестируют в виды экономической деятельности, разрешенные шариатом (халал), и на основании этого получают прибыль.
Как видим, в исламской финансовой системе существует своя специфика, усложняющая проведение регулятором аудита, что требует специальной подготовки работников контрольных служб.
Лидерами по финансовым операциям, соответствующим нормам шариата в нашей стране, являются республики Поволжья и Северного Кавказа.
Обратимся к опыту Татарстана. Тема организации на территории Татарстана системы исламского банкинга и сопутствующих ему структур регулярно обсуждается в республиканских государственных, независимых и религиозных средствах массовой информации. В Татарстане сегодня уже осуществляется ряд практических начинаний в указанной сфере. Так, при Правительстве РТ с 2011 г. действует Агентство инвестиционного развития (АИР), которое до октября 2014 г. возглавлял Л. Якупов – до недавнего времени главный сторонник привлечения исламского капитала в татарстанскую экономику10. По словам самого Якупова, высказанным им в ходе круглого стола «Построение и практическая реализация исламских экономико-правовых моделей в современной России», проходившего в рамках зимней Школы исламского права и экономики (ШИПЭ) при Казанском федеральном университете в декабре 2014 г., общее количество государственных сотрудников, занимающихся сегодня в РТ зарубежными исламскими финансами, уже превысило 60 человек11.
В целом инфраструктура исламских финансов в Татарстане довольно разветвленная и включает Фонд развития исламского бизнеса и финансов (IBFD Fund), Татарстанскую международную инвестиционную компанию (ТМИК), Евразийскую лизинговую компанию (ЕАЛК), Ак Барс Банк, финансовый дом «Амаль», страховую компанию «Альянс Жизнь». В конце марта 2015 г. в республике открылось Татарстанское региональное отделение Ассоциации предпринимателей-мусульман России (АПМ РФ). На государственном уровне осуществляет свою деятельность Совет по взаимодействию с международными финансовыми организациями при Президенте РТ. Его статус был повышен в конце 2010 г. путем передачи структуры из ведения правительства президенту.
Начиная с 2009 г. в Казани под патронажем правительства РТ на регулярной основе проходит Международный экономический саммит России и стран Организации исламского сотрудничества (ОИС) – Kazan Summit, один из последних состоялся в июне 2015 г.12 Организатором этого масштабного мероприятия выступает Фонд развития исламского бизнеса и финансов IBFD FUND (штаб-квартира в Казани)13, возглавляемый Л. Якуповым.
Kazan Summit для Татарстана действительно является крупным проектом. В 2012 г. саммит получил поддержку Совета Федерации РФ и Ассоциации региональных инвестиционных агентств (АРИА). Очевидно, что работа татарстанских специалистов в области исламских финансов с федеральными законодательными структурами – один из его приоритетов. Можно предположить, что руководство Республики Татарстан стремится к построению в РТ дуалистической финансовой системы по примеру той, которая сегодня существует в Малайзии. В рамках этой модели традиционные и исламские институты сосуществуют в едином правовом поле. При этом деятельность исламских финансовых институтов регулируется специальным законодательством. Считается, что успех Татарстана на поприще взаимодействия с федеральными законодателями позволил бы снять принципиальные разногласия в российской правовой сфере, которые сегодня еще имеются, и, следовательно, достигнуть реализации означенного проекта.
В марте 2015 г. за решение этой проблемы взялись и в нижней палате российского парламента14. Зампред комитета Государственной думы по финансовому рынку Дмитрий Савельев приступил к разработке законопроекта, создающего оптимальные правовые основы для внедрения в России исламского банкинга. В интервью агентству REGNUM Д. Савельев заявил: «В России традиционно проявляли интерес к исламскому банкингу в Татар-стане, при активном содействии коллег из Малайзии. Поэтому перспективы вполне реальные»15. Депутат также отметил, что к указанной идее со вниманием отнеслись и в Центробанке. Сам Д. Савельев на своем интернет-сайте регулярно публикует информацию о состоянии продвигаемого проекта, сообщает о заседаниях в профильном думском комитете и обсуждаемых вопросах. Среди участников этих мероприятий фигурируют представители из России, Азербайджана, Казахстана, а из религиозных организаций чаще других – Совет муфтиев России (он же ДУМ РФ)16.
Впрочем, подготовленный при непосредственном участии Д. Савельева законопроект об исламском банкинге осенью 2015 г. был отправлен ЦБ на доработку. Правда с уточнением, что тестовым проектам по внедрению элементов исламского банкинга в российских регионах, в частности в Татарстане, Башкортостане и на Северном Кавказе, дан «зеленый свет»17. В рамках этого в РТ в декабре 2015 г. было представлено технико-экономическое обоснование по созданию исламской финансовой инфраструктуры в республике, подготовленное малазийскими экспертами18. Основная идея ТЭО – первоочередная концентрация усилий не в области создания полновесного банка, а в открытии так называемых «исламских окон» – промежуточной стадии, основанной на конструировании соответствующих опций в уже существующих банковских структурах19.
В целях привлечения внимания к Татарстану со стороны финансовых кругов арабских монархий Персидского залива, руководство региона во внешнеэкономических контактах позиционирует РТ в качестве мусульманской республики. Во время выступления на ежегодном инвестиционном форуме AIM-2012 в Дубае президент РТ Р.Н. Минниханов назвал Татарстан «мусульманской республикой»20, а в апреле 2016 г. там же сообщил арабским коллегам о первых успехах Татарстана в развитии исламской финансовой инфраструктуры21.
Стоит отметить, что Татарстан не так богат природными ресурсами, как другие развитые российские регионы. В этом смысле идея исламского капитала наряду с активным технологическим развитием носит вполне прагматичный и оправданный характер. Создание в Татарстане хаба исламских финансовых услуг стало бы еще одним аргументом в этом вопросе. Поэтому вполне объяснима активная работа РТ и с Исламским банком развития (ИБР)22, продвигающим свои интересы на территории бывшей советской Средней Азии и предлагающим применить наработанный там опыт в Татарстане23.
Таким образом, даже судя по отдельно взятой республике, без учета других регионов России, можно констатировать, что наработанный потенциал по созданию и активизации сети исламских финансовых институтов в нашей стране достаточно существенен. Однако важно отметить принципиальный момент: речь всё же идет о местных финансовых структурах, в то время как сегодня актуальным представляется еще и приход на российский рынок заграничных игроков. Всё это логично ставит вопрос о том, насколько создающиеся и уже действующие финансовые институты в действительности способны оказать поддержку российской экономике, т.е., говоря иными словами, каков оздоровительный потенциал российских и заграничных ИФИ, а также способен ли он перевесить вероятные негативные последствия, которые могут возникнуть в перспективе. Ответ на него прольет свет на многие стороны проблемы.
По мнению С. Хестанова, советника по макроэкономике генерального директора брокерского дома «Окрытие» (г. Москва), сегодня в России нет необходимости кардинально менять законодательство, чтобы исламский банкинг заработал в нашей стране24. Отдельные виды исламских финансовых продуктов присутствуют на российском рынке уже более десяти лет, а операции, осуществляемые по канонам шариата, существуют не только в теории, но и на практике. Так, Ак Барс Банк в 2013 г. закрыл сделку мурабаха на 100 млн долл., осуществив подобное и в 2015 г. Таким образом, если присмотреться внимательно, сторонники расширения присутствия исламских финансовых институтов на российском рынке в сущности продвигают идею создания углубленной и самостоятельной законодательной базы, что связано, по-видимому, с желаемым в их глазах образом устройства социальной системы страны. Государство, с их точки зрения, должно создать льготные условия для развития институтов исламской экономики, а в идеале все договоры, известные классическому и современному мусульманскому праву, должны найти отражение в Гражданском кодексе25. То есть речь при реализации такого подхода идет, не много ни мало, об исламизации правовой сферы, фактически о создании параллельного существующему законодательного сектора. Стоит подчеркнуть, что это прямо противоречит Конституции России и светскому характеру Российского государства. Следовательно, в этом аспекте идею учреждения полновесных исламских банков, создания для них специализированной законодательной платформы и соответствующей инфраструктуры можно расценивать и как идеологический проект.
Важно отметить, что исламское право подразумевает наличие контрольных органов – шариатских советов, которые регулируют вопросы правового обеспечения деятельности ИФИ. Сегодня в России между религиозными организациями развернулась настоящая борьба за право обладания этой возможностью. Особой активностью отличается ДУМ РФ муфтия Р. Гайнутдина. Однако специалисты прогнозируют, что в случае прихода в страну заграничных ИФИ неизбежно появление здесь и специалистов из арабских стран и Юго-Восточной Азии26. Поскольку глобализация и универсализация охватывают в том числе и исламский мир, в котором, к примеру, уже отчетливо наблюдается тенденция к размыванию различий между мазхабами27, то перед нами вырисовывается некий новый глобальный религиозный проект. Причем самое важное, центр принятия решений в процессе движения финансовых потоков будет находиться далеко за пределами Российской Федерации. Уделяя внимание этой общей проблеме и приводя в пример конкретные частные случаи, доцент Общевойсковой академии ВС РФ С. Иванеев приходит к следующим выводам: «Кроме финансово-экономической деятельности Исламский банк развития занимается решением политической задачи. Речь идет о предоставлении помощи мусульманским общинам. <…> Эти общины видят в ряде диаспор не только проводников своих интересов <…>, но и практическую реализацию концепции “исламской солидарности”, которая является важнейшим принципом внешней политики мусульманских стран»28. Ему вторит востоковед А.А. Игнатенко: «Все без исключения исламские государства стремятся использовать ислам, точнее его “страновые” формы, а если еще точнее – соответствующие “страновые” диаспоры в Европе для воздействия на внешнюю и внутреннюю политику европейских государств. Этим “грешат” все государства – и Саудовская Аравия, и Иран, и Пакистан, и Турция, и Ливия, и Алжир, и Марокко. Да и нет такого исламского государства, которое бы избежало соблазна использовать этот “рычаг” в своей “европейской” политике!»29.
Вместе с тем, объем привлеченных ИФИ средств в России не превышает 1% от объема средств всей российской кредитной системы30, что не может способствовать интерпретации их деятельности на данном этапе как серьезного подспорья для российской экономики. Даже Татарстан обладает незначительным потенциалом для устойчивого спроса на исламские финансовые услуги. Выход же из сложившегося положения предлагается, по-видимому, в форсированном повышении уровня религиозности населения, а также за счет привлечения немусульман, которым пользование исламскими финансовыми услугами при определенных условиях не запрещено. К примеру, сегодня во многих немусульманских странах такафул-компании разрабатывают специальные программы для ознакомления населения с исламским страхованием в целях привлечения клиентов-немусульман31. Но за этим трудно не разглядеть религиозный прозелитизм. Пожалуй, именно в этих же целях и в России получила распространение рекламная кампания, увязанная на лозунгах улучшения нравственности российского общества через углубление религиозности, а также «беспроцентных кредитах», «беспроцентной ипотеке» и т.д., доступных для всех вне зависимости от национальной принадлежности и вероисповедания. Что же касается дефицита финансовых средств, находящихся в обороте российских ИФИ, который сегодня является одной из ключевых проблем, то его предполагается восполнять не только за счет внутренних ресурсов, но и за счет заграничных исламских инвесторов, прежде всего арабских и турецких, что априори не несет в себе угрозу, но увеличивает риски для национальной безопасности.
Наконец, говоря о потенциальных угрозах, связанных с финансированием террористической и экстремистской деятельности посредством ИФИ, важно отметить, что даже среди авторитетных отечественных специалистов в области исламского права существует в значительной степени наивная точка зрения, согласно которой в рамках официальных и конвенциональных финансовых структур, которые не только дорожат своей репутацией, но и адекватно понимают нормы шариата, подобного рода деструктивные явления затруднительны, поскольку экстремизм есть зло не только по нормам международного права, но и согласно шариату32. Тем не менее эта идиллическая картина разрушается, сталкиваясь с реальностью. Дагестанский исследователь К.-И.Г. Амиров описывает схему, в рамках которой даже официальные исламские банковские структуры могут, не ведая о том, финансировать террористическую деятельность: «В самом упрощенном виде средства “исламских пожертвований” от частных лиц, компаний и финансовых институтов посредством банковских переводов поступают на счета головных благотворительных организаций, сохраняя на этом этапе легальный характер. Затем они переводятся (тоже зачастую легально) в местные отделения соответствующих фондов. Там они дробятся и различными путями поступают в распоряжение радикальных группировок, на этом этапе и происходит криминализация денег»33. То есть основным звеном в этой цепи выступают благотворительные организации, в то время как официальные ИФИ теоретически могут быть использованы в качестве прикрытия или проводника.
Согласно нормам шариата, религиозной обязанностью самих ИФИ и их клиентов является выплата закята в пользу единоверцев. В регулировании этих процессов наиболее активную роль играют шариатские комитеты, которые имеют право непосредственно вмешиваться в финансовые операции банков и распоряжаться так называемым «ограниченным счетом мудараба», куда клиентура добровольно перечисляет средства. В этом случае сам клиент может и не знать, на что именно пошли его средства. Учитывая усложненность процедуры проверки деятельности ИФИ со стороны регулятора, а также возможную коррупцию и скрытный характер операций по ограниченным счетам, получаемые средства переводятся в те же теневые благотворительные фонды и далее могут быть переданы террористическим организациям. Специалист Центра международной безопасности ИМЭиМО РАН Е. Степанова отмечает: «Пресечь основные каналы финансирования исламских экстремистских организаций – сложная задача. <…> В частности, вряд ли стоит ожидать особого результата от таких мер, как создание “белого списка” благонадежных исламских благотворительных организаций или поголовное выявление, принудительная постановка на учет всех действующих профессиональных посредников, осуществляющих денежные переводы по системе хаваля34»35. Таким образом, в условиях слабости аудиторской системы РФ в сфере финансов, а также особого идеологического фона некоторые исламские банки не смогут избежать финансирования террористических групп. В качестве характерного примера можно привести случаи даже из американской практики, где, казалось бы, система государственного контроля в финансовой сфере вполне может претендовать на статус эталонной. Характерными являются истории нью-йоркского подразделения Арабского банка (Arab Bank’s New York branch), Международного банка кредита и торговли (Bank of Credit and Commerce International, BCCI), который, к слову, финансировал моджахедов в период советско-афганской войны 1979–1989 гг., и т.д.36