— Заид, есть предложение на миллион, — шепчет Шепард. — Дожидаемся Видо, смотрим из партера, как его расчленяет Граак, и уползаем отсюда нахуй.
— Из ложи. Тут у нас нихуя не партер.
— Ну, пусть из ложи. Как тебе идейка?
— Ну…
В словах Шепард есть здравый смысл. И есть тонкая ирония в том, что Видо Сантьяго умрет, потому что Заида Массани приняли за нанятого им убийцу. Воистину прекрасный поворот. Заид подписал приговор Видо, просто ступив на территорию Граака. Это красиво. Это поучительно. Заид Массани как орудие судьбы и возмездия — чем плохо?
Плохо это тем, что упомянутый Заид Массани мечтает рассчитаться с бывшим напарником сам. В идеале — поставить на колени, засунуть Видо ствол пистолета в рот и спустить курок. Хотя сошел бы и выстрел из снайперки, хотя получилось бы далеко не так эффектно, но Заид ценит результат больше процесса, так что удовольствовался бы и этим. Но просто смотреть? Обойтись ролью свидетеля?
— Пока ждем, — говорит он наконец. — Хули тут еще делать, в этой коробке… Пора бы уже Видо объявиться, где застрял этот ублюдок?
*
Видо Сантьяго стоит в челноке, широко расставив ноги и раскинув руки, как будто хочет обнять всех бойцов «Синих светил», которые сидят вдоль стен. На Видо белые отполированные доспехи без единой царапины и мельчайшего пятнышка. К правой руке пристегнут наручниками узкий кейс, на левой поблескивает громадный перстень с ярко-голубым камнем. Бородка Видо подстрижена «под космического пирата». Глаза его блестят не то от волнения, не то от принятого час назад «красного песка».
— Дамы и господа! — патетически восклицает он и обводит взглядом своих людей, которые глядят на него из-под забрал шлемов. — Дети мои. Сегодня для нас наступил великий день.
«Синие светила» внимают. Во-первых, до конца полета делать больше все равно нечего. Во-вторых, если Виго заподозрит тебя в недостатке почтения, он станет твоей головной болью. Или болью в районе почек, это уж как карта ляжет.
— Вы должны знать, дети мои, — продолжает Видо и даже не моргает, глядя перед собой красными слезящимися глазами, — я виноват перед вами.
Такого в программе раньше не было, и бойцы украдкой переглядываются.
— Ну, вообще-то да, — раздается из угла, — с Массани вот было жестко, и…
— Заткнись, блядь, тебя не спрашивают! Еще один звук — нахуй башку разнесу! — рявкает Видо. И в повисшей тишине, нарушаемой только мерным гулом двигателей, продолжает: — Да. Я виноват перед вами. Это я предложил работать с батарианцами. Это я подписался на заказы у Граака. Конечно, они принесли нам деньги, наркоту и… и… еще деньги, так что нельзя сказать, что мы так уж и ошиблись. Под моим началом «Синие светила» стали крепче. Стали богаче. Стали могущественнее. У кого самые меткие стрелки?
«Синие светила» молчат. Никому не хочется прилечь отдохнуть с пулей в голове.
— Я спрашиваю, — с нажимом говорит Видо, — у кого самые меткие стрелки?
— У нас, — нестройно отзывается хор наемников. Парень в углу думает про Архангела, но держит рот на замке. От греха подальше.
— У кого самые сильные бойцы?
— У нас! — хор крепнет.
— У кого самые крутые ребята?
— У нас!
— Не слышу!
— У нас!!!
— Громче!
— У НАС!!!
— Да! У нас, именно у нас. Если бы мы не были так круты, разве смогли бы мы проникнуть на Цитадель и выкрасть оттуда самую охраняемую вещь?
— НЕТ!
— Заткнитесь, блядь! Это был риторический вопрос. Тут хоть один кретин понимает, что такое риторический вопрос?
— Я понимаю, — раздается из угла. — Это когда…
Видо выхватывает из кобуры на поясе пистолет и стреляет в угол. Тело наемника резко ударяется о стену, а потом обмякает и съезжает на пол. За его головой тянется красная полоса, превращая обивку салона в предмет авангардного искусства. Остальные быстро расползаются в стороны, как будто даже соседство с неудачником является чем-то крамольным.
— Это тоже был риторический вопрос, так что нихуя ты не понял. Ай-яй-яй. И никогда не надо начинать ответ с «это когда». Ну да похуй. Дети мои. Факты таковы, что мы спиздили самую охраняемую вещь из самого защищенного хранилища Совета. Спасибо нашим инженерам, им положена премия в этом месяце. Но вот ведь какая неудача. Кажется, наш заказчик с какого-то хуя решил, что наша встреча была ошибкой. И есть подозрения, что он попросту не желает нам платить. Как говорится, хочет и рыбку съесть, и чтобы руки не воняли.
В рядах «Синих светил» раздается недовольный гул. Видо блаженно щурится: гул ровно той громкости и тональности, как ему надо.
— Но разве я могу смириться с этим? Разве могут «Синие светила» стерпеть такую несправедливость? Если что, это тоже риторические вопросы, отвечать не надо. Спасибо. Так вот. Есть мнение, что четырехглазым ублюдкам пора показать, кто в этом секторе галактики главный.
— Десантируемся и начинаем мочить, шеф? — спрашивает лейтенант «Светил», Фордж. Если бы не два глаза и не рисунок татуировок, он походил бы на батарианца Торна, как две капли воды.
— Нет, это слишком грубо. Да и надо показать, что мы всегда держим слово. А также всегда даем один шанс. Сейчас Граак еще может заплатить нам, и мы уйдем с гордо поднятой головой. Я лично отнесу ему заказ, и он убедится, что «Синие светила» не бросают слов на ветер и не боятся какого-то гондона, засевшего в развалинах. Может, в нем проснется благоразумие. Но если нет…
Видо наклоняется к Форджу и улыбается. Бриллиант в его зубе блестит и отбрасывает блики, превращая обычную человеческую улыбку, пусть и несколько безумную, в призрачный оскал.
— Когда услышите шум — стреляйте.
Челнок качает, Видо отбрасывает назад, и он хватается за вделанный в стенку поручень.
— Какого хуя?!
— Снижаемся, шеф, — говорит пилот по громкой связи. — Прибыли.
*
Когда бело-синий челнок «Синих светил» закладывает красивую дугу над шахтой и опускается, двое ворка переглядываются и, прижав уши, начинают осторожно пробираться в сторону брошенных забоев. Все инстинкты ворка вопят, что нужно отсидеться в стороне. Когда на территорию Граака прибывают какие-то чужаки, можно надеяться на поживу. Когда прилетает сам Граак, лучше сидеть тише пыли, ниже камня. У ворка и без того часто заколотились их маленькие сердца, когда батарианцы начали обыскивать поселок. К счастью, бойцы Граака отвлеклись на коммандера Шепард, иначе мелким воришкам ни за что не удалось бы выбраться за периметр, по которому сейчас ходят суровые солдаты, и каждый следит за обстановкой в четыре глаза. А уж если еще и являются «Синие светила», то можно не сомневаться: свидетелям и соглядатаям тут не будут рады. А наемники способны вывернуть незваных гостей наизнанку. Просто потому, что они могут.
Ворка пробираются за камнями, стараются даже не дышать в сторону главного входа и грустно думают, что сегодня не их день.
*
Звонок в дверь застает Джеймса Вегу, когда он сидит за столом, поставив подбородок на тяжеленный кулак, и напряженно размышляет. Ноги его обвиты винтом вокруг ножек табуретки. Взгляд устремлен в стену, на которой нет ничего примечательного, кроме старого постера «Бласто». Загорелый лоб собран толстыми складками. Со стороны может показаться, что миру явился новый роденовский «Мыслитель», однако каждый, кто свел с Джеймсом хотя бы поверхностное знакомство, знает, что натура это цельная, жизнерадостная и не склонная к рефлексии и философствованию. Вот и сейчас он погружен в размышления совершенно практического свойства, что, впрочем, не мешает погружаться с головой. Когда в прихожей раздается переливчатая трель, Джеймс, все еще не до конца вернувшись в реальность, отправляется к двери и распахивает ее. Тут с него мигом слетает вся задумчивость.
— Адмирал Андерсон, сэр! Добрый день, сэр!
— Вольно, капитан-лейтенант, — говорит адмирал Андерсон, хмурый, как штормовое море. — Могу я пройти?
— Нет, сэр! — вырывается у Джеймса, прежде чем он успевает подумать, а его плечи полностью закрывают дверной проем, так что внутрь не просочится даже ящерица, а не только корпулентный мужчина вроде адмирала.
— Нет, капитан-лейтенант? — уточняет Андерсон.
— Я… у меня женщина. Сэр.
— Поздравляю.
— Спасибо, — отзывается Джеймс и срывается на мелкое неуместное хихиканье. Больше всего он напоминает сейчас развеселившийся двустворчатый шкаф.
Глаза адмирала ощупывают его лицо, и Джеймсу очень хочется зажмуриться и притвориться, что он в домике и не играет. Кажется, что пытливый взгляд оборачивается вокруг его мозга, а потом выходит через ухо, хотя это противоречит всем законам оптики.
— Скажите мне откровенно, — голосом Андерсона можно морозить лед для коктейлей, — эта женщина — коммандер Шепард?
— Что?.. Нет! Нет, сэр!
— О. Мне показалось… неважно. Люди часто так реагируют на коммандера Шепард. Скажите, капитан-лейтенант, а когда вы в последний раз ее видели?
— Коммандера?
— Нет, чтоб вас, вашу новую пассию!
— Кого?..
Адмирал Андерсон смотрит в честное лицо Джеймса и пытается понять, не было ли в последнее время у капитан-лейтенанта Веги боевых столкновений, в ходе которых у оного капитан-лейтенанта могла приключиться контузия головы.
— Вы же сами сказали, что у вас женщина.
— Это не пассия, сэр, это честная девушка! Так вам нужна она? Пригласить?
Что-то во взгляде высокого начальства подсказывает Джеймсу, что еще немного — и его самого пригласят чистить картошку на всю пятую флотилию Альянса. Вручную, как в допотопные времена. Или обойдется, и он просто и бездуховно получит по морде.
— Да хоть богородица пресвятая, капитан-лейтенант! Когда вы видели коммандера Шепард?
— Ну… если не на видео, то… месяц назад? Когда она только вернулась.
— А вчера?
— А вчера нет.
— А никого подозрительного вы в подъезде не встречали? Может, кто-то поднимался к коммандеру, и вы видели его? Или ее? Или… что-нибудь подозрительное?
— Я в подъезде ничего подозрительного не видел, сэр, — абсолютно честно говорит Джеймс. Об этом он готов присягнуть.
Андерсон открывает рот, чтобы спросить о чем-то еще, но отвлекается на входящее сообщение. Он смотрит на датапад, и Джеймс невольно жалеет, что не может сфотографировать старшего по званию. Фото Андерсона в этот момент могло бы стать прекрасной основой для веселого мема в экстранете. Джеймс удивился, если бы узнал, что причиной, по которой адмирала так перекосило, стало короткое сообщение от очкастого аналитика. Аналитик только что обнаружил транзакцию с омни-тула Шепард на Омеге и поспешил обрадовать начальство.
— Свободны, капитан-лейтенант! — гаркает Андерсон и, забыв про лифт, со всех ног несется вниз по лестнице, так что козырек фуражки встает дыбом.
Джеймс пожимает плечами и перестает изображать кусок стены. Он закрывает дверь, думает и на всякий случай еще набрасывает на замок цепочку. Потом проходит в комнату и бросает долгий взгляд на диван у стены. Этот диван немало повидал на своем веку: и десятки коробок с пиццей, и сотни бутылок пива, которое выплескивалось на обивку, и собаку, которую Джеймсу однажды дали на передержку. Он видел Стива Кортеза, который приходил перекантоваться во время ссор с мужем, и парочку веселых девиц. Сейчас на этом заслуженном, покрытом пятнами и боевыми шрамами от когтей диване спит под пушистым клетчатым пледом Эшли Уильямс и изредка всхрапывает.
*
Видо Сантьяго выходит из челнока с таким видом, будто делает всем присутствующим большое одолжение. За ним по двое выпрыгивают на пыльную землю Патрокла «Синие светила» и выстраиваются напротив входа в здание. Вдоль стены уже стоят, ухмыляясь, батарианцы, так что зажатый между зеленой и бело-синей линиями Видо выглядит распорядителем бала, готовым объявить о начале контрданса.
— А красная дорожка где? — спрашивает он, брезгливо скривив губы.
— Красную дорожку ты уже походу вынюхал, мужик, — отвечает ему Торн. — Товар принес?
Видо взмахивает кейсом.
— Оружие сдай. Тут, типа, приличный дом. Тут, типа, не стреляют. И не режут. И не взрывают. И…
— Я понял, блядь, не надо мне тут весь список оглашать!
Видо неторопливо вручает Торну по очереди винтовку, пистолет, нож, пару гранат, удавку, шокер, газовый баллончик и шприц с непонятным подозрительным содержимым.
— Ты бы хоть записывал, что ли, мне это еще потом забирать. Если что-то пропадет…
— Ничего, так запомню, — говорит Торн и криво скалится. У Торна улыбка фермера, который смотрит на петуха и вспоминает рецепты куриного бульона. — Кольцо еще сдай…
— А пирсинг с члена тебе на руки не сдать? Ага, сейчас вытащу и отдам.
— Требования безопасности. Типа.
— Какой, блядь, безопасности? У тебя что, кольцебоязнь? Горлум-горлум, мать твою? Или просто охота положить камешек в карман? Ну пиздец, в гостях меня еще не грабили.
— Ладно, проходи, не воняй только.
Видо задирает подбородок и с видом оскорбленной невинности проходит между расступившимися батарианцами. За его спиной они сразу же смыкают ряд. Повисает напряженная тишина. Бойцы Граака и люди Сантьяго смотрят друг на друга с чувством собственного превосходства и некоторой брезгливой жалостью к противнику, который скоро умрет, но пока этого не знает.
Собственно, доля правды в этом есть. Ни батарианцы, ни «Синие светила» и не подозревают, что скоро умрут. И только предводители не размениваются на мысли о печальной судьбе противника. Торн и Фордж неотрывно смотрят друг на друга и думают в унисон: «Пиздец, урод татуированный!»
*
Когда Видо Сантьяго заходит в комнату, Заиду приходится приложить колоссальные усилия, чтобы не выдать себя ни единым звуком. Есть огромная несправедливость в том, что Заид, подлинный основатель «Синих светил», упакован в тесный короб так, что с трудом может пошевелить рукой или ногой, а мерзавец и предатель Видо ходит весь в белом. И не только ходит, а усаживается на шикарный диван, закидывает ногу на ногу и тянет со стола ломтик апельсина. Заид, который запарился, ползая по вентиляции, уже минут пять сверлит взглядом этот апельсин и изнемогает от жажды. А получает его, конечно, Видо. Заид не подозревал, что может ненавидеть бывшего товарища еще сильнее. Оказывается, нет предела силе чувств.
— Однако, — замечает Видо, — я не думал, что у нас романтический ужин. Извини, Граак, ты не в моем вкусе.
— Ты много шутишь, Видо, — тянет Граак и сверлит гостя взглядом всех четырех глаз. Натуры нервные под таким взглядом падали в обморок, но Видо остается безмятежным, как ханар в храме Вдохновителей. — Мне говорили, что ты шутишь со всеми. Но со мной ты раньше не демонстрировал свое чувство юмора. Что-то изменилось?
— Да как-то повода раньше не было.
— Так его и сейчас нет. Я бы на твоем месте не спешил с шутками. Принес?
— А если я скажу, что нет?
— Я же сказал, чтобы ты бросил дурацкие шутки!
— Нет, Граак. Ты сказал, что на моем месте не спешил бы с шутками. Здесь большая разница. Чертовски большая. Потому что ты не на моем месте, Граак. Потому что на моем месте может быть только Видо Сантьяго, предводитель «Синих светил», и никто другой, блядь, на это место претендовать не может.
Видо Сантьяго удается почти невозможное: он умудряется парой слов заставить батарианского работорговца и человеческого наемника слиться в едином порыве. И порыв этот — прострелить башку наглому ублюдку. У Заида дергается к поясу рука, и локоть царапает обшивку вентиляции.
— Что это? — быстро спрашивает Видо.
— Где?
— Шум.
— Какой шум?
— Тебе тональность описать, или что? Какой-то шорох.
— Какой еще, нахуй, шорох? Ты обкурился, что ли? Будешь показывать товар или посмеемся и разойдемся?
— Массани, — шипит Шепард по внутренней связи, — ты можешь, блядь, держать себя в руках?
— Он меня бесит.
— Ну давай, свались на него из-под потолка, Бэтмен хренов. Этой шахте нахер не нужен герой, прижмись и смотри тихо!
— Ладно, не заводись, — говорит тем временем Видо и широко улыбается. Он отстегивает от запястья кейс, кладет его на стол и с видом фокусника поднимает крышку. По комнате бегут белые и голубые отблески. В поднявшемся холодном сиянии она кажется медотсеком, по которому какой-то неразборчивый меценат разбросал предметы роскоши.