Петербургские депутаты от оппозиции сейчас намерены объединить свои усилия для того, чтобы защитить Исаакий. Уже договорились действовать вместе три фракции – «Яблоко», «Партия роста» и «Справедливая Россия». При этом «Партия роста» хочет реанимировать идею 2015 года о проведении городского референдума о передаче Исаакия РПЦ и требует обсуждать этот вопрос с городским парламентом, «яблочники» призывают созвать специальную комиссию по урегулированию споров и подготовили федеральную инициативу о том, что уникальные музейные объекты не подлежат передаче религиозным организациям – вместо этого заключается специальное соглашение о возможности осуществления служб религиозной организацией соответствующей конфессии. Возможно, в неформальный «штаб защиты Исаакия» войдут также и коммунисты. Уже планируются публичные акции в защиту Исаакия, а если юридическое решение о его передаче РПЦ будет принято – его обещают обжаловать в суде. Кстати, пока неясно, на основании чего Смольный вообще говорит о каких-то якобы «принятых решениях»: новой заявки от епархии на передачу собора не поступало, во всяком случае – ее нет в Интернете, в то время как федеральный закон обязывает разместить ее в течение недели со дня подачи.
В общем, Смольный вместо очередного шага навстречу РПЦ может получить второй «Охта-центр» (400-метровая газпромовская башня, которую хотели построить напротив Смольного, получив в ответ мощнейшее гражданское сопротивление – что заставило от этих планов отказаться).
«Не согласовано с Путиным»
18 февраля 2017 года
В ситуации вокруг Исаакиевского собора, планы передачи которого РПЦ вызвали массовые протесты в Петербурге, произошел неожиданный поворот.
Днем в пятницу, 17 февраля, на лентах новостей двух десятков СМИ практически синхронно, со ссылкой не неназванный «источник в Кремле», появилась одна и та же информация: объявленное губернатором Петербурга Георгием Полтавченко решение о передаче Исаакия не было согласовано с президентом Владимиром Путиным, его не поддерживает большинство петербуржцев, возникший конфликт может быть урегулировал путем компромисса – совместного использования объекта светскими властями города и РПЦ.
Если бы эту информацию разместили «Дождь» и «Медуза» – можно было бы предположить, что речь идет о случайности. Но когда ее размещают РИА «Новости», ТАСС и «Интерфакс» – это случайностью быть не может.
Да, конечно, петербургский губернатор абсолютно встроен в «вертикаль власти», и вряд ли бы стал говорить о «решенном вопросе» с передачей собора без согласования с Кремлем.
Но, во-первых, согласование это может быть разным – и не обязательно облечено в форму прямого приказа, подлежащего не обсуждению, и выполнению. Возможна масса нюансов – от «есть мнение» и «президент не против», до «решайте сами, если считаете нужным».
А во-вторых, совершенно не исключено, что согласие (или одобрение) было дано – а потом, увидев достаточно жесткую общественную реакцию и оценив общественное мнеие, Кремль решил сменить позицию, отстраниться от нее и представить все происходящее, как самодеятельность петербургских властей. Тем более, что до президентских выборов – год, и в их преддверии такие конфликты Кремлю вряд ли нужны.
Здесь стоит напомнить историю с пресловутым «Охта-центром»: в 2006 году, когда эта история начиналась, очень многие тоже были уверены, что тогдашний губернатор Петербурга Валентина Матвиенко без команды «сверху» не стала бы лоббировать этот газпромовский проект. Но затем, – правда, после почти 5-летнего общественного сопротивления, – выяснилось, что скандал получил международную огласку, что общественное мнение в Петербурге (несмотря на гигантские траты на пропаганду «Газоскреба») резко против строительства, и издержки ситуации стали для власти существенно превышать прибыли. После чего решение пришлось отменять.
История с Исаакиевским собором, возможно, оказывается очень похожей.
Как и в истории со строительством чудовищной башни, уродующей петербургские панорамы, высокомерно объявив горожанам о «решенном вопросе» с передачей Исаакия в стиле «негоже холопам обсуждать барские приказы», власть попала в обнаженный нерв городского сообщества.
Люди разных возрастов и политических убеждений, разных верований (и их отсутствия) и разных профессий стремительно объединились в протесте против смольнинских планов.
Последовали три массовые акции противников передачи Исаакия, проведенные, из-за абсурдных отказов властей в согласовании митингов, в режиме встреч с депутатами Законодательного Собрания (в том числе с автором).
28 января власть увидела 5 тысяч протестующих против передачи Исаакия на Марсовом поле – и два десятка ряженых и клоунов из «НОДа» в том же месте, выступающих за передачу (одновременно с криками об «американской оккупации»). 12 февраля три тысячи защитников Исаакия встали тройным кольцом вокруг собора – а в противовес им власть сумела привести лишь 400 участников крестного хода, собранных по церковной «разнарядке». На 19 марта оргкомитет кампании «Вставай на защиту Исаакия!» (куда вошли политики из разных партий и гражданские активисты) анонсировал массовый митинг. 20 февраля собирается инициативная группа, которая будет требовать городского референдума об обязанности властей отказать в передаче собора РПЦ. И это – только начало кампании.
В середине февраля стали появляться данные социологических опросов – и все они были однозначны: противников передачи Исаакия церкви в 2.5–3 раза больше, чем сторонников. При этом на стороне властей и церковников выступили, большей частью, фигуры типа Петра Толстого или Виталия Милонова, чьи, мягко говоря, сомнительные публичные заявления (с обличением противников передачи собора) выглядели абсолютно медвежьей услугой и невольно заставляли вспомнить известную поговорку про услужливого дурака…
Появление в этой ситуации информации о «несогласованных» с президентом действиях Смольного, скорее всего, означает, что под влиянием протестной активности петербуржцев «наверху» серьезно задумались, стоит ли овчинка выделки, и не окажутся ли издержки властей при передаче Исаакия РПЦ существенно больше, чем получаемые ими выгоды.
При том, что вопрос о Исаакии вряд ли является для Кремля таким принципиальным, чтобы из-за него получать долгоиграющую головную боль (это не Крым, жесткость позиции по которому – одна из основ рейтинга Путина).
И при том, что не стоит переоценивать степень влияния РПЦ в Кремле и степень готовности Кремля во всем идти ей навстречу: участившиеся попытки РПЦ вмешиваться в светскую жизнь и выполнять роль нового идеологического отдела ЦК КПСС вызывают в обществе нарастающее раздражение.
А когда патриарх Кирилл заявляет, что возвращение Исаакиевского собора РПЦ в год столетия революции важно для примирения народа и «должно стать олицетворением согласия и взаимного прощения «белых» с «красными», верующих с неверующими, богатых с бедными» – необходимо констатировать, что все обстоит ровным счетом наоборот. И не только потому, что ни о каком «возвращении» говорить нельзя, ибо Исаакий никогда церкви не передавался, и даже православный царь в конце 19 века в этой передаче отказал. А и потому, что именно объявленные намерения передать Исаакий РПЦ это примирение разрушили, вызвав серьезные протесты.
Нынешний статус Исаакия, как государственного музея, где свободно (и при отсутствии аншлага) проходили службы, устраивал практически всех – никаких протестов не было. Никто в Петербурге не выходил на улицы, требуя прекратить в Исаакии богослужения, и никто не выходил на улицы, требуя выселить государственный музей. И неуклюжие обвинения противников передачи Исаакия в том, что они-де «готовят майдан» и «раскачивают лодку» тоже, что называется, пальцем в небо: «раскачивает лодку» в этой ситуации (как и в других) именно власть – принимая неразумные решения, без оглядки на общество.
Что дальше? При том, что никакого решения о передаче Исаакия формально еще нет и не может быть? И нет даже полагающегося для начала процесса официального обращения от РПЦ (о том, что его нет, мне сообщено в ответе губернатора Петербурга)?
Дальше – надо остановиться и думать.
«Сверху», как представляется, показали что вопрос обсуждаем. Что могут быть другие решения, кроме тех, о которых нам было заявлено, как о состоявшихся. Что власть готова к дискуссиям и компромиссам.
Каковым, заметим, является именно нынешнее положение Исаакия, как государственного музея, где идут службы, и именно это и может быть тем самым «совместным использованием», о котором нам говорят. И которое, как уже сказано, до сих пор устраивало всех.
Доставлены и оставлены
14 июня 2017 года
Бывают ситуации, когда надо выходить на «несанкционированный» митинг или шествие.
Когда акция необходима – потому, что нельзя молчать, а власть нагло отказывает в проведении акции или отправляет протестующих в заведомо непригодное место, – политики могут призвать выйти на улицу в «несогласованном» режиме.
Вот только, призывая к этому, они должны отвечать за всех, кого они зовут на улицы, а не только за себя.
А значит – они обязаны быть готовы к тому, что может произойти.
К возможным задержаниям, когда люди, которых призывали «выходить и ничего не бояться, потому что закон, право, правда и здравый смысл на нашей стороне», окажутся сперва в автозаках, потом в отделах полиции, а потом – в суде.
С шансами получить не только штраф (в размере от 10 тысяч рублей), но и административный арест на срок до 15 суток. Со всеми вытекающими для их жизненных планов последствиями.
Значит, те, кто зовет на несогласованную акцию (независимо от их мотивов) обязаны заранее подготовить юридическую помощь задержанным – адвокатов и общественных защитников (потому что столько адвокатов не напасешься).
Обязаны заранее подготовить волонтеров, которые будут объезжать отделы полиции, развозя задержанным воду и еду, туалетную бумагу и салфетки. И собрать деньги, на которые это все придется покупать, потому что коммунизм еще не наступил.
Обязаны позаботиться о машинах, на которых «мобильные бригады» будут объезжать отделы полиции, узнавая о задержанных, и доставляя воду и продукты, требуя от полиции соблюдения закона.
Обязаны заранее (а не когда людей начнут хватать и отправлять в автозаки) договориться о взаимодействии с членами Общественной наблюдательной комиссии – их должны пускать к задержанным.
Обязаны подумать, где будет работать центр помощи задержанным, в котором будут составлять списки задержанных, распределять волонтеров по отделам полиции, направлять адвокатов и общественных защитников, отвечать на звонки родственников задержанных и журналистов.
Они обязаны понимать, что заниматься этим, если начнутся задержания, должны в первую очередь они – а не кто-либо другой. Что это, в первую очередь, их ответственность перед людьми.
На практике, увы, бывает иначе, в том числе в Петербурге после «антикоррупционных» акций 26 марта и 12 июня. Могу судить ,по собственному опыту: 26 марта пять часов провел в полиции, добиваясь освобождения задержанных, а 12 июня мы с общественниками более восьми часов ездили по отделам полиции, где находилось более 600 задержанных. И в обоих случаях основную нагрузку по помощи задержанным взяли на себя гражданские активисты и правозащитники, не имеющие к организации этих акций никакого отношения…
Кроме этого, инициаторы «несогласованного» выхода обязаны предупредить протестующих – что с ними может случиться на несогласованной акции, и как им себя вести. Потому что заявления о Конституции, которая гарантирует право на мирные собрания (что чистая правда) хорошо выглядят в твиттере, но пока не работают в полиции или в суде.
Поэтому тех, кто пойдет на несогласованную акцию, надо заранее и честно предупредить о последствиях.
Посоветовать, чтобы они взяли с собой документы и лекарства (кому нужно), потому что из полиции в аптеку не выпустят, а «Скорую» могут и не вызвать.
Чтобы взяли аккумуляторы – зарядить мобильные телефоны, когда они «сядут», потому что подзарядить будет негде. И тогда им не удастся даже сообщить, где они находятся, и что с ними происходит.
Чтобы они знали свои права: знали, что могут не свидетельствовать против себя (по 51-й статье Конституции) и не обязаны сдавать отпечатки пальцев (даже если за отказ будут грозить арестом).
Чтобы они заранее попытались договориться со знакомыми адвокатами (у кого есть) об оперативной помощи, если она понадобится.
Чтобы несовершеннолетние, которые собираются идти на несогласованную акцию, знали, что если их задержат – из полиции их передадут только родителям или другим законным представителям, даже если им уже 17 лет и они умеют жить вполне самостоятельно. Потому, что если родители не придут – их двое суток продержат в «центре временного содержания несовершеннолетних», а потом повезут в суд, который может задержать их до появления родителей еще на 30 суток.
Пример привести просто – опять же, из личной практики. Ночью 12 июня в Петербурге, после «антикоррупционной акции», выяснилось, что задержана 17-летняя девушка-студентка из Тульской области. И родители в принципе не могут раньше, чем на следующий день, за ней приехать. Что, слава богу, и произошло, но если бы она приехала учиться с Дальнего Востока? Но в любом случае, ни ей, ни другим несовершеннолетним, которые в большом количестве вышли 12 июня на Марсово поле (потом полиция заявит, что чуть ли не четверть задержанных – несовершеннолетние), никто не удосужился заранее все это объяснить…
Среди тех, кто выходил на улицы в Петербурге как 26 марта, так и 12 июня, молодежь составляла подавляющее большинство. Причем, в основном это были совсем молодые ребята – от 18 до 23 лет.
Придя на Марсово поле, они наглядно убедились, как к ним относится власть – разогнавшая их мирный протест. Говорить об их доверии к власти теперь бесполезно.
Но если они убедятся, что для кого-то из оппозиционных политиков они не более, чем «боевая единица», численностью которой можно козырять в разговорах с властью, не более, чем массовка, которой не надо ничего объяснять (а надо только указывать, куда идти), и которой, случись что, они не окажут реальной помощи – они точно так же откажут в доверии и этим политикам. И тогда об изменениях к лучшему в стране можно будет забыть надолго.
Выйти из круга
7 июля 2017 года
Два опасения присутствуют в общественном сознании в преддверии президентских выборов 2018 года.
Первое (у сторонников действующего президента): все в стране держится на Владимире Путине, только он может решать стоящие перед страной проблемы. Его некем заменить, если он уйдет – все рухнет, настанет полная катастрофа.
Второе (у противников действующего президента): тот, кто придет вместо Путина, в условиях почти уничтоженных политических институтов и «сдержек и противовесов», может очень быстро превратиться в такой же источник произвола – «Путина 2.0».
Эти опасения вызваны одним и тем же фактором – гипертрофированными президентскими полномочиями, делающими огромную страну заложником желаний, настроения и здоровья человека, занимающего пост главы государства.
Заметим: самодержавная (точнее, самовластная) политическая система, сконструированная сторонниками Бориса Ельцина в 1993 году для того, чтобы «развязать ему руки» и дать возможность править, не считаясь с непослушным парламентом, за последние годы еще усилилась.
Президент, который и до того издавал указы, де-факто имеющие силу закона, единолично назначал и увольнял правительство, мог под угрозой роспуска навязать Госдуме назначение «своего» премьера, представлял кандидатуры главы Центробанка, Генпрокурора и судей высших судов (а всех прочих судей просто назначал), за «путинские» годы расширил свои полномочия.
Он получил право представлять кандидатуры председателя Конституционного суда, его заместителей, кандидатуры заместителей Генпрокурора, согласовывать состав Счетной Палаты, отстранять от должности избранных глав регионов, назначать руководителей государственных корпораций…