– Я не знал, что у мистера Нострума есть планы, – сказал Кот. – Звонил гонг к ужину.
– Конечно, у него есть планы – и гонг я слышала, – зачем, ты думаешь, я написала Крестоманси? Но можешь не пытаться задобрить меня. Я тебе не расскажу, и ты пожалеешь. А гордячка-свиньячка Джулия пожалеет еще больше даже раньше!
Гвендолен отомстила Джулии в начале ужина. Лакей как раз передавал супницу через плечо Джулии, когда юбка ее платья превратилась в змей. Джулия с визгом вскочила. Суп пролился на змей и залил всё вокруг. Лакей воскликнул: «Боже, помилуй нас!» – и его голос смешался с грохотом разбившейся супницы.
После этого воцарилась мертвая тишина, если не считать шипения змей. Их было около двадцати – свисающих на хвостах с пояса Джулии, корчащихся и извивающихся. Все застыли, повернув головы к Джулии. Джулия замерла точно статуя, подняв руки так, чтобы их не достали змеи. Она сглотнула и произнесла слова заклинания.
Никто ее не осудил.
– Молодец! – сказал мистер Сондерс.
Под действием заклинания змеи застыли и раскинулись веером над нижними юбками Джулии, будто балетная пачка. Все увидели, что Джулия порвала оборку нижней юбки, когда строила домик на дереве, и небрежно заштопала ее красной шерстяной ниткой.
– Тебя укусили? – спросил Крестоманси.
– Нет, – ответила Джулия. – Суп сбил их с толку. Я пойду переоденусь, если не возражаешь.
Она вышла из комнаты, шагая очень медленно и осторожно, и Милли пошла с ней. Пока слегка позеленевшие лакеи вытирали разлитый суп, Крестоманси сказал:
– Я не потерплю злобности за столом. Гвендолен, будь добра, отправляйся в игровую. Еду тебе принесут туда.
Гвендолен молча встала и ушла. Поскольку Милли и Джулия не вернулись, стол в тот вечер казался опустевшим. На одном конце звучали сплошные акции и доли Бернарда, а на другом – снова статуи мистера Сондерса.
Кот заметил, что Гвендолен выглядела торжествующей. Она чувствовала, что наконец-то произвела на Крестоманси впечатление. Так что она с энтузиазмом возобновила наступление в воскресенье.
В воскресенье Семья нарядилась в лучшие костюмы и отправилась в деревенскую церковь на утреннюю службу. Предполагается, что ведьмы не любят церковь. Также предполагается, что здесь они не могут пользоваться магией. Но это никогда Гвендолен нисколько не останавливало. Миссис Шарп много раз замечала по этому поводу, что это показатель того, каким исключительным талантом обладает Гвендолен. Гвендолен села рядом с Котом на скамье Крестоманси, выглядя воплощением скромной невинности в своих воскресных шляпе и платье английской вышивки и нашла место в молитвеннике, будто настоящая праведница.
Деревенские толкали друг друга локтями и шептались о ней. Это понравилось Гвендолен. Ей нравилось быть знаменитостью. Она продолжала притворяться праведницей, пока не началась проповедь.
Викарий нетвердой походкой взобрался на кафедру и заговорил неубедительным невнятным голосом:
– Поскольку в нашем приходе многие еще не очистились от порока…
Это было, несомненно, дельным замечанием. К несчастью, всё остальное таковым не было. Неубедительным невнятным голосом он рассказывал неубедительные невнятные эпизоды из своей прежней жизни. Он связывал их с неубедительными невнятными событиями, которые, как он думал, происходят в мире сегодня. Он говорил, что им лучше очиститься от пороков, иначе могут случиться разные вещи (он забыл упомянуть какие именно). И это напомнило ему о неубедительном невнятном высказывании, которое повторяла ему его тетушка.
Мистер Сондерс к этому моменту заснул, как и Бернард-доли-и-акции. Старая леди в митенках кивала. Один из святых на витражных окнах зевнул и поднял епископский посох, чтобы элегантно прикрыть рот. Он обернулся на свою соседку – внушительную монахиню. Ее одеяния спускались жесткими складками, словно пучок веток. Епископ вытянул витражный посох и постучал монахиню по плечу. Она возмутилась, шагнула в его окно и начала трясти его.
Кот увидел ее. Он увидел, как цветной прозрачный епископ бьет монахиню по апостольнику, а монахиня платит ему той же монетой. Тем временем волосатый святой рядом с ними прыгнул к своему соседу – царственному святому, державшему макет Замка. Царственный святой уронил макет и, сверкая стеклянными ногами, помчался прятаться за одеяниями жеманно улыбавшейся святой. Волосатый святой ликующе прыгал по макету Замка.
Одно за другим ожили все окна. Почти каждый святой поворачивался и дрался с соседом. Те, кому не с кем было драться, либо подтягивали кверху свои одеяния и выделывали глупые танцевальные па, либо махали викарию, который продолжал бормотать, ничего не замечая. Крохотные человечки, дувшие в трубы в углах окон, прыгали, скакали, резвились и корчили прозрачные рожи всякому, кто смотрел. Волосатый святой вытащил царственного из-за спины жеманно улыбавшейся леди и гнался за ним из одного окна в другое мимо остальных сражавшихся пар.
К этому моменту заметили уже все прихожане. Все таращились, или шептались, или наклонялись, вытягивая шею туда и сюда, чтобы видеть сверкающие стеклянные пятки царственного святого.
Поднялась такая суета, что мистер Сондерс проснулся, озадаченно оглядываясь. Он посмотрел на окна, понял и пронзительно посмотрел на Гвендолен. Она сидела, скромно опустив глаза – воплощение невинности. Кот бросил взгляд на Крестоманси. Насколько он мог понять, Крестоманси внимал каждому слову викария и даже не заметил творящееся на окнах. Милли сидела на краешке скамьи, выглядя взволнованной. А викарий по-прежнему бормотал, не замечая суматохи.
Однако второй священник посчитал, что должен положить конец непристойному поведению окон. Он принес крест и свечу. В сопровождении хихикающего мальчика-певчего, размахивавшего кадилом, он ходил от окна к окну, шепча слова изгнания нечистой силы. Гвендолен услужливо останавливала каждого святого, когда он приближался к ним, из-за чего царственный святой застрял на стене между окнами. Но как только священник повернулся спиной, он снова пустился бежать, и куча-мала продолжилась еще более бурно, чем раньше. Прихожане, задыхаясь, покатывались со смеху.
Крестоманси повернулся и посмотрел на мистера Сондерса. Мистер Сондерс кивнул. Коротко сверкнуло, отчего Кота подбросило на сиденье, а, когда он посмотрел на окна, каждый святой – застывший и стеклянный – уже стоял там, где должен. Гвендолен негодующе вскинула голову. А потом пожала плечами. В задней части церкви громадный каменный крестоносец сел на своей гробнице и с ужасным каменным скрежетом показал нос викарию.
– Возлюбленные… – говорил викарий.
Увидев крестоносца, он растерянно замолчал.
Второй священник поспешил туда и попытался прочитать изгнание злых духов над крестоносцем. По лицу крестоносца мелькнуло раздражение. Он поднял громадный каменный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест. Крестоносец, выглядя еще более раздраженным, опустил меч и с тяжелым ударом, сотрясшим церковь, лег обратно.
– В этом приходе определенно есть не очистившиеся от порока, – грустно произнес викарий. – Давайте помолимся.
Когда все в беспорядке вышли из церкви, Гвендолен безмятежно вышла со всеми, равнодушная к шокированным взглядам со всех сторон. Выглядевшая расстроенной Милли поспешила за ней и схватила ее за руку.
– Какой позор, нечестивое дитя! Я не осмеливаюсь поговорить с бедным викарием. Есть такое понятие как зайти слишком далеко, знаешь ли!
– А я зашла? – с искренним интересом спросила Гвендолен.
– Почти, – ответила Милли.
Но, видимо, не совсем. Крестоманси ничего не сказал Гвендолен. Хотя долго говорил – очень успокаивающим тоном – с викарием и вторым священником.
– Почему твой отец не отругает Гвендолен? – спросил Кот Роджера, когда они шли обратно по аллее. – Когда ее не замечаешь, она становится только хуже.
– Не знаю, – ответил Роджер. – Нас он здорово ругает, если мы пользуемся магией. Может, он думает, что ей надоест. Она говорила тебе, что собирается сделать завтра?
Было ясно, что Роджеру не терпится узнать.
– Нет. Она злится на меня из-за того, что я играл с тобой в солдатиков, – сказал Кот.
– Сама виновата: глупо с ее стороны считать, будто ты ее собственность. Давай переоденемся во что-нибудь старое и продолжим строительство древесного домика.
Гвендолен разозлилась, когда Кот снова ушел с Роджером. Возможно, именно этим была вызвана ее следующая затея. Или, может быть, как она и сказала, у нее были другие причины. Во всяком случае, когда Кот проснулся утром в понедельник, царила темнота. По ощущениям, было очень рано. А по виду – еще более рано. Так что Кот перевернулся на другой бок и снова заснул.
Он был поражен, когда минуту спустя Мэри потрясла его:
– Уже без двадцати девять, Эрик. Давайте, вставайте!
– Но ведь темно! – запротестовал Кот. – Идет дождь?
– Нет, – ответила Мэри. – Твоя сестра опять взялась за свое. И откуда она только берет силы, такая маленькая девочка, ума не приложу!
Чувствуя себя уставшим и разленившимся после воскресенья, Кот вытащил себя из кровати и обнаружил, что из окон ничего не видно. Каждое окно представляло собой темное сплетение ветвей и листьев – зеленых листьев, голубоватых кедровых веток, сосновых иголок и листьев, начинающих становиться желтыми и коричневыми. К одному окну прижалась роза, а на двух других раздавились гроздья винограда. А за ними будто на мили расстилался лес.
– Боже правый! – воскликнул он.
– И не говорите! – сказала Мэри. – Эта ваша сестрица взяла каждое дерево на территории и расположила их так близко к Замку, как только можно. Поневоле задаешься вопросом, что она придумает дальше.
Темнота вызывала усталость и тоску. Коту не хотелось одеваться. Но Мэри стояла над душой и заставила его также умыться. Кот подозревал, что она была такой исполнительной, потому что ей хотелось рассказать ему обо всех трудностях, вызванных деревьями. Она сказала Коту, что тисы из регулярного сада были так тесно спрессованы возле кухонной двери, что мужчинам пришлось прорубать ход, чтобы доставить внутрь молоко. Перед парадной дверью находились три дуба, и никто не мог сдвинуть их с места.
– И среди тисов повсюду под ногами яблоки, так что на кухне пахнет как от пресса для сидра, – сказала Мэри.
Когда Кот утомленно притащился в игровую, там было еще темнее. В таинственном зеленоватом освещении он мог разглядеть, как Гвендолен, что неудивительно, побледнела и устала. Но в то же время она выглядела удовлетворенной.
– Не думаю, что мне нравятся эти деревья, – прошептал ей Кот, когда Роджер и Джулия прошли в классную комнату. – Почему ты не могла придумать что-нибудь поменьше и позабавнее?
– Потому что я не посмешище! – прошипела Гвендолен в ответ. – И мне необходимо было это сделать. Мне надо было узнать, сколько силы я могу привлечь.
– Довольно много, надо думать, – сказал Кот, глядя на массу листьев конских каштанов, прижатых к окну.
Гвендолен улыбнулась:
– Еще лучше будет, когда я получу драконью кровь.
Кот чуть не сболтнул, что видел драконью кровь в мастерской мистера Сондерса. Но вовремя остановился. Ему не нравились такие выдающиеся предприятия, как это.
Они провели еще одно утро со включенным светом, и перед обедом Кот, Роджер и Джулия вышли на улицу посмотреть на деревья. Они были разочарованы, обнаружив, что из их личной двери наружу выбраться легко. Рододендроны находились в трех футах от нее. Кот думал, что Гвендолен могла нарочно оставить им выход, пока не посмотрел наверх и не понял по согнутым ветвям и раздавленным листьям, что раньше кусты были прижаты к двери. Выглядело так, будто деревья отступают.
За рододендронами им пришлось прокладывать себе путь сквозь настоящие джунгли. Деревья были утрамбованы так плотно, что не только прутики и листья оборвались кучами, но и большие ветви выломались и попадали, перепутавшись с раздавленными розами, сломанными клематисами и искромсанным виноградом. Когда дети вырвались с другой стороны джунглей, ничем не загораживаемый дневной свет ударил в них точно молотом. Они заморгали. Сады, деревня и даже холмы за ней были лысыми. Единственное место, где по-прежнему виднелись деревья, находилось над старой серой разрушенной стеной сада Крестоманси.
– Должно быть, это сильные чары, – сказал Роджер.
– Будто пустыня, – сказала Джулия. – Никогда бы не подумала, что мне будет так не хватать деревьев!
Но во второй половине дня стало ясно, что деревья возвращаются на свои места. Теперь из окна классной комнаты они видели небо. Немного позже деревья разошлись в стороны и отступили так далеко, что мистер Сондерс выключил свет. Вскоре после этого Кот и Роджер заметили обломки раздавленного на кусочки древесного домика, кучей свисающие с каштана.
– И на что вы уставились? – спросил мистер Сондерс.
– Древесный домик разрушен, – ответил Роджер, угрюмо глядя на Гвендолен.
– Возможно, Гвендолен будет достаточно любезна, чтобы починить его, – саркастично предположил мистер Сондерс.
Если он пытался побудить Гвендолен к хорошему поступку, у него не получилось. Гвендолен вскинула голову.
– Древесный домик – глупое младенческое занятие, – холодно заявила она.
Она была сильно раздражена тем, как отступают деревья.
– Какая жалость! – сказала она Коту перед самым ужином.
К этому времени деревья почти вернулись на свои обычные места. Только те, которые должны были находиться на противоположном холме, находились ближе, чем следует. Почему-то пейзаж казался меньше.
– Я надеялась, этого хватит и на завтра, – с досадой произнесла Гвендолен. – А теперь надо придумывать что-то другое.
– Кто отправил их обратно? Садовые чародеи? – спросил Кот.
– Не болтай чепухи, – сказала Гвендолен. – Совершенно очевидно, кто это сделал.
– Имеешь в виду мистера Сондерса? А не могли чары истощиться, подтаскивая сюда деревья?
– Ты ничего в этом не понимаешь.
Кот знал, что ничего не смыслит в магии, но всё равно считал это странным. На следующий день, когда он пошел посмотреть, нигде не осталось упавших веточек, вырванных ветвей или раздавленного винограда. Тисы в регулярном саду выглядели так, словно их никогда не рубили. И хотя на земле возле кухни не было ни малейших следов яблок, во дворе стояли ящики с крепкими круглыми яблоками. Во фруктовом саду яблоки либо висели на деревьях, либо были собраны в другие ящики.
Пока Кот изучал всё это, ему пришлось поспешно прижаться к одной из яблонь, служивших живой изгородью, чтобы освободить дорогу несущейся галопом джерсийской корове, за которой гнались два садовника и мальчик с фермы. Коровы носились и по лесу, когда Кот с надеждой пошел посмотреть на древесный домик. Увы, он по-прежнему был разрушен. А коровы делали всё, что в их силах, чтобы уничтожить клумбы, и никто не обращал на них внимания.
– Это ты создала коров? – спросил он Гвендолен.
– Да. Но просто, чтобы показать им, что я не сдаюсь, – ответила Гвендолен. – Завтра я получу мою драконью кровь и тогда смогу сделать нечто действительно впечатляющее.
Глава 8
В среду после обеда Гвендолен отправилась в деревню за драконьей кровью. Она была наверху блаженства. В тот вечер в Замке устраивался большой званый ужин, и должны были приехать гости. Кот знал, все старательно не упоминали об этом раньше, чтобы Гвендолен не воспользовалась ситуацией. Но утром в среду пришлось сообщить ей, поскольку для детей существовал особый порядок для таких случаев. Они ужинали в игровой, а потом должны были держаться подальше от столовой.
– Хорошо, я буду держаться подальше, – пообещала Гвендолен. – Но это ничего не изменит.
Она хихикала по этому поводу всю дорогу до деревни.
Когда они пришли туда, Кот почувствовал себя неловко. Все избегали Гвендолен. Матери заталкивали детей в дома и оттаскивали малышей с ее пути. Гвендолен едва обратила внимание. Она была слишком сосредоточена на том, чтобы добраться до мистера Баслама и получить драконью кровь. Коту не нравился мистер Баслам, как и разлагающийся соленый запах среди чучел животных. И он предоставил Гвендолен идти туда одной, а сам пошел в кондитерскую отправить открытку для миссис Шарп. Люди держались с ним холодно, хотя он потратил почти два шиллинга на сладости. Решительно холодно держались и люди в булочной по соседству. Выйдя с пакетами на лужайку, Кот обнаружил, что детей убирают и с его пути тоже.