— Эй, чувак, тут вообще-то один порядок для всех, дождись своей очереди, — говорит Джиха.
— Я вас не задержу надолго, — говорит мужик и приятно улыбается. — Просто ответьте на вопрос: когда и с кем здесь была коммандер Шепард?
В ответ на эти слова толпа затихает, как будто всем отключили звук. Всем интересно.
Кузнечик выпячивает хилую грудь и набирает в легкие побольше воздуха.
— Когда? Когда?! Чувак, ты ничего не попутал? Да она постоянно ко мне приходит! Броню ей Жнец помнет — ко мне! Винтовку о Коллекционеров сломает — ко мне! Батарианцев взорвет — снова ко мне, шлем чинить, чтобы уши не закладывало! Когда, блядь! Да постоянно!
— Сынок, — ласково говорит мужик, — меня совершенно не волнует, как ты там рекламируешь свои услуги. Равно как и не волнует, есть ли у тебя проблемы с регистрацией, налогами и пожарной безопасностью. Пока не волнует. Если бы меня это волновало, инспекторы бы тут уже проверяли срок годности на каждом огнетушителе — у тебя ведь есть огнетушители, правда? А другие инспекторы в это время изучали бы твои документы под самой большой лупой, которая только найдется в миграционной службе. Хорошо, что меня это все не волнует, верно? Повторяю вопрос: когда и с кем тут была коммандер Шепард?
Синий Кузнечик смотрит в добрые усталые глаза, которые поблескивают в тени козырька форменной фуражки, и тяжело вздыхает.
— Вы в своем Альянсе умеете, сука, убеждать… Эй, там, нехер толпиться, все сделали три шага назад! Больших! Больших, блядь, шага, а не цыплячьих! Не видите — у меня серьезный разговор…
*
— Нам предстоит серьезный разговор, — говорит батарианец Граак. — Очень, очень серьезный.
Во имя толерантности и из презрения к стереотипам мы обязаны отметить: отнюдь не все батарианцы являются работорговцами. Точно так же и не все батарианцы ненавидят людей и готовы убивать их вместо стрельбы по тарелочкам в тире. Это все предрассудки, не достойные мыслящих индивидуумов.
Проблема в том, что Граак именно такой работорговец, который терпеть не может людей и любит послушать их предсмертные хрипы вместо колыбельной на ночь. От этого факта никуда не деться. Никуда.
— Разговор с Видо Сантьяго, босс? — уточняет подручный Граака, Торн. Материала, из которого сделали Торна, хватило бы на двух батарианских штурмовиков — или на трех инженеров. Ну, если эти инженеры не склонны к излишествам. И, словно эта гора мяса не впечатляет сама по себе, все тело Торна покрыто татуировками разной степени художественности и приличия. Самая художественная — самая неприличная. Поговаривают, что Торн хотел изобразить на своей голове символ клана, но вместо этого получил прозвище «хуй во лбу».
— Торн, не пытайся казаться тупее, чем ты есть! Мы летим на встречу с Видо Сантьяго, с кем еще, блядь, у меня может быть серьезный разговор?
Видо Сантьяго — исключение из правила Граака отстреливать людей, которые подходят слишком близко, но не годятся в рабы. Сейчас Граак всерьез подумывает, что и это исключение пора возвращать в жесткие рамки правила. Он размышляет об этом, пока его шикарный, сделанный по спецзаказу челнок пролетает над Патроклом в сторону гор, где в переоборудованной старой шахте Граак принимает гостей. Разумеется, у него есть собственная резиденция на Кхар’шане, где проходит все от деловых встреч до оргий. Зал для переговоров на Патрокле обычно стоит закрытым, если только Грааку не нужно конфиденциально встретиться с кем-то, кого неудобно приглашать на территорию Гегемонии. Видо Сантьяго определенно относится к тем, кого в Гегемонии желали бы видеть в ошейнике и с клеймом, поэтому нет ничего удивительного, что Граак позвал его на Патрокл. А еще, если пристрелить Видо и сбросить его в старый отвал в шахте, никто его тут не хватится. Приятный бонус к недвижимости на хиреющих спутниках богом забытых планет.
— Так, может, всадить ему заряд дроби в башку, босс? — спрашивает Торн, озвучивая мысли Граака. Дело не в том, что Торн такой чуткий. Просто он любит с утра пораньше всадить кому-нибудь заряд дроби в башку. Это очень его бодрит.
— Может, — соглашается Граак и закидывает ногу на ногу. — Определенно, может. Но существуют же договоренности. Правила. Если вдруг окажется, что Сантьяго с нами честен, а мы прикопаем его под кустом, выйдет приятно, но неловко. Даже очень приятно, потому что этот говнюк мне порядком надоел. Но очень, очень неловко, потому что мне еще вести дела в этом секторе. Если пойдут слухи, что я убираю наемников, просто потому что они заебали, нанять кого-то станет сложнее. И дороже. Я не уверен, что готов платить такие деньги за удовольствие пристрелить Сантьяго.
— Так что же делать?
— Если окажется, что наш дорогой друг Видо на самом деле просто выполнил заказ и в мыслях не имеет ничего против нашего крепкого союза, то хер с ним. Пусть живет. Но он человек, Торн. Он человек, а людям всегда приходит в голову какая-то хуйня. Например, попытаться забрать и деньги, и заказ, а потом скрыться в неизвестном направлении. Как будто с Грааком можно так поступать, ха!
— Вы уверены, босс?
— Что со мной нельзя так поступать? Конечно, блядь, уверен! Или ты хочешь поспорить?
— Нет, босс!
— Тогда что за идиотские вопросы? Ты сегодня в ударе, Торн, как будто тебе и спинной мозг отстрелили!
— Да нет, босс, я про другое. Вы уверены, что Сантьяго хочет вас наебать?
— Если бы я был уверен, он даже в гробу бы не лежал, потому что туда нечего было бы положить. Я не уверен. Пока. Но мы проверим, не приготовил ли дорогой Видо нам каких-нибудь сюрпризов. И если мы найдем хотя бы детскую хлопушку…
Граак довольно скалится и прикрывает от удовольствия все четыре глаза.
— Тогда он попадет на праздник, который не забудет, блядь, до смерти. До смерти, понял, Торн, или объяснить?
— Понял, босс.
— Отлично. Я сам с превеликим удовольствием его грохну.
— Мы снижаемся. Сказать ребятам, чтобы проверили территорию?
— Да уж будь любезен.
*
— Будь любезен, шевели задницей!
Коммандер Шепард нервничает. И не зря. Только что у административного здания шахты приземлился зеленый челнок с золотой полосой по борту, и с закрытыми глазами можно было сказать по одному его реву при посадке: батарианский без примесей. Если бы оттуда вдруг вышел Видо Сантьяго, это было бы чудом, достойным рождественской сказки, а верящих в рождественское чудо на Патрокле не найти. К чести Шепард, она воздержалась от замечания: «А я предупреждала», — пока Заид грязно ругался. Но потом пришла ее очередь — из челнока, как горсть гороха, высыпала группа батарианцев в зеленых доспехах, и целеустремленно отправилась прочесывать местность. Пришла пора отступать на заранее заготовленные позиции и переходить к плану Б.
— Хули ты там ковыряешься?
— Сошка у винтовки заела.
— Так брось ее нахуй!
— Чего, блядь? Шепард, ты хоть знаешь, что это за винтовка?
— Только не рассказывай мне сказку о том, что твой отец вынес ее из батарианского плена, пряча в своей жопе.
— Вообще-то я вынес ее из батарианского плена.
— В своей жопе?
— В руках и давая прикладом по зубам каждому встречному ублюдку! Ты вообще как себе представляешь…
— Массани, если ты сейчас же не соберешь свое барахло, вон те ребята тебе покажут наглядно, о чем я.
— Готово. Все, рвем когти.
— А я о чем!
Заид и Шепард быстро и бесшумно выскакивают из шахтерского домика через заднюю дверь. Винтовку Заид любовно перекидывает за плечо. Ему осталось владеть ей десять часов и тридцать одну минуту.
*
Адмирал Андерсон широким шагом идет в службу анализа и контроля над информационными системами Альянса. У адмирала мелко подрагивает левое веко, и все попадающиеся навстречу низшие чины стараются одновременно образцово отдать честь и стать невидимыми, лишь бы не привлекать внимания начальства. Могли бы и не стараться — начальству не до них.
Когда Андерсон вытряхнул из Синего Кузнечика крохи информации, стало очевидно, что, увы, Шепард никто не похищал.
Увы?
Кто сказал «увы»?
Или хотя бы подумал?
Нет, это прекрасно, это великолепно, что Шепард никто не похищал, и она сама отправилась куда-то к черту на рога, перед этим умыкнув из мастерской Джихи плоды его многонедельных страданий. Это может только радовать…
«Ну почему, Шепард?! — восклицает про себя Андерсон, даже в мыслях не переступая границы приличий. — Ну зачем?!»
Когда он заходит в кабинет аналитиков и старательно, очень старательно прикрывает за собой дверь, чтобы не хлопнуть, то попадает под прицел двадцати с половиной пар глаз — Джоуи перевелся в САКИСА от оперативников, перед этим вкусив всей прелести полевой работы. Аналитики смотрят на адмирала без особого восторга, пока их пальцы лениво бегают по голографическим клавиатурам. Кое-кто откровенно морщится, один паренек зевает в подмышку. Их можно понять — если и есть в мире люди, которые с радостью выходят на работу в свой законный выходной, то они собрались где-то в другом месте.
— Бойцы, — говорит им адмирал Андерсон, — у Альянса есть срочное задание для вас. Нужно найти в банковских, транспортных и прочих информационных системах операции, которые были совершены с омни-тула коммандера Шепард за последние сутки. Данные омни-тула уже отправлены каждому из вас.
«Надо сказать, — думает он, — что я понимаю, какая это гигантская работа. Что это поиск иголки в стоге сена. Что все мы знаем, как отвратительно работать в выходной. И что Альянс ценит усердие и преданность людей, которые…»
— Но сэр, — восклицает со своего места молоденький азиат в узких очочках, — это же гигантская работа! Это же все равно что искать иголку в стоге сена! Конечно, мы тут все служим Альянсу и знаем, что он ценит…
Лицо адмирала наливается кровью и становится похожим на спелый чернослив.
— Глаза на жопы натяну! — прокатывается по кабинету начальственный рык. — Понабирали умников!
Пальцы на клавиатурах начинают бегать по клавишам вдвое быстрее.
*
В сотнях боевиков, фантастических и не очень, есть сцена, в которой главные герои ползут по вентиляции в стан врага. Если хорошим крутым парням нужно пробраться в логово каких-нибудь ублюдков, надежнее вентиляции только канализация. Иногда в трубах могут водиться монстры, иногда туда выпускают ядовитые газы, но, в общем и целом, коммуникации — это проверенный путь, нестареющая классика. В шахте они тоже есть, а поскольку шахта давно заброшена, вентиляторы уже не работают — в здании администрации Грааку они не нужны. Остается сложная система коробов, которой и отведена главная роль в плане Б коммандера Шепард. И вот, Шепард и Заид Массани уже стоят в заброшенном забое, куда смогли ускользнуть от охраны Граака, и всматриваются в глухую черноту в глубинах вентиляции. Самое время приступать к реализации плана Б. Но есть нюанс.
Всегда есть какой-то нюанс, будь он проклят.
— Это Лиара сказала тебе о вентиляции?
— Угу.
— Она считает, что я похож на питона?
— Ну…
— Или ты считаешь, что я похож на питона?
— Нет. Нет, ты не похож на питона.
— А если я не похож на питона, какого хера я должен лезть в эту кишку?
— Я эту кишку впервые вижу, что ты пристал ко мне?
— Потому что это был, блядь, твой план!
— Это был план поимки твоего, блядь, Видо! Если не нравится, разворачивайся и вали! Только потом не надо этого дерьма: Шепард помешала, Шепард не дала отомстить!
Шепард подпрыгивает, хватается за край короба и медленно втягивает внутрь сначала голову и плечи, потом остальное тело. По внутренней связи в шлеме Заид слышит, как она пыхтит. Еще какое-то время он видит две грязные розовые подошвы, которые похожи на пятки младенца-переростка, потом из виду пропадают и они.
Заид вздыхает. Разум подсказывает ему, что ползти в узкий короб — не лучшая идея. Стоит и в самом деле развернуться и валить, как только батарианцы ослабят охрану. Но, во-первых, упустить Видо во второй раз все равно что расписаться в бессилии, которое пугает Заида больше, чем бессилие половое. А во-вторых, в присутствии Шепард у всех понемногу начинают отказывать мозги. Как будто она генерирует вокруг себя особое поле, под действием которого самые рациональные и хладнокровные люди начинают демонстрировать склонность к авантюрам и смертельным номерам. Куда там Жнецам с их внушением.
Заид снова вздыхает и лезет в короб вентиляции.
— Тут тесно, как в саларианской заднице. И как я должен буду прикончить Видо?
— Хер знает, — отзывается Шепард откуда-то из темноты. — Взглядом его убей.
— Думаешь, это смешно? Охуенная шутка, ха-ха?
— Массани, не психуй.
— Я не психую, блядь!
— Ты психуешь. А когда ты психуешь, я тоже начинаю психовать. Ты знаешь, что такое психованный биотик в узком вентиляционном коробе? Знаешь?
— Ну?
— Так вот нихуя ты не хочешь этого знать, уж поверь. Так что заткнись и ползи.
*
Граак никогда не чуждается житейских радостей и любит сочетать приятное с полезным. Поэтому бывшее административное здание, где когда-то корпели над чертежами и расчетами инженеры, теперь больше походит на отель класса «люкс», куда составили все лучшее сразу, от мебели ручной работы до ковров по щиколотку и золоченых фонтанчиков в углу. Граак откидывается на спинку глубокого кресла и бросает в рот полоску вяленого мяса с фарфорового блюда. Помимо мяса, на столе стоят саларианские фрукты, азарийское игристое вино и букет цветов в пузатой вазе. Граак морщится: вообще-то эту древнюю вазу откопали где-то на Тессии, она стоит бешеных денег и наливать в нее воду и пихать местные колокольчики — сущее расточительство. Он встает, включает музыку и замирает: из динамиков раздается «Girl, you’ll be a woman soon».
Песня несказанно радует Заида Массани, который как раз ползет по вентиляционному коробу в трех с половиной метрах над головой Граака. Дело не в том, что Заид такой уж меломан, в отличие от коммандера Шепард, чьи грязные ботинки сейчас торчат у него под носом. Но под музыку больше шансов остаться неуслышанным, когда ты в броне протискиваешься по узкому ходу и тащишь с собой целый арсенал. Особенно, когда у тебя есть наплечник, который цепляется за все углы на поворотах. Конечно, шорох всегда можно списать на крыс. Но что-то подсказывает Заиду, что в обществе Граака даже крыса постарается ничем не выдать своего присутствия, если ценит свою короткую жизнь.
— Торн! — зовет Граак.
Торн материализуется в комнате с ловкостью сказочного придворного волшебника или официанта в лучшем ресторане Иллиума.
— Босс?
— Что это за хуйню вы устроили тут? Мне надо переговорить с Видо, а не выебать его!
— Но я думал, вы собираетесь…
— Грохнуть, Торн. Грохнуть, а не трахнуть, загрузи уже себе большой словарь унилингвы! Что там у нас?
— Засекли, босс. Двое на территории. Один круто прикинутый, другой в каком-то розовом дерьме.
Заид слышит по внутренней связи, как Шепард скрежещет зубами. До этого дня он думал, что про зубы — это такое фигуральное выражение. Век живи — век учись.
— А четырехглазый рубит фишку, — вполголоса замечает он.
— Массани, не беси меня. Знаешь, что такое взбешенный биотик в вентиляционном коробе?
— Я знаю, что не хочу этого знать.
— И правильно, потому что это пиздец.
— Их взяли? —спрашивает Граак.
— Нет, босс. Похоже, они должны были сидеть в засаде, и мы их спугнули. Ребята ищут, но большинство я оставил у входа. Мало ли что.
— Ах, Видо, Видо, — качает головой Граак. — А я еще надеялся, что тебе можно верить. У меня еще оставались какие-то жалкие крупицы привязанности к тебе. А ты так меня разочаровал…
— Я, босс?!
— Видо Сантьяго! А ты — придурок, Торн!
— Слушаюсь. Тра… гро… пристрелить его на входе?
— Нет. Он наверняка прилетит не один и будет настороже. Обыщите и проводите его ко мне. Я с ним сам побеседую. Готовьтесь. Пришло время притушить «Синие светила».
— Понял, босс.
Можно не сомневаться, что он понял. Когда дело доходит до убийства, Торн гениален. Это вам не вопросы лингвистики решать. Торн с полуслова соображает, кого, как и в какое время стоит расстрелять, чтобы потратить как можно меньше пуль и получить как можно больше удовольствия.