Вчера я распечатал последние фотографии, на которых мы с тобой шатались по городу, потому что я отказался идти к тебе в гости. Я в тот день вообще был не в духе, а ты всё пытался развеселить меня. Я вспоминал, как ты отобрал у меня фотик и сказал, что я выгляжу очень смешно, когда дуюсь. Ты пытался сфотографировать меня, чтобы я сам посмотрел на своё сердитое лицо, но я сердился ещё больше и постоянно отворачивался. Если честно, то сейчас я и сам не понимаю, почему вёл себя так глупо. Я злился только из упрямства, в то время как мне очень хотелось засмеяться над твоими шутками. А потом тебе всё-таки удалось поймать момент, когда я отвлёкся на что-то, и в кадр попали мои опущенные уши, ощетинившийся хвост и кислая мина на лице. И когда ты показал мне это фото, я сначала заорал на тебя, а потом присмотрелся получше и засмеялся. Потому что ты был прав, и выглядел я страшно глупо и смешно.
А ещё я по привычке распечатал эти фотографии в двух экземплярах, а потом вспомнил, что ты умер, и теперь не знаю, куда их девать. Я хотел бы обклеить ими стены своей новой комнаты в Токио, но мне кажется, что Сеймей рассердится. А мне не хочется его расстраивать. Я знаю, что это невозможно – жить, никому не причиняя боли, но всё-таки очень жаль, что я не могу этого. Я знаю, что причиняю Сеймею боль, когда скучаю по тебе, хоть и не совсем понимаю его чувства. Ты – это ты, а он – это он. И я люблю вас обоих. И не могу прекратить любить кого-то одного, потому что так хочет другой. Это было бы неправильно. Да и невозможно. И всё же мне очень хочется, чтобы все, кого я люблю, были счастливы и не страдали по моей вине.
Сеймей пообещал, что весной мы обязательно съездим в Хаконэ, на твою могилу. Я не знаю, какие цветы ты любишь, но обещаю, что принесу тебе самые красивые, какие только увижу. Надеюсь, они тебе понравятся.
А ещё я обязательно навещу своих друзей. Юйко, наверное, очень расстроилась, когда узнала, что я уехал. И, Яёй, наверное, тоже. Хотя, может, он и рад, что ему больше не придётся ревновать ко мне Юйко. В любом случае я надеюсь, что с ними всё хорошо.
Может, я зайду ещё к Кио, ведь он был твоим другом, и ты очень любил его. И я тоже успел к нему привязаться. Надеюсь, что и с ним всё в порядке, и он сможет пережить твою смерть.
Весной я, наверное, захочу увидеть их всех. А пока – не знаю.
Ну вот. Кажется, я снова начинаю уставать. Иногда я даже злюсь из-за этого. Мне не нравится чувствовать себя таким слабым и немощным. А иногда мне всё равно.
Я скоро пойду спать и хочу попросить тебя кое о чём. Если тебе не трудно, Соби, пожалуйста, приходи ко мне во сне почаще. Я никогда не просил тебя ни о чём подобном раньше, но ты ведь и так всё знал. Ты всегда всё знал. И спасибо тебе за это.
Спокойной ночи, Соби».
И когда мальчик закончил своё послание, у него снова появилось это ощущение присутствия Соби, как от того сна. И стало немного легче, как будто Рицка в самом деле поговорил с ним. А описывая некоторые моменты, мальчик даже улыбался, сам того не замечая. Улыбался впервые за всё время, прошедшее с того момента, когда он услышал эти два слова «Соби погиб», расколовшие его жизнь надвое.
И, несмотря на свою маленькую просьбу, он всё-таки не ждал и не верил, что Соби приснится ему в эту ночь. Но Соби приснился. И в его тёплых руках была сосредоточена вся жизнь Рицки, со всем её прошлым, настоящим и будущим, со всеми её разочарованиями и потерями, а также со всеми надеждами и любовью. И снова он мог смеяться искренне и забывать про ту чёрную зияющую рану, что осталась в его сердце на том месте, где когда-то было что-то большое, тёплое и прекрасное. Что-то, что не умещалось ни в какие слова.
И снова он мог помнить только то, что было до, а не после того, как его жизнь разорвали. Помнить только хорошее и светлое, что было связано с Соби. А Рицке очень хотелось бы помнить. Только хорошее.
*
«Привет, Соби. У меня по-прежнему всё нормально и почти ничего не изменилось. День сегодня вышел какой-то странный. Погода была ужасная: дождь со снегом, завывающий ветер бился в окна. Мне даже пришлось закрыть оконную створку, хотя обычно она у меня всегда открыта. Но сегодня было действительно холодно, и сейчас я никак не могу согреться, хоть и завернулся в одеяло. Я хотел заварить себе горячего шоколада или погреть молока, но Сеймей сейчас на кухне разговаривает о чём-то с Нисеем, и мне не хочется спускаться туда и видеть их. А ещё у нас что-то случилось с электричеством, и свет отключился во всем доме. И опять же я не могу спуститься на кухню за свечкой, поэтому приходится писать при свете мобильника.
Я немного обиделся на Сеймея из-за того, что он пускает Нисея домой, а тебя не пускал. Они много времени стали проводить вместе. Тебя бы это, наверное, расстроило. Ты ведь ненавидел Нисея. А я всё чаще думаю, и что Сеймей в нём нашёл?! Этот парень такой странный. Я совсем не понимаю его, как бы ни старался.
И сейчас мне очень хотелось бы, чтобы ты был со мной в этой комнате. Чтобы мы вместе смотрели, как идёт дождь, а потом ты рассказал бы мне какую-нибудь историю на ночь. Я очень скучаю по твоим историям. Ты всегда умудрялся сделать так, чтобы я спал всю ночь крепко и спокойно. Я никогда не говорил тебе этого, а сейчас хочу поблагодарить тебя. Знаешь, Соби, я многого не успел тебе сказать. О чём сейчас очень жалею. Надеюсь, ты сможешь простить меня за это там.
Мой мобильник постоянно гаснет, и если бы ты только знал, как мне это надоело! Но этот телефон, помимо цепочки, которая висит у меня на шее, вторая память о тебе. Так что мне бы хотелось, чтобы он никогда не сломался. Жаль только, что красная лампочка твоего звонка больше никогда не загорится. А мне бы очень этого хотелось сейчас. Очень хотелось бы.
Я скучаю. Очень сильно. (Ну, вот и сказал! Сразу легче стало.) Но я надеюсь, очень надеюсь, что ты не скучаешь. Что ты сейчас там, где можно не скучать, что тебе больше не больно. Когда я думаю о том, как тебе может быть хорошо там, мне сразу становится легче, и я очень радуюсь за тебя. Иногда это помогает, а иногда – нет. Но это ничего. Я хочу быть сильным, чтобы ты мог гордиться своей временной Жертвой. Раньше я хотел стать похожим на Сеймея, а теперь уже не хочу почему-то. Теперь мне хотелось бы просто быть собой. Я Аояги Рицка. И я буду всегда помнить об этом.
Ну вот. У телефона садится батарейка. И скоро я останусь в темноте. А мне ещё так много хотелось тебе сказать. Записать, пока не забыл.
Я не хочу сидеть в темноте. Не потому, что мне будет страшно, как было в детстве. А потому что… Да ладно. Это неважно.
Спокойной ночи, Соби».
Рицка закончил писать и захлопнул телефон. В первую секунду было очень темно, а потом, когда глаза немного привыкли, Рицка подумал, что, пожалуй, не всё так плохо. Он уже давно не боялся темноты и даже любил её, потому что темнота и ночь – это время призраков. Призраков тех, кого он любил. Призраков, в которых он не верил.
Но он не хотел темноты, потому что внутри у него и так было слишком темно, и сердце его жаждало света и тепла, а еще, наверное, немножко хотелось нежности. Это было то, чего ему так недоставало всегда. Но, когда появился Соби, он смог забыть на время о том, чему ему не хватало. И тогда ему снова стало казаться, что мир его огромен и полон до краев. А теперь, когда Соби больше не было, он снова вспомнил. Что это не совсем так.
«Привет, Соби. Мне очень нравится писать тебе. Не потому, что я обманываюсь и верю, что ты снова жив. А потому, что я могу снова чувствовать тебя. Я не знаю, связь это или ещё что. Вообще, вся эта связь всегда казалась мне какой-то дурацкой выдумкой. Она как будто подразумевает: «Вот он. Тот человек, которого ты должен любить». А я никому ничего не должен. Я люблю, потому что люблю. А не потому, что связь.
Для меня связь – это цепь, которая висит у меня на шее. Ты подарил её мне не потому, что так нужно было. Не потому, что тебе приказали. Ты подарил потому, что я что-то значил для тебя. И именно это мне и дорого.
Прошло уже почти два месяца с того дня, как ты умер. И уже почти пришла весна, которую я так ждал. И как всегда бывает, когда приходит что-то, чего очень ждёшь, становится как-то пусто. И не знаешь, что делать дальше. И не знаешь, чего ещё ждать. А ведь это, оказывается очень важно – ждать чего-то.
И теперь мне нужно придумать, чего ждать дальше. Пусть это будет запланированная поездка в Хаконэ. Ты просто не представляешь, как надоело мне в Токио. Мне хотелось бы туда, где всё напоминает о тебе, хоть это и может оказаться больно. Но всё равно хочется чувствовать тебя. Я очень боюсь перестать чувствовать. Такое бывает иногда. Я просыпаюсь среди ночи и ясно ощущаю, что тебя нет. А иногда ощущаю тебя так сильно, как будто ты стоишь за моим плечом. И мне хотелось бы, чтобы таких моментов было как можно больше. А в тех местах, где мы были вместе, где даже были счастливы, ощущение тебя должно быть острее. Я очень надеюсь на это.
А вот Сеймей, похоже, не очень-то хочет возвращаться в Хаконэ. Когда я пытаюсь напомнить ему об этом, он всегда старается поменять тему. Он стал проводить всё больше времени с Нисеем, который уже почти живёт у нас. Иногда Сеймей уходит с ним куда-то на всю ночь, а под утро возвращается усталый и злой. Может, у них случаются какие-то битвы, связанные с Семью Лунами или ещё с чем. Я не хочу вникать во всё это. Я сейчас стал неожиданно далёк от всего этого. Я смотрю на людей, которые живут обычной жизнью и просто радуются этой жизни. И мне хотелось бы стать хоть немного похожим на них. Хоть это и не всегда получается.
Почти всё время я провожу в этой комнате. Иногда, если выдаётся хорошая погода, гуляю по саду. И мне как будто ничего и не нужно. И в то же время как будто чего-то смертельно не хватает.
Иногда мне хочется чем-то заполнить эту пустоту. Но, наверное, есть вещи, с которыми просто нужно смириться. Как я смирился с тем, что сакура в моём саду в этом году не зацветёт. И хоть я и не привык просто так мириться с чем-то, наверное, быть взрослым – это принимать то, что от тебя не зависит и то, что ты уже не можешь изменить. Быть взрослым – это значит прекратить уже, наконец, думать о том, что было бы, не скажи я тебе тогда: «Поворачивай обратно».
Я не буду думать об этом. Я не хочу думать об этом. Потому что иногда это бывает так больно, что я даже дышать не могу. Как сейчас, например.
Поэтому, наверное, хватит на сегодня. Скоро я пойду спать. Только фотографии посмотрю и сразу лягу. Спокойной тебе ночи, Соби».
«Привет, Соби. Вот и наступила весна, зазеленели кусты и скоро на них распустятся крупные розовые бутоны. Но у меня почему-то нет ощущения, что зима закончилась. На улице стало совсем тепло, а я всё никак не могу согреться.
Сегодня я попытался поговорить с братом о предстоящей поездке в Хаконэ. И он пообещал, что скоро решит этот вопрос. Прямо так и сказал. И таким официальным тоном, что я даже немного растерялся. Он стал какой-то странный в последнее время. Мы редко видимся, хоть и живём в одном доме. Он стал реже приходить к ужину. И завтрак пропускает, потому что был где-то всю ночь. Наверное, он очень занят. Но я не хочу знать, чем. Потому что уверен, что это что-то нехорошее. И он тоже знает, что я не одобрил бы этого, поэтому избегает меня. Я не буду винить и осуждать его. Я только надеюсь, что с ним ничего не случится.
И если он не захочет ехать со мной в Хаконэ, мне придётся поехать одному. Но если я уеду, кто будет ухаживать за мамой? С приближением весны её здоровье сильно пошатнулось. Мне приходится самому готовить, чтобы покормить её. Ты бы, наверное, долго смеялся, понаблюдав за моими кулинарными «успехами». А может, даже научил бы меня чему-нибудь. Жаль, что это уже невозможно. Но многое из того, что я готовил для мамы, я почерпнул из наблюдений за твоей готовкой. Надеюсь, скоро мои навыки улучшатся.
После того, как ушёл папа, врачи прописали маме какие-то странные лекарства. Она может проспать от них целый день, а к вечеру встаёт вялая и рассеянная. Она стала многое забывать. Иногда мне кажется, что она совсем не узнаёт меня и Сеймея. Я очень волнуюсь за неё. При таком её состоянии переезд в Хаконэ невозможен. Но мне хотелось бы съездить туда хоть на один денёк. Хоть только один раз побывать на твоей могиле и положить на неё цветы. По-моему, это не так уж много. И это последнее, что я мог бы сделать для тебя. А мне очень хотелось бы что-нибудь сделать. Хоть что-нибудь для тебя.
Я теперь могу вспоминать тот день. Тот – это когда ты умер. Я вспоминаю все подробности нашей последней встречи, а раньше почему-то не мог. Как будто что-то заклинивало у меня в мозгу, и я сразу начинал плакать. Теперь я могу думать об этом, но по-прежнему не могу избавиться от чувства вины. Если бы у меня появилась возможность прожить тот день заново, я совсем по-другому бы вёл себя. Потому что за время, прошедшее с твоей смерти я много думал, и чего только не передумал. Я осознал многие свои ошибки. И сейчас я мог бы многое тебе сказать, чего не мог сказать раньше. Оглядываясь назад, я вижу только вспыльчивого ребёнка. Наверное, я много раз заставлял тебя понервничать из-за своей глупости. Ты ведь не сердишься, Соби? Я очень боюсь иногда, что ты обижен на меня. Я не знаю, можно ли обижаться там, где ты сейчас, поэтому пишу на всякий случай: «Прости меня». Это то, что я не смог сказать тебе тогда в машине. И ещё я не смог тогда ответить на твой вопрос… Ты ведь помнишь, какой вопрос?! Ты тогда обиделся, я знаю. И мне так жаль. Если бы у меня была возможность снова увидеть тебя, я бы, наверное, тысячу раз повторил своё «прости». Прости, Соби. Ты ведь простишь, правда?
Я знаю, ты хотел бы, чтобы я продолжал жить. Без тебя. Не оглядываясь назад. Ты говорил, что эгоистичен, но для меня и только для меня ты мог становиться другим. Сейчас я хорошо понимаю это. И я живу без тебя, но не уверен в том, жизнь ли это. Я могу сказать, что живу без тебя, но памятью о тебе. И я очень рад, что у меня есть хотя бы это. Если бы у меня не было этой памяти, я точно не жил бы. А с ней я могу согреться, могу поверить.
Сегодня я даже познакомился с нашими соседями. Когда я вышел погулять в сад, они проходили мимо нашего дома. Мальчик и девочка чуть младше меня. Когда я разговорился с ними, то узнал, что они двойняшки и им по тринадцать лет. А когда я сказал, что мне четырнадцать, они очень удивились. Сказали, что выгляжу я намного старше. Они даже пригласили меня к себе в гости, и я даже захотел пойти. Было очень приятно поговорить с ними. А потом я сразу вспомнил, как Юйко звала к себе меня и Яёя. А ещё тебя. И мне снова стало нехорошо. Я всеми силами стараюсь улыбаться, потому что знаю, что ты хотел бы этого. Но иногда я так скучаю по тебе. Так сильно, Соби. И тогда я начинаю рыться в своей памяти, потому что это единственное, что связывает тебя со мной. Я просто закрываю глаза и пытаюсь представить твоё лицо. Я стараюсь делать это каждый день, чтобы удерживать тебя в памяти. Потому что очень боюсь, что однажды, закрыв глаза, не смогу вспомнить тебя. Пожалуй, это единственное, чего я могу ещё бояться.
Но иногда случается так, что без помощи фотографии я не всё могу вспомнить. И твои черты начинают ускользать от меня. И твоё лицо становится расплывчатым, как будто размытым водой. И ты становишься как будто дальше. Отдаляешься медленно, словно уплываешь».
И Рицка вдруг перестал писать. Его рука оставалась лежать на столе, сжимая ручку, которая только изредка подрагивала в холодных пальцах. Ему на миг показалось, что он видит что-то очень ясно, и сразу захотелось сосредоточиться только на этом, прищуриться, чтобы разглядеть это что-то и запомнить.
«Мой маленький призрачный остров памяти. Позволь мне уплыть вместе с тобой. Я пытаюсь разглядеть тебя, но слёзы снова и снова застилают мне глаза. И ты из-за этого как будто в тумане. Маленький остров, плывущий в бескрайних волнах океана. Океана моей памяти. Остров, на котором я был счастлив. Забери меня с собой. Мне уже так трудно различать твои черты. Не уходи. Не оставляй меня одного среди этих холодных бушующих волн. Я смотрю на воду, но не вижу совсем ничего».