- Зачем ты... порвал мою кофту? У меня больше ничего нет... – нелепее не придумаешь. Освобожденный из крепкой хватки несостоявшийся самоубийца закрыл лицо руками и зарыдал. Он плакал так искренне, так отчаянно, как только дети умеют. Хиро оставалось прижать парня к себе, обнять и тихонько укачивать. Постепенно тело в его руках стало вздрагивать все реже, всхлипы начали затихать, и наконец лишь тяжёлая икота напоминала о миновавшей истерике.
- Если тебе настолько небезразлична судьба кофты, значит на тот свет ещё рановато, – Накано попробовал немного разрядить обстановку. Паренек неопределенно фыркнул, и Хироши осторожно отстранился, чтобы оценить обстановку. Убедившись, что горе-знакомец в состоянии держаться на ногах, Хироши вытащил из рюкзака упаковку салфеток и бутылку воды:
- Возьми, вытри лицо – ты весь опух. Пей, и идем со мной.
- К-куда?
- Ко мне домой... Да не все ли тебе равно, учитывая, куда ты собирался отправиться?.. Идем.
Парень наконец привел себя в порядок, насколько было возможно, и Хиро, не дожидаясь согласия, подхватил его под руку, увлекая за собой. По дороге домой музыкант ненавязчиво пытался разговорить попутчика.
- Как звать тебя? Ты мне не ответил.
- А тебя?
- Что за вопрос, я уже сказал, Хиро. Накано Хироши. Я Хиро, а ты?..
- Хару...
Накано улыбнулся:
- Долго выдумывал?
- Нет... Но ведь рифма хорошая?..
- Да как тебе сказать... – ухмыльнулся гитарист. – Хорошо хоть шутить не разучился, а то я твои выкрутасы, чувствую, еще не раз в кошмарном сне увижу. Довольно быстро ребята оказались в крохотной комнатке гитариста.
- Хару, яичницу с сосисками будешь? Остальное долго готовить, а есть хочется, – Хироши достал сковородку и продукты из холодильника.
После выпитой воды желудок очнулся от спячки, и парень жадно следил за неумелыми попытками Хиро приготовить ужин.
- Можно я помогу? – спросил Мисаки, неизвестно когда оказавшийся около мойки с грудой вымытых овощей. – Я быстро.
Накано с недоверием посмотрел на здоровый нож в руке гостя.
- Может выберешь что поменьше, самоубийца? – нервно хохотнул хозяин.
- Мне нужен нож шеф-повара.
- Я не понял, что тебе нужно? Ты шеф-повар?
- Да не я повар, а нож так называется. Есть точилка?
Музыкант едва не разинул рот от удивления, когда острый, как бритва, нож в руках Хару замелькал со скоростью света. Вскоре парни с аппетитом уминали свой ужин, и назвать его скудным язык бы не повернулся.
- Хару, спасибо, было вкусно, давно так не ел.
- Это я должен благодарить, пришел и съел твои продукты, – смущенно ответил Мисаки после секундной заминки. – Спасибо тебе, Хиро. И что вытащил меня – тоже спасибо.
- Да ерунда, забудь. Иди в душ, я приготовил тебе полотенце и щетку, остальное возьми сам. А! Тебе стоит переодеться, на кровати чистая одежда.
- Спасибо, я только посуду помою. Ты сам иди первый. Я ничего здесь не буду трогать.
- Ладно, мой если хочешь, – Накано заметил, что работа отвлекает парня от переживаний. – Но утром тогда прибираю я. И... не думай, будь я параноиком, не позвал бы к себе. Чувствуй себя как дома, Хару.
Что Хару нервничает по-прежнему, если не сильнее, Хиро видел хорошо. Подозрительным он на самом деле не был, но склонен был мыслить трезво и жизнь понимал неплохо. Весь вечер гитарист исподволь наблюдал за своим гостем, каждую секунду готовый к подвоху. Ничего такого не происходило, все было более чем прилично, но что-то с парнем определенно было не так, даже с учетом недавно предпринятой попытки «полетать». «Странные глаза. Да, напуган, да плакал, поэтому красные и опухшие. И чувствуется, что слезы по-прежнему близко – он все еще на взводе, так должно быть, подобное нелегко пережить. Все нормально... Но эти странные бездонные зрачки! Огромные! И неподвижный взгляд.»
Хиро не стал запирать дверь ванной плотно и потихоньку наблюдал за гостем. Накано забрался в душевую кабину, пока Хару домывал посуду на кухне, а когда закончил мыться, парень оказался сидящим прямо на полу около кровати. Он сосредоточенно вертел какой-то предмет в руках. Кое-как вытертый, в спешно натянутых джинсах, Хиро буквально вылетел из ванной.
- Что это у тебя? – Мисаки поспешно сунул руку в карман, но Хиро успел убедиться: «Не показалось, у него таблетки».
- Ничего!
- Неправда, у тебя таблетки! Дай сюда!
- Не надо, – парень был явно напуган.
- Ты наркоман, Хару? – вот и причина расширенных зрачков. – Так ведь?
- Ты что, нет, конечно! – изумление Хару выглядело убедительно, но Хиро знал, наркоманы умеют лгать.
- Что тогда? Просто дай посмотреть.
Парень вздохнул и неуверенно протянул банку музыканту.
- Ну и что тут у нас?.. – Хиро задумчиво читал этикетку. – Антидепрессант. Сильный. Где ты его взял? Доктор выписал?
- Да пошел ты! Что ты знаешь обо мне?! Какое тебе дело?! Я не крал его, если ты подумал! Я не вор и не наркоман! – парень вдруг явно завелся. – Отдай, и я пойду своей дорогой! Это не смешно!
- Еще бы это было смешно! Я отдам тебе таблетки, а завтра под кустом найдут твой хладный труп?
- И что? Кому есть дело?
- Откуда мне знать, кому? Ты прав, я ничего о тебе не знаю, но я хочу помочь! Неужели ты этого не понял? Я знаю эти таблетки, их продают строго по рецепту, но у врача ты не был, так? – Хиро вытащил из шкафа такую же, как у парня упаковку, только нераспечатанную, и развернул обширную инструкцию.
- Я раздобыл их в свое время тоже не совсем легальным путем, но у меня хватило ума прочитать аннотацию внимательно. В итоге я отказался от этой затеи. Слушай, прочту тебе самые интересные места: «...в начале лечения – сонливость, чувство усталости, головокружение, замедление психических и двигательных реакций...»
- Было такое?
«...Головная боль, депрессия, снижение памяти, нарушения координации, снижение настроения… агрессивные вспышки, психомоторное возбуждение, cтpax, тревога, нарушение сна, суицидальная наклонность...»
- Мне еще продолжать?
- Хватит... – содержание инструкции действительно напоминало об очень знакомых эффектах.
- В общем знаешь, что? Я забираю обе эти упаковки и спускаю их содержимое в канализацию, – непререкаемым тоном заявил Накано. – А ты приводи себя в порядок и ложись спать. Есть возражения?
- Нет...
Когда Мисаки вернулся из ванной, кровать уже была расстелена, а Хиро растянулся на футоне.
- Давай я лягу на полу, Хиро.
- Не надо, я привык здесь спать.
- Привык? Ты не один живешь?
- Живу один, но мой лучший друг часто прибегает плакаться в мою подушку, – улыбнулся гитарист. – У меня, кажется, синдром спасителя. Гаси свет и ложись, Хару, мне вставать через два часа.
Парень лёг, и в комнате повисло неопределенное молчание.
- Хару, слушай... Если тебе некуда пойти, оставайся у меня. Я завтра утром уйду на работу, а ты подожди меня здесь. Ешь, спи, бери что захочешь. У дверей есть телефон, позвони, если что-то понадобится. Или я тебе позвоню. Вернусь вечером, как только освобожусь, и мы поговорим, что делать дальше. Ладно? Завтра тебе точно будет плохо, но ты потерпи, все образуется. Я буду рядом, ничего не бойся. Только не пытайся больше... себя убивать. Это еще не конец. Понимаешь?
- Не понимаю, Хиро. Не понимаю... Но попробую. Спасибо тебе за всё. Правда.
- Вот и хорошо. Давай теперь спать.
- Спокойной ночи, Хару.
- Спокойной ночи, Хиро.
“...So tired that I couldn’t even sleep
So many secrets I couldn’t keep Promised myself I wouldn’t weep One more promise I couldn’t keep
It seems no one can help me now
I’m in too deep
There’s no way out
This time I have really led myself astray…”
© Soul Asylum
“...Так устал, что даже не мог спать
Так много секретов я не мог хранить Обещал себе, что не буду рыдать Еще одно обещание не смог сдержать.
Кажется, что никто не может помочь мне сейчас
Я пал слишком низко
Выхода нет
В этот раз я действительно сбился с пути...”
Оригинал: http://en.lyrsense.com/soul_asylum/runaway_train
Copyright: http://lyrsense.com ©
====== Глава 8 ======
Мисаки постоянно видел этот сон про дорогу, где раз за разом пытался изо всех сил отделаться от назойливого попутчика. Кое-что поменялось. В какой-то момент парень не выдерживал, с несвойственной ему злостью вырывался из захвата тяжелых, прохладных ладоней и бежал прочь. Он несся вперед, не разбирая пути, расталкивая людей вокруг, пока не оказывался на дороге один. Мисаки продолжал бежать, сворачивал на незнакомых перекрестках снова и снова, дышать становилось тяжело, тело наливалось свинцом. Пейзаж кругом менялся, менялась сама дорога. И вот под ногами уже не широкая полоса ровного асфальта, а узкая горная тропинка; солнце скрылось за бледно-серыми ватными тучами, дует пронизывающий сырой ветер. “Я устал! Куда я бегу!?” – изумлялся вдруг парень. Переходя на шаг, он резко оборачивался – никого кругом. И в тот же миг, мелкие камешки скользили под его ногами, небо опрокидывалось, и парень летел в пропасть.
Мисаки просыпался в липком холодном поту и резко распахивал глаза, убеждаясь, что все еще жив. Прошло уже больше недели с той ночи, когда гитарист Накано Хироши поймал его на злополучном мосту и приютил в своей маленькой квартирке. С тех пор Мисаки видел этот кошмар каждый раз, как засыпал. Не просто видел – ощущал всеми клеточками своего тела. Это ощущение падения в бездну... Тогда, на мосту, Мисаки почувствовал, что не хочет умирать. Понял в ту секунду, когда уже падал. Ощутил звериный ужас от короткой мысли: “Это конец!” Он помнил, как с силой ударился об асфальт, как сжался и замер в ожидании столкновения с машиной. Боль, страх, тишина. И резкий рывок вверх. “ТАК? Так умирают?!” – лихорадочно соображал Мисаки, не открывая крепко зажмуренных глаз. И тут он услышал этот оглушительный вопль:
- Ты, идиот! О чем ты думал?! Жить надоело?!
“Самоубийство – грех... Меня уже наказывают?..” Мисаки заставил себя медленно разлепить веки.
- Отвечай, говорят тебе! Ну же! Что с тобой?
“Ангел смерти? Волосы длинные, темно-каштановые, пронзительные холодные глаза, лицо... злое, страшное, но все равно красивое... У него есть крылья?..”
- Ты кто?
- Я Хиро. А ты?
- Мм... неважно.
“Нет крыльев. Ангел не стал бы спрашивать моё имя. И вообще, ангелы так не разговаривают. Хотя откуда мне знать?” – чем дольше Мисаки принимал участие в этом разговоре, тем сильнее приближался к мысли, что никакого ангела здесь нет, что самым непостижимым образом он всё еще стоит на мосту... живой. Он по-прежнему купался в собственном отчаянии, ушибленное тело едва не выло от боли, поток чужой ярости притягивал сознание к реальности. Мисаки окончательно пришел в себя, когда услышал треск рвущейся в чужих руках толстовки. После утраты денег, документов, телефона... это послужило своеобразным якорем: желание удержать последнее, что осталось. И пощечина, увесистая. Мисаки просто не мог позволить еще и бить себя. Потрясённый организм отозвался самой обыкновенной истерикой. Она назревала все эти тяжелые дни, но задавленная успокоительным, только таилась и набирала силу. Ни разу с момента смерти родителей Мисаки так не рыдал.
Когда буря стихла, парень обнаружил себя в объятьях того “Ангела Смерти”, который так яростно обрушивал на него свой гнев, рвал одежду, причинял боль. Сейчас он осторожно гладил Мисаки по спине, волосам, и мерно убаюкивал, как утешают маленькое дитя. Лицо Ангела оказалось добрым, улыбчивым, когда тот не злился. “Так значит ты не дал мне упасть?!” Мисаки по-прежнему плохо улавливал суть разговора, отвечал на автомате, пребывая большей частью в собственных мыслях, и усвоил только самое основное: Ангела зовут Хиро, и пришли они в его дом. На вопрос о своём имени Мисаки чуть было не ответил по привычке правду, но в последний момент, сам не понимая, зачем, брякнул первую ассоциацию, всплывшую в голове на имя “Хиро” – “Хару”.
Благодаря своему новому знакомому, Мисаки чувствовал, что все больше... оживает. Непонятно, как Хиро умудрялся, но Мисаки в его присутствии пытался даже шутить, при виде еды вновь ощутил аппетит и интерес к приготовлению пищи.
Однако стоило остаться без дела буквально на пару минут, и тоска с такой яростью вцепилась в сердце, что Мисаки снова не утерпел, вытащил таблетки. Не подозревая, какая сцена разыграется через минуту, парень собирался по привычке разгрызть это гадостное на вкус драже, даже не запивая водой. Но Хиро...
“В чем он меня подозревает?! Я наркоман? Я преступник? Как он смеет?! Кто дал ему право так думать обо мне?! Раз он спас меня, раз я попал в беду, то можно говорить обо мне плохо?!” – нервы Мисаки снова оказались на пределе, и он сорвался на крик:
- Да пошел ты! Что ты знаешь обо мне?! Какое тебе дело?! Я не крал его, если ты подумал! Я не вор и не наркоман! Отдай, и я пойду своей дорогой! Это не смешно!
- Еще бы это было смешно! Я отдам тебе таблетки, а завтра под кустом найдут твой хладный труп?
“Да он просто издевается надо мной!!!”
- И что? Кому есть дело?
- Откуда мне знать, кому? Ты прав, я ничего о тебе не знаю, но я хочу помочь! Неужели ты этого не понял? Я знаю эти таблетки, их продают строго по рецепту, но у врача ты не был, судя по всему, – Хиро вытащил вдруг из шкафа такую же, как у Мисаки баночку – видно, что еще нераспечатанную, – и начал читать.
Мисаки слушал и не понимал, что значат все эти жуткие слова, о чем они, к чему. И внезапно его осенило: “Это же всЁ про меня! Ведь это бЫло со мной!!! Я чувствую все это с того дня, как первый раз принял таблетки! Я чуть не убил себя – не может быть, чтобы все было из-за них?!” Отвращение Мисаки к “волшебной баночке” проступило с такой силой, что заглушило и тоску, и страх, и желание забыться. Он безропотно протянул её Ангелу и зарекся хоть когда-нибудь ещё прикасаться к подобному “волшебству”.
На другой день Хиро сам предложил Мисаки:
- Хару, если тебе некуда пойти, живи у меня сколько понадобится.
- Но мне нечем платить за себя.
- Ты что, глупый? Правда думаешь, все в этой жизни измеряется деньгами?
- Хиро, я ушел из дома частично из-за того, что устал быть приживалой, хотел стать самостоятельным. А в итоге снова вынужден полагаться на другого.
- А как ты себе представлял свою независимость? Человек не может быть один. На необитаемом острове можно стать кем-то? Можно только выжить или погибнуть. Но чтобы стать личностью, нужен социум: дружба, любовь, вражда, зависть, взаимовыручка – много всего. Не будь самонадеянным, один ты не встанешь на ноги. Прими это. И не переоценивай власть денег тоже. Деньги нужны, чтобы жить. Но чтобы жить счастливо, человеку нужен человек!
Мисаки возразить было нечего. Он остался: отсыпался, читал мангу, готовил еду и приводил в порядок квартиру – занимался все теми же привычными для себя делами. После отмены психотропного препарата несколько дней кряду черная депрессиия буквально сводила парня с ума, и только мысль об искусственности этого состояния удерживала его от новых страшных попыток. Он воспринимал только жестокость этого мира, он ненавидел себя, всех людей: и от которых ушел, и по вине которых ушел.
Если бы не Хиро... Каждый день после работы этот парень отправлялся домой, чтобы быть с Мисаки, говорить с ним, слушать его, играть на гитаре всё новые и новые мелодии – известные и не очень, веселые и грустные, мрачные и вселяющие надежды. Постепенно боль Мисаки стала глуше, но... как будто глубже, становясь частью его существа. Он ощущал её каждую секунду, даже во сне, даже занятый своими нехитрыми делами. Все то же, что и раньше, только в другом доме, с другим человеком и совершенно без обязательств. Мисаки еще не был готов к мысли о том, что так не может продолжаться вечно, каждый вечер только дожидался возвращения своего нового друга и думал, думал о своём.
Мисаки снова и снова словно заболевал от этих мыслей, эмоций, но общество нового знакомого раз за разом приносило облегчение. Постепенно, мало-помалу он рассказал Хироши всю свою историю от начала до конца, утаив лишь самые мелкие детали вроде имён и названий. Хиро был изумительным слушателем: не перебивал, не осуждал, не оценивал, не читал нравоучений. Ни разу в жизни ни один человек не слушал Мисаки... так! В один прекрасный день Такахаши понял, что в его жизни появилось нечто новое, драгоценное, чего он еще ни разу не испытывал – настоящая дружба.