- Ага, поближе подобраться. Я понял. Слушай, Хару... А не думал ты, что если все эти люди вокруг тебя обращали внимание только на декорации, если с первого же дня они оценили тебя только по внешним признакам, то они особо и не стремились дружить с тобой? Никто! Что это за друзья такие, которым интересно в первую очередь, что у тебя есть, а не какой ты есть?
Мисаки молчал. Крыть было нечем. По большому счету, он сколько себя помнил, мечтал о друзьях настолько сильно, что никогда не вдумывался, что это за зверь такой – друг, какой он, откуда берется? Учеба в школе давалась Мисаки довольно тяжело, он не был слишком одаренным учеником, но был старательным и зубрил изо всех сил, а в свободные минуты помогал брату по хозяйству. Парень мечтал, что поступит в университет, и уж там обязательно найдет друзей, настоящих, верных, веселых... Он свято верил, что стоит только появиться в университете, и все сложится само собой. Он свято верил, что это Усаги-сан не давал ему завести друзей.
- Хару! Да таких друзей врагу не пожелаешь! Может твой парень вовсе и не такой самодур, что пытался оградить тебя? Что если он знает жизнь получше и сразу видел, чего они все стоят? Придет время, будут у тебя настоящие друзья. И тогда ты поймешь, стоило ли убиваться по этим тусовкам. И еще тебе нужно время, чтобы понять, действительно ли твой парень был тебе врагом? Или он и был твоим другом?..
“Усаги? Усаги был моим другом?” – это было слишком невероятно.
- Хиро... Я боюсь, стоит мне только протянуть к нему руку, и он явится сей же час. Он заберет меня отсюда, запрет дома, я больше никогда тебя не увижу, я ничего больше не смогу сделать... Наверное ты прав, у меня комплекс неполноценности, но люди презирают меня, когда я рядом с ним. Если я вернусь, я таким и останусь.
- Послушай, парень! Какая, к хренам, разница, что думают люди. Ты сам должен верить в то, что делаешь. Ты сам должен себя уважать! Тогда и другие зауважают. Никак иначе. В этом ты прав. Если ты не достиг самоуважения, возвращаться тебе рано. Но ты уверен, что тебе не стоит хотя бы объясниться с ним?
- Я не буду ему писать, – упрямо повторил Мисаки, хотя совсем не был уверен в своем решении. – По крайней мере не сейчас.
За окном давно уже сгустилась ночь. С глубокого синего неба на землю смотрели по-весеннему далекие, неяркие звёзды. Зато Луна, казалось, заглядывала в самое окно, освещала крохотную комнатенку, на полу которой сидели плечом к плечу двое парней. Один из них откинул голову на край кровати и прикрыл глаза. На первый взгляд могло казаться, что он вовсе уснул, но нет – ресницы беспокойно вздрагивали, а губы чуть приоткрывались и снова сжимались в упрямую линию... Другой парень, наоборот, опустил голову вниз и докуривал сигарету – одну из многих за этот вечер. Его волосы свешивались на лицо, и он упорно смахивал длинную челку, а она снова и снова падала обратно на хмурый лоб, будто пыталась разгладить задумчивую складочку между бровей. Наконец сигарета отправилась в переполненную пепельницу, а парень ловко поднялся на ноги, грациозно потянулся, стянул непослушные волосы резинкой и взял в свои руки гитару.
Время продолжало свой бег, лунный свет плавно перемещался по комнате, а гитарист увлеченно перебирал струны. Сегодня он играл не так, как всегда – звуки не сливались в единое музыкальное полотно. Сначала это были отдельные ноты, аккорды, переборы, потом аккорды объединились в музыкальные фразы, образуя мелодию... Хиро забыл обо всем – о времени, о том, где находится и с кем, забыл о проблемах – своих и проблемах друзей. Луна уже давным-давно скрылась за углом, когда гитарист позвал Мисаки.
- Хару, ты спишь?
Мисаки встрепенулся. Он задумался над ночным разговором а потом, успокоенный своим решением написать брату, убаюканный мелодичным перезвоном струн, сам не заметил, как задремал.
- А? Хиро? Что случилось?
- Я написал песню. Эта музыка крутится у меня в голове с той самой ночи, когда встретил тебя на мосту, а сегодня я, наконец, услышал ее целиком. – Хиро коснулся звонких медных струн и заиграл. Музыка – нежная, мелодичная, брала за душу каждой своей нотой. В ней была сила и нежность, предвкушение и надежда, она дарила силы и желание быть. Мисаки чувствовал, как улыбка трогает его губы, как глаза зорко всматриваются в ночную темноту; он снова чувствовал себя живым, жаждал действовать. Огонь в его груди жег больнее, но от этого он вдруг ощутил внезапное счастье – счастье оттого, что еще не всё потеряно.
- Ну как тебе? – Спросил гитарист, когда последние звуки струн затихли.
- Волшебно! Неужели ты и вправду сам это сочинил?! У тебя настоящий дар!
- Я сочинил эту песню, думая о тебе, Мисаки. На самом деле, эта песня и есть о тебе.
- Спасибо, Хиро! Я никогда бы не подумал, что обо мне кто-то может написать музыку, да еще такую прекрасную!.. – и тут до парня дошел полный смысл фразы. –
Мисаки?! Ты сказал, Мисаки?
Накано рассмеялся:
- А ты разве не на страницу Мисаки Такахаши сегодня заходил? Разве это не твоя страница? Я тебя один раз назвал этим именем, и ты даже не заметил.
- Ну да, это моё настоящее имя. Прости, что соврал.
- Я сразу понял, что ты не Хару. Но если хочешь, я буду тебя и дальше так называть.
- Да, называй меня Хару. И не говори никому, кто я, ладно?
- Кому я скажу и зачем? Не переживай. Просто твое настоящее имя в итоге помогло завершить мою новую песню. Такое музыкальное...
- Спасибо тебе... за все. Ты столько для меня сделал. Я не знаю, как я смогу отплатить тебе за твою доброту.
- Совсем с ума сошел! Ты мой друг, мне ничего не нужно! Послушай, мне очень хочется, чтобы ты очнулся от этой спячки. Тебе пора приходить в себя. Возвращайся к жизни – это и будет лучшим для меня подарком.
- Я буду стараться.
- Хару... Я тут подумал кое-о чем. Если тебе нравится моя музыка, приходи к нам на концерт завтра. Я правда не уверен, что он состоится, учитывая, что произошло с Шуичи. Но вот, бери контрамарку и приходи завтра к восьми вечера в “Zepp Tokyo”. Одежду выберешь в шкафу, а денег на проезд я оставлю.
- Я не могу брать твои деньги...
- Прекрати выдумывать! Разбогатеешь – отдашь. Просто приходи – и всё!
- Я приду.
Накано удовлетворенно кивнул.
- Вот и умница. А теперь давай ложиться, уже утро.
Парни молча переоделись и вытянулись на своих постелях.
- Хару, ты умеешь писать стихи?
- Неа... Несколько раз пытался, не вышло, совсем. К чему ты спрашиваешь?
- К этой моей новой музыке нужны слова... Мне кажется, если бы их написал ты... песня бы заговорила. Музыка о тебе, почему бы словам не стать твоими? Ты бы попробовал на досуге?
- Досуга у меня предостаточно, я подумаю. Но я в этом деле лопух, не надейся... – Мисаки вдруг ощутил приятный прилив радости. Он не сразу понял, что думает о своем Усаги, именно о своем, а не каком-то абстрактном. “Интересно, Усаги-сан умеет писать стихи?”
Комментарий к Глава 11 Та-дам!!! Обещанная глава! Написано глубокой ночью. Скажите мне честно, если это полная лабуда – буду переписывать!
====== Глава 12 ======
- Акихико, он написал мне!!! Слышишь!!! Он жив!!! У него все хорошо, понимаешь!? – Акихико просто не знал, что ответить.
- Алло! Ты меня слышишь?
- Слышу. Я рад.
- Он тебе тоже написал?
Акихико еще никогда не хотелось солгать настолько сильно.
- Нет. Я ничего не получал. Это бумажное письмо или электронное? Ты уверен в его подлинности?
- Я получил личное сообщение от его имени в социальной сети. Ты думаешь, это не он писал?
- Тебе виднее, Такахаши.
- Ладно, я вижу, тебе не очень интересно...
- Конечно же мне интересно, как иначе?!! – рявкнул писатель, понимая, что еще секунда – и Такахиро повесит трубку.
- Ты какой-то странный просто...
И тут впервые в голову писателя пришла эта мысль: “Может, он идиот?!” Усами не так уж редко высказывал этот нежный эпитет в адрес Мисаки, правда скорее в шутку. Но в адрес Такахаши-старшего такая мысль родилась впервые. “Каким я должен быть после всего, что натворил Мисаки? Каким должен быть я после всего, что услышал в свой адрес от Такахиро?!” Разумеется, вслух Акихико ничего подобного не высказал:
- Да нормальный я, просто голова болит.
Такахиро продолжал как ни в чем не бывало:
- Акихико, как думаешь, Мисаки можно выследить по электронной переписке?
- Не знаю. Как ты это себе представляешь?
- Я слышал, можно вычислить ip-адрес, с которого он выходит. Если он напишет еще раз, и ip совпадет, значит это статический ip, и можно попытаться вычислить почтовый адрес. Я потому и спрашиваю, есть ли у тебя сообщения.
Акихико неопределенно хмыкнул. Вроде бы Такахиро говорил дело, но что-то в этой затее ему, определенно, не нравилось. Понять бы, что?
- Повторяю, у меня сообщений пока что никаких нет. Но даже если будут – у меня ли, у тебя? Что дальше? Будешь хакера искать? Уверен, что это законно?
- Да, наверное, нужен опытный компьютерщик, хакер... Называй как хочешь.
- Ну и где ты его найдёшь? Есть на примете?
- У меня никого нет. И да, ты прав, не факт, что это законно, но у тебя или у твоей семьи наверняка есть связи...
“Да, дела... То есть такого ты мнения о семье Усами... Мы, значит, темные делишки потихоньку проворачиваем. И нами очень удобно пользоваться при случае”. Усами вдруг вспомнилось, сколько раз он совершенно бескорыстно шел навстречу Такахиро. Даже наперекор собственным интересам. На благодарность он никогда и не рассчитывал, но и на подобное отношение, признаться, тоже.
- Я понял, Такахиро, чего ты от меня хочешь. Я подумаю. А ты дожидаются теперь других писем. Пока.
Акихико, не нуждаясь в ответе, повесил трубку. Ему стало противно.
Писатель вернулся к ноутбуку и развернул все свои страницы и аккаунты во всех возможных социальных сетях и сервисах. Миллионы просмотров, десятки тысяч подписчиков... Мисаки Такахаши среди них не значился. Акихико понадобилось много времени, чтобы разобраться со своими входящими сообщениями: потоки экзальтированного бреда от совершенно незнакомых людей – до сумасшествия влюбленных и настоящих сумасшедших. От Мисаки – ничего.
Акихико ждал. Он ждал весь день, всю ночь, весь следующий день – ничего. За эти недели мужчина, казалось, позабыл вообще обо всем. Он не помнил толком, ел ли, спал? Ему было совершенно безразлично, что на нем надето и когда он в последний раз брился. Организм требовал свое, и он иногда спускался до магазина, чтобы купить какой-нибудь холостяцкий перекус и пополнить запас сигарет. Акихико не замечал, как на него смотрят люди кругом – он не замечал их вообще. Он не обратил внимания, как и когда его картина мира начала терять былую четкость и яркость, будто подернулась мутной плёнкой. Он глядел только внутрь себя, он жил в воспоминаниях, чтобы видеть только Мисаки, но образ ускользал. Писатель помнил его глаза, губы, волосы, нос, руки, всю фигуру, но не видел целостный облик. Как будто не человек, а сон. Как будто бы и не существовало его никогда на самом деле. Мир без Мисаки стал чужим, бессмысленным, ненужным. Акихико не хотел видеть этот мир без любимого.
Мужчина жаждал покоя. Но суета проникала в его квартиру сквозь окна, сквозь двери... Её постоянно приносили с собой многочисленные посетители. Им не было дела до его, Акихико, горя. У каждого только свой меркантильный интерес.
Представители “Марукавы” были готовы ночевать на коврике у двери Усами-сенсея, лишь бы уговорить его не разрывать выгодные контракты – столько много они в итоге теряли. Но писатель оставался непреклонен, в конце концов на пороге его квартиры появился юрист издательства в компании Исаки и Айкавы. В итоге бумаги оказались подписаны, гигантские суммы неустоек перекочевали со счетов Усами в пользу корпорации, но то была цена свободы – свободы от творчества. Любая мысль на тему книжных героев и их переживаний тяготила Акихико с тех пор, как он сам будто очутился на месте героя дешевого бульварного чтива и обратился в ожидание.
“Мисаки написал Такахиро. У него все в порядке. Хорошо. У него все есть. Как у него может быть всё хорошо? Как? У него ничего нет, никого! Ни друзей, ни денег, ни работы, ни документов – ничего!” – у Акихико имелся только один ответ, он слишком много знал об этой жизни. “Чтобы выжить, парень должен был найти себе покровителя”. От любого дальнейшего развития этой мысли Акихико чувстовал, что обращается в пепел, как тлеющая сигарета. “Кем может оказаться этот человек, на что толкнет Мисаки?” Слишком эта жизнь опасна для такого наивного мальчишки. Писатель понимал, что возлюбленный не сознаёт, насколько коварная действительность обступает его со всех сторон, не сознаёт, насколько привлекателен для людей акульего типа. Несмотря на перенесенное в детстве глубокое потрясение, сирота не обозлился на весь мир, он продолжал видеть хорошее в людях и не замечать зло. То ли тепличные условия, старательно созданные заботливым Такахиро, поспособствовали, то ли Мисаки по сути такой – добрый, открытый, беззащитный. С ним хотелось находиться рядом каждую минуту, хотелось оберегать, спрятать за своей спиной ото всех, только бы не сломали, не испортили – вот что чувствовал Акихико с того самого дня, когда Мисаки впервые перешагнул порог его дома. Ему Акихико был готов подарить всего себя, да что там, весь мир, все что только можно пожелать! И вот пришел момент, когда Мисаки потребовал – не попросил – свободы.
“Я... задушил его своей любовью? Я подавил его волю? Не может быть... Я ведь просто любил его так сильно, как мог...” Писатель упорно искал причину произошедшего: искал в себе, в Такахиро, в самом Мисаки – и находил, находил множество причин, которые любого другого на месте парнишки уже давно подстегнули бы на бунт. “Я вцепился в него так крепко, как ребенок в любимую игрушку. Ирушку? Может, он и стал очередной игрушкой для меня? Нет! Он был для меня величайшим чудом! Но я обращался с ним, как с игрушкой. Я навязал ему свою волю во всем, я не слушал ни одного возражения, даже в постели...” Акихико осознавал теперь, что такая страсть подобна патологии, что от такого отношения захотел бы сбежать кто угодно. “Что если Мисаки не любил меня? Если я на самом деле придумал его любовь... “Люблю тебя... наверное”, – вот как он сказал. И сколько я его ни умолял, ни заставлял – больше ничего... Что если Мисаки на самом деле полюбил другого и ушел, чтобы быть с ним? Просто сбежал от меня, потому что знал – добровольно я не отпущу его никогда?! Как тогда я должен поступить? Я должен дать ему то единственное, что ему нужно – свободу”.
Когда Такахиро позвонил в следующий раз, Акихико уже смирился.
- Акихико, Мисаки ответил на мое сообщение. Он обещал, что будет теперь на связи.
- Что ещё он писал?
- Написал, что познакомился с хорошим парнем, его ровесником. Они снимают вместе квартиру. Он собирается найти работу, как только восстановит документы. Я напишу ему, что документы в отделении полиции. Может, удастся его там поймать.
- Не смей, Такахиро!!!
- Акихико, о чем ты?! Это ты не должен больше появляться в его жизни, а я его брат, я нужен ему! Я придумаю, как восстановить его в университете. Может, твоя справка поможет... Все будет хорошо!
- Он написал тебе, что хочет вернуться? Позвонил тебе с просьбой приехать? Сказал, что хочет увидеться?
- Нет... Но это же само собой разумеется! Ты поможешь мне вычислить его по ip, и я заберу его!
- Я не стану тебе помогать.
- Что, прости?! Как это ты не станешь? И это ты мне говоришь после всего, что натворил?
- Да, это я тебе говорю. Такахиро, опомнись! Он не только от меня ушел, но и от тебя! Если бы он хотел вернуться, давно бы пришел прямо к тебе домой! Он же ясно написал, что хочет свободы, хочет реализовать себя сам. Он ясно дал понять, чтобы мы его не искали!!! Неужели тебе так сложно послушать своего брата?
- Я не понимаю, что за чушь ты несешь! Прекрати орать на меня!
- Я не чушь несу! Мы достали парня! Если у него все в порядке, оставь его в покое, не дави. Иначе ты потеряешь его навсегда, ИДИОТ!!! Ты найдешь его, заберешь и прикуешь наручниками к университету?! Да он уйдет на следующий же день, и не вернется уже никогда, и никогда даже не помыслит, чтобы написать тебе, Такахиро!