— Грёбаные дети! Ненавижу детей!
Пожав плечами, Теон вернулся на свое место и устремил взгляд в сторону озера.
— Надо как-то спокойнее относиться к миру. Тебя очень много всего бесит, — философски изрёк он.
— Дети особенно. Тупые, слюнявые и орущие маленькие гоблины! — высказал свою позицию Рамси, злобно зыркнув на него. Развалившись на песке, заложил руки за голову и принялся глядеть на облака.
— Я твой замок спас от нападения «гоблинов», — оповестил Теон и потянулся к бутылке с водой. На такой жаре она моментально нагрелась и потеряла свою прежнюю прелесть, только что вынутой из холодильника живительной влаги.
— Ага. Жаль, но медали у меня нет и грамоты тоже, — облизнув губы, Рамси дождался своей очереди и тоже припал к бутылке.
— Ты чего такой злой? — Теон моргнул и, перевернувшись на живот, приподнялся на локтях, скосил глаза в его сторону. Затем повернулся набок, чтобы видеть лицо собеседника. Теперь солнце пригревало спину, а не светило в глаза.
Вернув бутылку на прежнее место, Рамси долго молчал, сидел скрестив ноги и наклонив голову вниз, а отросшая чёлка лезла ему в глаза.
— Просто… Знаешь, у меня, правда, не всё в порядке. Я решил, что со всем справлюсь, а, кажется, нет, — произнёс он после длительных раздумий. — То есть, ты не подумай, что я жалуюсь, но быть взрослым вовсе не так круто, как я представлял. Это совсем не весело, а скорее… утомительно. Всякими разными делами раньше отец занимался: за дом платил, еду готовил. А у меня как-то неважно получается. И… Белый Медведь… Короче, я устал, — Рамси не стал упоминать обо всех навалившихся проблемах, сокрушаться и ныть было не в его привычках, но чувствовал он себя действительно скверно: донельзя вымотанным и разбитым.
Самое примечательное, что Теон его, кажется, понял, несмотря на то, что он не стал в подробностях описывать все свои жизненные неурядицы. У друга оказалась поразительная способность улавливать эмоциональное состояние близких людей. Он сосредоточено закусил губу, над чем-то раздумывая. И немного помолчав, сказал:
— Приходи завтра к нам. Я попрошу сестру испечь пирог. У неё правда очень здорово получается, — заверил Теон. Подумал, что Рамси, наверное, скучает по домашней еде, да и в целом ему не мешает отвлечься от грустных мыслей. Можно было бы зарубиться в приставку и даже дёрнуть холодного пивка, если Аша куда-нибудь свалит — короче говоря, он составил план развлечений. — Знаешь, я как-то думал, что если всё совсем плохо, то это значит, что скоро наступит светлая полоса, — добавил Теон, желая поддержать друга.
— О, да ты что! Это у меня так всё хорошо, — ухмыльнулся Рамси. — Плохо было раньше, — заверил он. А предложение выглядело заманчивым, и он с удовольствием согласился.
После того, как Теон в полной мере насладился купанием и ещё разок окунулся в воду, они стали собираться в обратный путь и напоследок запечатлели на память песчаный замок. Всё равно его скоро разрушит какой-нибудь мелкий «гоблин», так пусть хоть фотка останется. К вечеру жара спала и в этот раз в автобусе было вполне приемлемо. Теон всю дорогу трещал о своём недавнем путешествии и в красках расписывал увиденные им достопримечательности. Не забыл и посетовать на то, что поездка с сестрой выбила его из сил, и Аша даже не дала ему ни разу прибухнуть. А он, может быть, хотел отведать итальянского пива или вина там. Тоскливо вздохнув, прижался носом к стеклу.
— Сестра — тиран, — изрёк Теон в завершении своего рассказа.
Рамси усмехнулся:
— Да. Ты просто несчастный страдалец, — не скрывая сарказма, подметил он. Сам бы, конечно, от такого путешествия не отказался. Повидать красоты древнего города было просто мечтой. Впрочем, всему своё время. Он успел сообщить другу, что в августе собирается навестить своих приятелей из школьной тусовки, и как раз подоспела их остановка.
Выйдя из автобуса, друзья поторчали немного в парке, перекурив и обсудив планы на завтрашний день. А после распрощались и отправились по домам. Остановившись у ларька на углу, Рамси попросил какого-то поддатого мужика купить ему сигарет. Тому, видно, было всё равно и он согласился, не спросив даже, сколько ему лет. Рамси обычно хорошо угадывал к кому можно обратиться с такой деликатной просьбой. К тёткам точно не следовало, они бы не только отказались, но ещё, не ровен час, принялись бы нотации читать. Распечатав пачку, вытащил сигарету и прикурил, а после не спеша направился в сторону дома. Едва вывернул из-за угла, как тут же резко затормозил, и чертыхнувшись, метнулся обратно. На крыльце торчал фараон…
====== 5. Тревога ======
Плотная живая изгородь, составляющая забор соседнего дома, дарила надёжное укрытие от посторонних глаз. Рамси прижался к ивовым прутьям, что образовывали каркас зелёного ограждения, и присел на корточки. Теперь, не рискуя быть замеченным, наблюдал за полицейским, стоящим на крыльце его дома. Им оказался молодой темноволосый парень. Как видно, он взмок на солнцепёке и, сняв фуражку, провёл ладонью по курчавым волосам на затылке, а после достал из нагрудного кармана белоснежный платок и вытер им потный лоб.
Когда он обернулся и, задёрнув рукав форменной рубашки, посмотрел на часы, то Рамси отметил, что характеристика, которой его наградил Теон, подходит как нельзя кстати: «чувак с утомлённой рожей». Лицо фараона действительно выражало какую-то вселенскую скорбь, словно все беды мира обрушились на него разом. После того как полицейский посмотрел на часы, он устало вздохнул и, бросив последний взгляд на дверь, сошёл с крыльца и направился вниз по улице. Рамси выждал на всякий случай ещё минут пять, чтобы с ним не пересечься, если тому по каким-то неведомым причинам взбредёт в голову вернуться, а после вышел из своего укрытия и направился к дому. На самом деле он находился в смятении. Не мог понять, что же нужно от него полицейскому. Неужели фараон действительно ищет его, чтобы отправить в приют? Или, может быть, это как-то связано с отцом? Рамси терялся в догадках, но в любом случае не рассчитывал на то, что встреча со стражем правопорядка принесёт ему хоть какую-либо выгоду. От полиции он ожидал только неприятностей. Конечно же, скрываться от опеки у себя дома довольно глупая идея, но с другой стороны, больше идти было некуда. Рамси решил, что если будет соблюдать осторожность, то сумеет продержаться ещё какое-то время. Возможно, представителям социальной службы просто надоест регулярно наведываться к нему домой, особенно если они будут убеждены, что он там не живёт. Примерно две недели назад к нему на порог заявились две тётки из органов опеки, они долго трезвонили, так что заливистая мелодия звонка, разносящаяся по всему дому, начала выводить его из себя, но дверь, естественно, Рамси открывать не стал. Звонок замолк, и они ушли. После Рамси видел их ещё два раза на крыльце дома, но с тех пор времени прошло уже достаточно много, и они больше не появлялись. Обе в практически идентичных деловых костюмах из какой-то серой унылой материи, со скучающими утомлёнными лицами и не выдающейся внешностью. Их возраст также не представлялось возможным определить. У первой волосы собраны были в тоскливую шишку на затылке, а у второй причёска и вовсе напоминала какой-то чудовищный кокон. У той, что на его взгляд, казалась старше, в руках покоилась толстая папка с документами. Исходя из всех этих данных Рамси сделал вывод, что они являются сотрудниками опеки. Кажется, когда умерла мать, то точно такие же тётки приходили к нему домой и задавали всякие дурацкие вопросы. Он, конечно, не запомнил их лиц, но казалось, все они выглядят одинаково, словно мрачный дух казённого дома исходит от них и покрывает их лица какой-то незримой, но ощутимой печалью. Все они одинаковы, как манекены с заученными наизусть сухими репликами и правильными словами. Строгие, невзрачные и пустые. А самое главное: они убеждены, что знают как ему будет лучше, хотя вовсе не имеют понятия о том, чего же хочет он сам, впрочем, их это и не волнует. У них перед глазами лишь скудные данные школьной характеристики в которой нет ни одного правдивого слова. Рамси совсем не желал их внимания, а уж от их помощи становилось лишь хуже. Свобода — то немногое, чем он обладает в данный момент и терять её точно не хотел. Рамси надеялся, что рано или поздно опека оставит его в покое и обрадовался, когда не видел незваных гостей больше недели. Но как оказалось зря, видимо, они решили подключить полицию. Рамси долго размышлял, как же отвязаться от фараона. Даже успел смотаться в магазин и приготовить, (а точнее испортить) ужин. Котлеты сгорели на сковородке, а варёная картошка превратилась в жареную. Переключал каналы на телевизоре и раздумывал о том, как же избавиться от навязчивого полицейского и совсем потерял счёт времени. Очнулся только тогда, когда из кухни запахло горелым. С грустью взглянув на почерневшие и непригодные уже в пищу котлеты, отправил их прямиком в мусорное ведро, да и картошку туда же, ведь вся вода давно выкипела, и она прилипла к дну кастрюли. Еле-еле отодрав ошмётки того, что должно было стать ужином и, замочив всю посуду в кипятке, Рамси сделал вывод, что поваром ему точно не стать. Нет, с полуфабрикатами он неплохо справлялся, и раньше, когда оставался дома один, то только их и готовил. Если же предполагалась активное участие в процессе приготовления блюда, то тут всё шло наперекосяк. Обычно он просто забывал, что там что-то варится и с этим чем-то надо взаимодействовать — например: мешать кашу или хотя бы доливать воды в кастрюлю. Помнится, в тот раз, когда они готовили поросёнка из индейки, только благодаря напоминаниям Теона она не обратилась в угли. В данный же момент, расстроенный своей неудачей, Рамси открыл банку с томатным супом и целых десять минут, указанных в инструкции, стоял у плиты и помешивал этот «чудесный» продукт. Надо сказать, что воды там было больше, чем чего-либо ещё. В этот раз ему сопутствовала удача. Не сказать, конечно, что суп получился такой уж вкусный, но определённо лучше чипсов, на которые уже не мог смотреть. К тому же, Рамси просто-напросто боялся, что от подобной диеты когда-нибудь отбросит копыта. Прекрасно помнил, как в пятилетнем возрасте у него разболелся живот из-за того, что вдоволь налопался всевозможных снэков и острых жареных на масле колбасок, да ещё и запил всё это сладкой газировкой. А спустя пару часов ему стало очень и очень плохо. Ощущения были живы в памяти до сих пор. Желудок словно распирало изнутри, и к горлу подкатывал омерзительный тошнотворный комок, а боль не сказать, чтобы была совсем невыносимой, но явно не из разряда терпимой. Скорчившись на кровати, и держась руками за живот, ревел во весь голос и захлёбывался слезами. Отец вызвал неотложку, и Рамси увезли в больницу, где долго истязали уколами и капельницами. А еда в больничной столовой оказалась гадкой и безвкусной. Было так одиноко и страшно, и он целыми днями не отходил от окна, ожидая когда же отец приедет его навестить. На самом деле, наведывался он нечасто, и Рамси очень боялся, что отец и вовсе не захочет забирать его домой. Когда же он, наконец, приехал, то мальчик очень обрадовался и прилип к нему, вцепился в отцовский джемпер и уткнулся головой ему в бок. Рамси ужасно соскучился и не решался его отпускать, надеясь найти у отца поддержку и защиту от ворчливых и хмурых медсестёр. Рамси очень рассчитывал на то, что отец заберёт его домой или хотя бы подольше побудет рядом с ним. Но, видимо, Болтон-старший вовсе не привык к таким нежностям. Он с раздражением разжал детские пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в него, и посадил сына на кровать.
— Что ты повис на мне, как обезьяна? — брезгливо оглядел он ребёнка, в перемазанной кашей пижаме. — Хочешь и меня изгваздать кашей? — заявил Русе, присев на стоящий напротив кровати стул.
Мальчишка вытер лицо рукавом и, опустив голову, поглядел на свою перепачканную рубашку.
— Нет. Папа, а когда мы поедем домой? — насупившись, проговорил он. На самом деле, Рамси очень расстроился, что отец его вот так оттолкнул.
Русе бросил беглый взгляд в окно, а после вновь посмотрел на своего чумазого, нахмурившегося сына.
— Ты что же, поросёнок, не умывался сегодня? — взял ребёнка за руку и отвёл к раковине, проследил, чтобы он вымыл лицо, как следует.
Старательно вытирая лицо полотенцем, Рамси несмело глянул на отца.
— Когда мы поедем домой?
— Зависит от того, как ты будешь себя вести. Медсёстры на тебя жаловались, сказали, что ты не слушаешься, кусаешься и дерёшься. Если не прекратишь свои выходки, я ещё подумаю, стоит ли тебя забирать, — заявил Русе, наблюдая за реакцией мальчишки. Детей он никогда не любил, и особого опыта в общении с ними у него раньше не было. В какой-то степени ему стало интересно, как сын объяснит своё поведение.
Рамси опустил голову и скривил губы, так, что вот-вот заплачет. А чуть погодя, обдумав слова отца, упрямо вскинул подбородок вверх.
— Я не виноват ни в чём! Они меня к кровати привязывали! — выкрикнул мальчик и схватил отца за руку. — Папа, пожалуйста, забери меня! Здесь очень плохо, — совсем тихо закончил он и, всхлипнув, уткнулся лицом в отцовский джемпер.
— Привязывали, значит сам виноват. Не надо было вести себя как дикарь. Зачем ты кинул в медсестру тарелку с кашей? — сухо поинтересовался отец, отодрав его от себя. Вопли и мольбы его только раздражали.
— Я её ненавижу — она мне больно делала! — заявил мальчик, размазывая рукавом пижамной рубашки обжигающие слёзы. Он уже понял, что останется здесь надолго, вот только не мог осознать одного: чем же так не угодил отцу и почему тот не хочет забрать его домой.
Русе лишь вздёрнул брови и покачал головой.
— Ты что же, дурачок, думал, что в «Диснейлэнд» отправляешься? Естественно, лечение приятным не бывает. И прекрати скулить, я и дома наслушался твоего нытья. Веди себя как подобает и не позорь меня перед врачами и медсёстрами. А если будешь продолжать в том же духе, то пеняй на себя: дома мы с тобой будем разговаривать по-другому, — высказав все свои требования и напоследок дав сыну ещё пару наставлений, Русе уехал домой. А Рамси снова забрался на подоконник и стал смотреть в окно.
Сейчас Рамси толком не помнил тот разговор с отцом, но чувство тоски и безысходности врезалось в память надолго. Он тогда впервые в жизни попал в больницу, и было безумно страшно и плохо, а единственный человек, который мог бы успокоить и пожалеть, оттолкнул и напугал ещё больше. Мир оказался огромным и страшным, а он был в нём совсем один — преданный и брошенный. У отца так много запретов, что сложно упомнить их все, и понять, какие из них действительно важны. После выхода из больницы отец впихивал в него какую-то мерзкую кашу и, кажется, суп тоже значился в списке правильного питания. Овсянку, которую приходилось жрать каждое грёбаное утро, Рамси запомнил лучше всего и воспылал к ней лютой ненавистью. Правда, стоит признать, что после подобной диеты ему на самом деле стало намного лучше. Честно сказать, с той поры он и вовсе не жаловался на самочувствие. И поэтому пришёл к заключению, что следует придерживаться правила о полезной еде. По крайней мере, Рамси точно знал, что чипсами и подобной им ерундой злоупотреблять определённо не стоит. Сделанные выводы слегка успокоили, а вот воспоминания о больнице, напротив, всколыхнули массу неприятных эмоций. Стало не по себе от нахлынувшего внезапно чувства тревоги. Рамси пытался успокоиться и убедить себя, что причин для волнения нет. Выкурил сигарету, открыл бутылку пива и поднялся к себе в комнату. Включил компьютер и некоторое время просто занимался бессмысленной ерундой вроде просмотра трейлера к новой компьютерной игре и различных музыкальных клипов. Чуть погодя созвонился по скайпу с Демоном и Рыцарем Тьмы, и они болтали, наверное, около часа. Время приближалось к десяти вечера, и Рамси вновь спустился в гостиную, чтобы разузнать какой фильм будут сегодня показывать в вечернем марафоне ужасов. Только включил телик, расположился на диване и начал открывать очередную бутылку пива, как раздался телефонный звонок. Рамси вздрогнул от неожиданности и, соответственно, бутылка в руках тоже дрогнула: белая пивная пена поползла вверх и залила ему штаны и футболку. Чертыхнувшись, поставил бутылку на журнальный столик и вытер липкие руки о домашние штаны. Расстроенный и рассерженный такой неудачей, даже не взглянул на экран телефона и довольно резковато ответил:
— Да.
Сквозь череду помех пробился знакомый голос.
— Здравствуй, сын.
Рамси поперхнулся воздухом и закашлялся. Конечно же, не ожидал этого звонка. И уж тем паче, не был готов к разговору.
Русе подождал пока он справится с приступом кашля, и продолжил:
— Благодаря твоим стараниям, я вынужден был уехать в длительную командировку, чтобы утрясти кое-какие дела. И раз уж ты соизволил поднять трубку, то я хотел сказать, что всё уладил и скоро вернусь. Надеюсь, что ты не успел больше ничего натворить за время моего отсутствия, — оповестил он и сделал небольшую паузу, видимо, ожидая вопросов сына.
Но Рамси молчал — он был слишком шокирован, чтобы что-либо сказать.
— Как твои успехи в школе? Кажется, у тебя закончился учебный год. Что ж, надо придумать, чем тебя занять на лето, — заключил Русе, взяв себе на заметку данный вопрос. — Рамси, ты, что там онемел? Я тебя спрашиваю, как закончил одиннадцатый класс? — вопрошал отец, так и не добившись от него никакой реакции.
— Н-нормально з-закончил, — отозвался, наконец, Рамси. Даже начал заикаться от волнения. Не мог взять в толк, что отец после того как пропал на целых полгода, внезапно звонит и, как ни в чём не бывало, спрашивает об учёбе. К тому же, ясно мыслить мешали три выпитые бутылки пива. В любом случае, он чувствовал себя словно в кошмарном сне.
— Вот и славно. Будь любезен — не разгроми дом, раз уж ты остался один. И не вздумай звать своих дружков-маргиналов в гости. Ещё не хватало, чтобы они устроили там бедлам. Всё ясно тебе, дурачок? — раздав указания, Болтон-старший решил удостовериться, что негодный отпрыск его слушает.
— Ясно, — выдавил Рамси, так ещё и не пришедший в себя до конца. Тупо глядел в стену перед собой, не думая ни о чём.
— Замечательно. Приеду, как только смогу. Позвоню ещё, и не вздумай игнорировать мои звонки! — бодрым тоном оповестил отец. — Веди себя благоразумно, — пожелал он напоследок, а затем отключился.
Ещё несколько минут Рамси просидел в ступоре, не выпуская телефон из рук. Даже позабыл, что хотел сменить мокрую одежду. Не мог поверить, что это всё происходит снова. Отец скоро вернётся! Паника затопила тяжёлой волной, виски вновь сдавил тугой обруч, а дыхание сбилось, словно от удара под дых. Почувствовал ужасную слабость и вынужден был лечь на диван, и некоторое время продолжал бездумно пялиться в стену. Едва делал попытку проанализировать ситуацию и отыскать выход, как начинал задыхаться от страха, прокручивая в голове возможные варианты наказаний, которые придумает отец. Конечно, по телефону он выглядел спокойным, но это вовсе ни о чём не говорит, помнится, когда Рамси вернулся из своего почти двухмесячного путешествия по стране, отец тоже не казался разъярённым. С горем пополам смог совладать с дыханием, и вроде как даже головная боль отпустила и слабость тоже. Всё ещё дезориентированный и словно оглушённый, Рамси поднялся и пошёл на кухню, умылся и выпил стакан воды залпом, потому, как только сейчас понял, что ужасно пересохло в горле. Стало немного лучше, даже почувствовал себя протрезвевшим. Первая волна паники схлынула, но всё же не отступила совсем. Рамси не мог понять, что же сейчас делать. Бежать? Прятаться? Не знал, как поступить. Прислонившись лбом к косяку в проеме кухонной двери, пытался придумать план своих дальнейших действий. Для начала, всё-таки решил ликвидировать последствия «пенной вечеринки», а точнее вытереть пол от разлитого пива, а после переодеться в сухую одежду. Справившись с первой задачей, закинул в стирку грязные вещи и отправился в душ, рассудив, что решения лучше принимать с утра на свежую голову, и отец вернётся явно не завтра, раз уж пообещал позвонить ещё раз, а это значит ещё есть время. Рамси почистил зубы и, переодевшись в пижаму, лёг в постель. И только тогда припомнил о том, что ничего не сказал отцу про опеку. Даже подскочил на кровати от этой мысли. Ведь, если отец с ними свяжется, то наверняка его оставят в покое. Рамси дотянулся до полки, которая висела над кроватью, и взял в руки мобильник. На часах была половина второго. Понял, что звонить отцу поздно. Поразмыслив ещё немного, решил, что и вовсе не стоит. Ему может взбрести в голову приехать раньше срока. Нет, Рамси окончательно уверился, что стоит дождаться, когда отец сам выйдет на связь. Полночи Рамси проворочался в постели, а сон всё не желал приходить. Под утро ужасно разболелась голова, и пришлось даже принять таблетку обезболивающего. Сомкнул глаза только тогда, когда давным-давно занялась заря.