Женя повис на Степе так же, как только что висел на двери. Степа же в этот момент возился с замком, пытаясь одной рукой закрыть дверь. Когда же ему это все-таки удалось, он прошептал:
- Ты горячий как духовка! И давно ты в таком состоянии?
- Со вчерашнего вечера. Сразу как пришел. Я смог только сползать в туалет, да и то в унитаз не попал.
Степа усмехнулся.
- Ничего, сейчас что-нибудь придумаем. Показывай, где тут у тебя кровать.
Совместными усилиями они дошли до кровати, и Степа помог Жене лечь.
- Теперь давай снимем с тебя куртку, – Степа вздохнул так, словно это задача представлялась для него непосильной. Он осторожно расстегнул молнию и помог Жене высвободить руки из рукавов.
- Так, теперь рубашка. Она грязная и все еще чуть влажная. Где же тут не простудиться!
Степа начал возиться с пуговицами на рубашке, а Женя лежал и улыбался. Степа бросил на него сердитый взгляд.
- Хватит улыбаться, извращенец!
- Мне так нравится, как ты раздеваешь меня…
Степа покраснел и проворчал:
- Заткнись! Ты вообще больной, вот и молчи! И кстати, где у тебя одежда? В чем ты ходишь дома?
- Возьми любую футболку в шкафу.
Степа собрался вставать, но Женя схватил его за руку.
- Тебе не стоит так обо мне беспокоиться. У тебя ведь занятия сегодня. Иди в институт.
- Ты с ума сошел? Какой институт? Это вообще я виноват, что ты простудился! Вытащил тебя под дождь… так что теперь придется мне караулить тебя.
Степа нашел в шкафу чистую футболку, помог Жене одеться, а заодно притащил ему теплое одеяло.
- Сейчас я вызову скорую, – вздохнул Степа, когда Женя был надежно спрятан под одеялом.
- Что? Нет, только не это! – Женя начал умолять его, но знал, что это напрасно.
- Прекрати трусить. У тебя очень высокая температура. Может, это воспаление легких? Ты же не хочешь в больницу загреметь? Пока они будут ехать, надо хоть немного сбить жар. У тебя парацетамол есть?
Когда скорую вызвали, а Женю напичкали лекарством, Степа успокоился, сел рядом с ним на кровать и спросил:
- И зачем она у тебя такая огромная? Один живешь, как-никак.
- Ну, знаешь ли…
- Конечно, насчет девчонок я могу понять… Ты, наверное, всех их имен-то не помнишь, но ведь здесь даже втроем можно спать!
Женя нахмурился.
- Ты так плохо обо мне думаешь? Но ты прав, я действительно не помню их имен. Для меня они все были на одно лицо, все такие одинаковые. Я никого из них не любил.
Степа отвернулся и спросил, глядя куда-то в сторону.
- И как это, тяжело – жить, никого не любя?
- Вообще-то, это как раз легко. Куда тяжелее…
Степа не дал ему договорить. Он вскочил и сказал:
- Я… в туалет.
Женя остался один и вздохнул. Сможет ли он когда-нибудь сказать это? Скорее всего, нет. Женя ненавидел слово «любовь». Какое-то неправильно слово. Приторно-сладкое и попахивает слюнявыми женскими романами. То, что чувствовал Женя было куда больше, оно не умещалось в одном слове «любовь». Оно вообще ни в чем не умещалось. Скорая, состоящая из двух молодых врачей, довольно быстро определилась с диагнозом – ангина. Оказалось, что Женина температура зашкаливала за сорок, и ему пришлось сделать укол. Выписав длиннющий рецепт, состоящий из антибиотиков и всяких полоскательных настоек, врач протянул его Степе.
- Вы его брат? – спросил он.
- Э-э-э…Да, – Степа соврал и сам удивился.
- Тогда придется вам позаботиться о нем и проследить, чтобы он принимал все лекарства.
- Да, конечно. Я все сделаю.
Когда врачи уходили, Жене стало уже немного лучше. Жар начал спадать, и ему захотелось спать.
- Ты отдыхай пока, а я схожу в аптеку, – сказал Степа, наклонившись над Жениным лицом. – Может, хочешь еще чего-нибудь? Что-нибудь съесть?
- Не знаю…. деньги возьми у меня в сумке, во внутреннем кармане. И еще купи себе апельсинов. Я не хочу, чтобы ты заразился.
- Хорошо, – Степа улыбнулся. – А теперь спи.
Когда Степа вернулся, Женя крепко спал. Он не слышал ни звука открывающейся двери, ни Степиных шагов, ни грохота, когда он уронил сумку и, выругавшись, зажал себе рот. Степа вошел в комнату, достал купленные лекарства. Он знал, что Женю надо разбудить, чтобы он выпил антибиотик, но он не мог этого сделать. Женя был таким красивым во сне. Степа понятия не имел, чем ему заняться. Все-таки, он был в незнакомой чужой квартире, хозяин которой находился сейчас в отключке. Тогда Степа достал свой блокнот (который всегда спасал его от, можно сказать, безвыходных ситуаций), ручку и сел в кресло напротив Жениной кровати. Писать ему было нечего. Но ему так хотелось запечатлеть Женино лицо. Только пара линий, всего лишь простой набросок… Но когда Степа начал рисовать, он уже не мог остановиться. Ему всегда говорили, что он хорошо рисует, но Степа никогда не стремился развивать свой талант. Он рисовал просто из удовольствия. Когда портрет был закончен, Степа убрал блокнот в карман и подумал: «Ну, парень, ты и влип. Не позавидуешь тебе. Права ведь была Маша. Тебе не стоило связываться с ним. Но я всего лишь человек. Всего лишь человек…». Когда Женя слегка приоткрыл глаза, Степа решил воспользоваться моментом, подошел к нему и сказал:
- Лекарство выпей.
Женя поморщился и захныкал:
- У меня так горло болит!
- А ты чего хотел? У тебя ангина, приятель.
Степа напоил Женю лекарством и заодно заварил ему чай с медом. Женю пришлось долго уговаривать как ребенка, чтобы он поел. Но, наконец, Степа победил. Женя съел все, что он принес ему и выдал:
- Знаешь, ты отличная сиделка. Я, наверно, женюсь на тебе.
- Что?! Не пори вздор! А то уйду!
- Не сердись. Я хочу, чтобы ты остался.
Конечно, Степа не сердился. Он просто думал, куда их заведут такие шуточки.
- Почитай мне что-нибудь… – попросил Женя, снова укладываясь в кровать.
- Тебе повезло. У меня в сумке как раз со вчерашнего дня завалялась интересная книжка.
Так Степа до самого вечера читал Жене «Город мечтающих книг» Вальтера Моэрса. Эта книга была как раз тем, чего хотелось Жене: потрясающей воображение сказкой, погрузившись в которую, можно забыть обо всем окружающем мире. Но на улице начало темнеть. Степа отложил книгу, глянул на часы и сказал:
- Мне ведь домой пора…
- Оставайся. Ты ведь не можешь бросить меня в таком состоянии, а? Ну, пожалуйста! Вдруг я захочу ночью в туалет и расшибу себе башку по дороге?
Только не это. ТОЛЬКО НЕ ЭТО! Степа закусил губу. Но ведь его действительно лучше не оставлять. Вдруг у него опять температура до сорока поднимется?
- Я… я… ну…
Степа попытался что-то сказать, но Женя его перебил. Для больного он сейчас выглядел слишком бодро.
- Можешь переодеться во что-нибудь из моей одежды… Моя квартира в твоем распоряжении.
- Ценю твое доверие, но спать-то я где буду?
- Как это где? ЗДЕСЬ!
- Ну уж нет, знаешь ли, мне как-то неудобно.
- Сам же говорил, что на такой кровати втроем можно спать!
- …
- Да ладно вам, девушка, я не настолько хорош сегодня, чтобы приставать к вам.
- Сейчас стукну! Не посмотрю на то, что ты больной и тресну как следует!
- Ну, извини! – Женя довольно улыбнулся. – Так что ты скажешь?
- Ладно! – буркнул Степа.
- Отлично, читай дальше!
- Нет… я уже охрип…
- Читай, читай, не жалуйся! – Женя стукнул Степу подушкой.
Степа сделал сердитое лицо, но, взяв в руки книгу, он подумал, что никогда не был так счастлив, как сейчас.
====== День тринадцатый ======
Ночью, около двух, у Жени опять подскочила температура. Степа еще не спал: ему не давал покоя «Город мечтающих книг», который он не успел дочитать Жене, и Степа не успокоился, пока не прочитал его до конца, сидя на кухне и попивая чай.
Потом, с болью в глазах, он поплелся спать. Ноги заплетались в Жениных слишком длинных ему спортивных штанах. Да и футболка висела на нем, как на плохом манекене. Осторожно подкравшись к кровати, Степа лег на свою сторону и начал прислушиваться к Жениному дыханию. Если оно спокойное, значит все хорошо, если нет – значит, у Жени жар. Результат Степу не обрадовал. Женя дышал часто и прерывисто и как будто даже шептал что-то во сне. Степа со вздохом встал и, включив настольную лампу, снова вернулся в кровать. Женин шепот стал громче, Степе даже показалось, что он различает слова. Степа склонился над Жениным лицом, закрыл глаза и весь превратился в слух.
- Не уходи… страшно… Степ…
При звуке собственного имени Степа вздрогнул и открыл глаза. Но Женя все еще бредил, он звал его в бреду. Степино сердце колотилось, он смотрел на Женю, который был сейчас так близко и так убийственно красив, и ненавидел себя за испытываемые чувства.
- Нельзя было пить… напиток… Любовь… мне страшно… не уходи…
Степе стало трудно дышать.
- Все, хватит, – пробормотал он, вскочил с постели и поплелся в ванную. Там он намочил под ледяной водой полотенце и, почти не выжимая его, принес в комнату. Сел рядом с Женей и выжал несколько капель ему на лоб. Женя вздрогнул, но не проснулся. – Вот так… Охладись-ка немного. А то несешь невесть что.
Когда полотенце легло ему на лоб, Женя открыл затуманенные глаза и улыбнулся.
- Привет.
- Привет, – Степа улыбнулся в ответ. – У тебя опять жар. Надо выпить лекарство. Только не отключайся, я сейчас принесу, хорошо?
- Хорошо.
Женя сдержал обещание и не отключился, но как только он выпил парацетамол, силы оставили его, и Женя снова заснул. Степа потушил свет и с тяжелым сердцем лег рядом. Он еще долго не мог уснуть. Все слушал Женино дыхание. Тот больше ничего не говорил, и дыхание скоро выровнялось. Все это плохо закончится, Степа даже не сомневался.
«Я не должен был так сильно влюбляться в него. Какой же я идиот».
Когда Степа проснулся, в комнату лился тусклый свет, а Женя лежал рядом и смотрел на него.
- Привет, – сказал он то же, что и ночью.
- И давно ты на меня смотришь? – спросил Степа, щурясь и приподнимаясь на локтях.
- Не знаю. Может, час. Я хочу курить просто страшно, но не стал вставать, чтобы не будить тебя. Ты, наверно, намучился со мной ночью.
- Вовсе нет. Просто у меня была бессонница. А курить я тебе запрещаю. У тебя же горло болит.
- Уже не так сильно.
- Я тебе сейчас траву заварю.
Женя расхохотался.
- Классно звучит.
Степа улыбнулся и стукнул его. Он собирался вставать, но Женя ухватил его за руку.
- А потом ты почитаешь мне еще?
- Почитаю, конечно. Там самое интересное осталось.
- Степ?
- Что?
- Поживи у меня немного, а? Пока я не поправлюсь окончательно?
- Ты всегда так легко предлагаешь всем пожить у себя? – Степа силился улыбнуться, но сердце его колотилось. Как было бы здорово остаться с ним, хоть ненадолго! Читать ему сказки, смеяться над тем, как он пьет лекарство, просто смотреть, как он спит.
- Я никогда никому этого не предлагал.
- Но ты же совсем меня не знаешь! Вдруг я псих какой, вор, убийца, да мало ли выродков! И ты так просто предлагаешь мне пожить у тебя?
- Я же знаю, что ты не относишься ко всему, что перечислил. И я думаю, что знаю тебя уже достаточно хорошо, потому что читал твои стихи, а этого, поверь, вполне достаточно. Пожалуйста. Всего недельку!
Степа сделал глубокий вдох. В конце концов, он ведь всего лишь человек, не так ли?
- Ну, хорошо. Только мне придется сбегать домой. Трусы я у тебя одалживать не буду.
Женя снова громко рассмеялся. Еще бы, теперь тоска не будет мучить его целую неделю. А даже, если потом будет так тяжело, что тоска начнет убивать его, это будет неважно по сравнению с тем огромным счастьем, которое так внезапно свалилось на него. Пока никого не было дома, Степа благополучно захватил кое-какие вещички и оставил записку, что неделю будет жить у друзей, и чтобы его не теряли. Степа знал, что мать только пожмет плечами, когда прочитает ее, а отец придет в бешенство, и лучше Степе потом домой вообще не возвращаться. Но он решил, что это будет еще так нескоро, и что он подумает об этом позже. Забирая из ванной зубную щетку, Степа остановился на пару секунд перед зеркалом и спросил у своего отражения:
- Ты хоть чуть-чуть соображаешь головой? С каждым днем становится все хуже, ты уже не можешь это остановить. Что ты будешь потом делать?
Отражение молчало, и в Степиной голове не было ни единой мысли. Ну и пусть. Ну и пусть. Когда Степа вернулся, Женя валялся в кровати с сигаретой в зубах, которую Степе не без труда удалось наконец отобрать. А потом они снова взялись за книгу и читали весь день. Точнее Степа читал, не забывая иногда ругаться на Женю за то, что тот его без глаз оставит. Когда поздно вечером у Жени немного отпустило горло, опустилась температура, и он уснул, Степа снова долго лежал, глядя на него в темноте и слушая его дыхание. Он знал, что однажды обязательно наступит день, когда Женя пожалеет, что встретил его тогда в парке и начнет обвинять во всем. Этого дня не избежать, он уже маячит на горизонте, но пока видна только его слабая дымка, а четкие контуры проступят только через неопределенный промежуток времени. Но это неизбежно. Степа знал, что человек, лежащий сейчас рядом, однажды причинит ему столько боли, что Степе потом уже не удастся оправиться. Ну и пусть. Ну и пусть.
====== День четырнадцатый – День семнадцатый ======
День четырнадцатый
Сегодня Жене было уже немного лучше. Хотя он бы, наверное, предпочел болеть вечно. Степа принес еще несколько книг, взял в прокате кое-какие фильмы, и весь день они курили и смотрели телик. Просмотр фильмов со Степой был чем-то совершенно особенным. Потому что он всегда настолько искренне сопереживал героям, что у Жени просто замирало сердце. Он знал этого человека всего две недели, а казалось, что они знакомы с детства. Ни с кем у Жени никогда не возникало подобного ощущения (даже с теми, кого он действительно знал с детства). Женя никогда ни с кем не был откровенен, он редко говорил то, что думал на самом деле, а Степа за какие-то две недели полностью изменил его. Женя мог говорить все что думает и чувствует, кроме, конечно, одного. Есть одна вещь, которую он никогда не сможет ему сказать. Это он знал точно. Как бы хорошо ни развивались их отношения, как бы близки они ни стали друг другу, всегда будут слова, которые так и останутся невысказанными.
День пятнадцатый
Вечером, когда все фильмы закончились, а читать Степа был просто уже физически не в состоянии, потому что голос отказывался его слушаться, они лежали в кровати и просто задавали друг другу разные вопросы, чтобы как можно больше узнать друг о друге.
Женя затянулся дымом (Степа перестал ругать его за курение, потому что это было все равно что говорить на китайском) и спросил (вопросы, кстати, задавал в основном Женя):
- Любимая книга?
- «Маленький принц».
- М-м-м… недурно. Любимый писатель? Только не говори, Экзюпери, а то я от «Цитадели» чуть не повесился.
- Так и скажи, что ты просто не понял ничего. Но не Экзюпери, ты прав. Куда больше я люблю Фитцджеральда.
- Что именно, «Великий Гэтсби»?
- Нет. «По эту сторону рая». Я люблю писателей, которые пишут правду. По-моему в этом деле можно только так. Если ты пишешь то, во что сам не веришь, читатель это обязательно почувствует и поймет, что его обманули. Я вообще за искренность во всем.
- Это я уже заметил. Ты всегда говоришь только правду, и это меня поражает. Я не представляю, как ты так живешь.
- Я не всегда говорю правду. Просто стараюсь не лгать, вот и все.
- Ладно, – Женя повернулся на бок и посмотрел на него. – Продолжу допрос. Любимая песня?
- «Still loving you» Scorpions.
- Фильм?
- Форрест Гамп.
Так продолжалось до трех ночи. Когда Женя засыпал, ему казалось, что он знает все о Степиных предпочтениях во всем, потому что последнее, что он спросил, было: какой Dirol Степа больше любит, мятный или арбузный. День шестнадцатый В этот пасмурный и ненастный понедельник Степа сидел на балконе, курил мальборо и думал о неизбежном. Конечно, ему совсем не обязательно было об этом думать, но Степа не привык убегать от проблем. Если они действительно существовали, то он привык разбираться с ними и не откладывать в долгий ящик. Но сейчас почему-то это правило для Степы не работало. Женя почти поправился. У него уже нет температуры, и завтра, может, послезавтра Степа вернется домой. А там его уже ждет не дождется отец, который наверняка все это время придумывал, что бы ему такое со Степой сотворить, когда тот вернется. Нельзя сказать, что Степа боялся. Потому что нет совершенно никакого смысла в страхе перед неизбежным. Отец и раньше сильно избивал его. Но он никогда не убьет его, потому что не захочет терять такую игрушку. Раньше Степа часто плакал от обиды и ненависти. Но теперь ничего этого уже не осталось. У Степы не было совершенно никаких чувств к отцу. Но иногда ему так хотелось, чтобы у него был нормальный отец, пусть не идеальный, но хотя бы такой, с которым можно было бы просто поговорить о чем-нибудь. Он всегда считал, что отец должен быть примером для сына, предметом гордости и восхищения. Но видимо, ему просто не повезло, только и всего. Не стоит из-за этого обижаться на весь мир. Не стоит винить отца в том, что Степа стал таким. Степа не знал, почему он такой, и чему или кому обязан этим подарком. Раньше он всегда злился на себя, хотел измениться, стать таким, как все, стать нормальным. Но теперь и этого уже не осталось. Но даже если отец и повинен в его гомосексуальности, Степа мог это ему простить. Что есть то есть, и с этим теперь ничего не поделаешь. Но он никогда не сможет простить отцу того, что тот лишил его настоящего детства. Потому что детство заслуживает каждый ребенок и отнимать его – непростительный поступок. Тому, кто совершает его, нет оправдания. День семнадцатый Они снова говорили до поздна, Степа смертельно устал и уже засыпал, когда Женя спросил его: