- О, Боже, Кристи… Я только что поняла, почему не возвращалась в родной город пять лет… Я боялась встречи с тобой, я… хотела всеми силами избежать её… Но Стокгольм был вторым городом, напоминавшим о тебе, и я осталась здесь, осталась, потому что совсем без тебя я не могла, никогда не могла…
Крис не могла смотреть на боль Софи, она заплакала.
- Но почему… почему ты так хотела избежать…
- Ты ведь знаешь, я так хотела, чтобы мы могли прожить по-другому, могли бы никогда не встретиться, и тогда ты и твой отец были бы счастливы, и ты познакомилась бы с хорошим мальчиком, я так хотела этого тогда, это было единственное, о чем я думала, когда уходила из церкви. Если бы я не хотела этого так сильно, если бы не думала, то просто никогда не смогла бы уйти… Мне хотелось, чтобы всё было иначе, мне казалось, что мы не должны встречаться.
- И ради этого ты готова была принести себя в жертву!
- Это не важно. Никогда не было важно. Я прожила бы своей музыкой, и всё было бы, как я и задумала, но мы всё-таки встретились, встретились снова, и это не остановить…
- Нет, Софи! Мы встретились не снова! Для нас все это происходит впервые! Именно для нас с тобой! А там были просто какие-то другие мы, ты же сама говорила…
- Но почему мы чувствуем себя так, словно они живут внутри нас? Почему их память становится нашей?
Крис вытерла слёзы рукавом и покачала головой:
- Не знаю… Это-то и пугает меня больше всего.
- Быть может… – Софи попыталась сглотнуть, но в горле так и стоял комок. – Быть может, нам действительно лучше было бы никогда не встречаться.
- Ну что ты несешь! Почему ты всегда несешь такую чушь, Софи? Мне всегда казалось, что у тебя что-то не то с головой!
- В точку, - Софи слабо улыбнулась. – Если ты всегда это знала, почему нянчилась со мной?
- Ты ведь знаешь, почему. Потому что мы друг без друга не можем. Кто знает, вдруг мы, наоборот должны были встретиться. И в той реальности, и в этой… быть может, этого невозможно избежать.
Софи достала из кармана кольцо, долго смотрела на него, и спокойствие снова понемногу возвращалось к ней.
- Я рада, что ты не выбросила его, - сказала она.
- Ты тоже сохранила своё…
- Да. Я никогда не смогла бы…
- Софи… – Крис протянула ей руку. – Вещи должны быть на своих местах.
Софи улыбнулась и надела кольцо девушке на безымянный палец.
- Оно совсем не потемнело… Как будто ты положила его в тайник только вчера.
- Можно сказать, что так и есть. Ведь в той реальности мы расстались как раз, когда мне было двадцать. Значит, кольцо лежит там всего пару месяцев.
- Поразительно… Так трудно осознать всё это.
- Мне тоже.
37
Навязчивое желание повернуть время вспять и что-то изменить в своей жизни всегда было неотъемлемой частью Софи. Она помнила себя восьмилетнюю, когда пришла домой после урока фортепиано. Отец разрезал арбуз на кухне, а мать мыла посуду. Софи почувствовала запах свежести, и ей показалось сначала, что пахнет не арбузом, а огурцом.
- Садись, - сказал отец, и она села.
Он разрезал арбуз на две части, и Софи не могла оторвать взгляда от красной сочной сердцевины. На улице было очень жарко, Софи хотела пить, но не могла попросить арбуза. Она знала, что отец отругает её за нетерпение. Она жалела, что Сережа ещё не вернулся из бассейна, потому что он бы точно попросил, и тогда все шишки посыпались бы на него, а она могла бы поскорее съесть арбуз. Она знала, что нехорошо так думать, но пить хотелось так сильно.
- Посмотри внимательно на этот арбуз, Софи, - сказал отец своим неторопливым нравоучительным тоном. – Он круглый, но не абсолютно круглый. Но в этой своей неровности и ассиметричности он идеален. Потому что природа создала его таким. Природа создала идеальными абсолютно всех. Вот только люди почему-то забывают об этом. И ведут себя так, словно у них еще сотня жизней в запасе. Вместо того чтобы с самого начала не допускать ошибок. Вместо того чтобы с первого раза делать все идеально.
Софи не знала, почему слова отца в тот жаркий сентябрьский день так въелись в её сознание, вцепились клешнями и дергали всякий раз, когда Софи творила какую-нибудь бессмысленную ерунду. Но ей никогда, никогда не приходило в голову, что её отец может быть неправ.
Она только жалела, что не может, никак не может стать идеальной дочерью, которую так хотели бы видеть родители. Пусть даже они давно уже не ходят по этой земле.
Иногда ей казалось, что внутри неё живут и сражаются две Софи. Одна из них говорила голосом отца: «Не допускай ошибок ни в чем. Жизнь тебе не черновик, чтобы зачеркивать и переписывать заново». Вторая говорила голосом Александра Анатольевича: «Не бойся ошибок. В них нет ничего дурного. Ошибаться – естественно для каждого».
И следуя наставлениям одного, Софи всегда казалось, что она предает другого. Быть может, ей просто хотелось быть идеальной для всех. А точнее для тех, кто был ей особенно важен.
Сколько раз в своей жизни она думала: «Это можно было сделать лучше!», «Если бы только мне представилась возможность всё исправить…». Софи не представляла, как полное и безрассудное легкомыслие сочетались в ней с тягой к безупречности во всем.
Сейчас её мысли о другой жизни нашли реальное подтверждение. Она увидела действительно другую себя. И было кое-что, что существенно отличало её от той Софи. Та Софи делала меньше ошибок, выверяла всё тщательнее, почти никогда не действовала спонтанно. Она была жестче, неуступчивее. Она была больше похожа на отца и лучше усвоила урок с арбузом.
«А вот я, похоже, хрен что усвоила… Видать, отец просчитался. Ему надо было не пудрить мне мозги сложными метафорами, а просто съездить этим арбузом по моей тупой башке».
В этой жизни Софи почти смирилась со своей неидеальностью для родителей. Потому что если бы не смирилась, ей пришлось бы просто убить себя. Это было бы легче, чем что-то изменить. Она могла лишь играть для них, играть идеально, как они и хотели – единственное, что она действительно могла сделать, чтобы они могли гордиться. Если это вообще возможно – гордиться из своих могил.
Но Софи ещё не смирилась с тем, что может оказаться неидеальной для Александра Анатольевича. С тем, что может огорчить его и (не дай боже!) довести до сердечного приступа. Ей казалось, что она должна сделать всё возможное и невозможное тоже, чтобы отблагодарить его за всё, что он сделал для неё. Ей казалось, что, по крайней мере, это точно будет единственно правильным, что она сделает в жизни.
«Но и оставить Кристи я не могу. Особенно теперь. Теперь, когда я узнала, что однажды уже оставляла её. Пусть даже, это была не совсем я, однако, это точно было ошибкой. Я сделала только хуже. Как же мне жить, чтобы не причинить боль никому? Ни Александру Анатольевичу, ни Кристи?».
- Думаешь о моём отце?
Софи вздрогнула. Вопрос Крис застал её врасплох. Софи обнаружила, что они уже вернулись домой. За окном темнело. Сколько же они просидели в этом парке?
- Да, - ответила Софи. Смысла врать Крис хоть в чем-либо она больше не видела.
«Быть может, я не такая уж неисправимая лгунья, как всегда думала?».
- Не забывай, что это случилось не с нами, - Крис вдруг оказалась у неё за спиной и мягко опустила руки на плечи. Софи закрыла глаза – таким приятным оказалось это простое прикосновение. – У нас всё по-другому. И сами мы другие.
- Да. Но что если с твоим папой случится… что-то плохое, когда он узнает о нас? Только не говори, что он не узнает, потому что где-то я это уже слышала…
- Ничего, мы что-нибудь придумаем! Обязательно!
- Ох, только не это! Ты так похожа на меня, Кристи! Я всегда говорила то же самое, прежде чем оказаться в полной заднице!
Крис склонилась и поцеловала Софи в шею. По коже пробежали мурашки.
«Что же ты творишь, Кристи… Я ведь не каменная! Не заставляй меня метаться меж двух огней, и я без того всю жизнь страдаю от этого!».
- Я ведь тоже очень люблю своего отца, - сказала Крис. – Но и ты для меня очень важна. И для меня важно, чтобы с вами обоими всё было хорошо. И я верю, что мы найдем выход. Я сама поговорю с отцом. Он воспримет это куда лучше, чем если узнает обо всем случайно, как в той реальности…
- Возможно. Но я всё равно не смогу жить, если он узнает об этом. Это будет конец всего, Кристи. Даже если он простит меня, я себя не прощу.
- Это ты всё глупости говоришь, Софи. Замолчи… – Крис развернула Софи к себе, поцеловала.
Отвечая на поцелуй, Софи думала: «Как жаль всё-таки, что отец тогда не вправил мне мозги ударом арбуза. Быть может, тогда я не зашла бы так далеко в своём легкомыслии… Не обидела бы стольких людей. Не разочаровала бы себя саму. И не целовалась бы сейчас с самым прекрасным человеком в мире… Ох, Кристи, не отпускай меня никогда больше. Я такая дура, что каждый раз сама себе поражаюсь!».
- Знаешь, пожалуй после всего этого, я выпила бы чего-нибудь… Иначе уснуть этой ночью не удастся, - сказала Крис, когда они отстранились друг от друга.
Софи кивнула.
- Если бы я напивалась всякий раз, когда не могу уснуть, давно стала бы алкоголичкой, - она улыбнулась этой мысли, потому что только алкоголизма не хватало для полного набора её пороков. - Но мысль и правда неплохая. Как насчет заказать вина и… может быть, пиццу?
- Да! Давай! Я жутко хочу есть!
- Отлично, тогда сейчас позвоню…
Пока Крис переодевалась в домашнее, Софи заказала гигантскую пиццу с сыром “Пармезан”, грибами, помидорами, ветчиной и болгарским перцем. А также бутылку красного французского вина “Кло де Пап” урожая 2005 года.
“Нда, все-таки некий перфекционизм свойственен мне и сейчас”, - подумала она мрачно.
Ей хотелось забыть обо всем, что они сегодня увидели и узнали, хотелось просто уюта и тепла, хотелось пить вино и наслаждаться обществом красивой девушки, не думая о том, что когда-нибудь отец этой девушки оторвет ей за это голову.
“А к черту всё! Мы проводим зимние каникулы в Стокгольме! Только Крис и я. И если я не наплюю на все прямо сейчас, это точно станет одной из моих самых больших ошибок”.
Крис вернулась из ванной. Её волосы были собраны в пучок на затылке, а слишком короткие пряди обрамляли лицо. Софи не могла спокойно относиться к открытой шее этой девушки. Так было в той реальности и в этой было так же. Открытая шея, фарфоровая кожа, плавные изгибы плеч…
“Ну все. Выносите!”, - завопил отчаянный внутренний голос Софи, когда она сделала шаг назад от такой прелести.
- Я нашла у тебя в ванной свечи… - пробормотала Крис, превозмогая смущение. - Остались после романтического свидания?
Софи заметила в этом как бы шутливом вопросе острую напряжённость. Почувствовала, как важно было Кристи знать ответ, и улыбнулась:
- Всё намного проще. Как-то раз в квартире отключали свет, вот и я запаслась на всякий случай, чтобы больше не сидеть в темноте.
Крис выдохнула.
- Тогда, может, мы…
- Давай, - Софи улыбнулась ещё шире. - Устроим с тобой романтический ужин…
Крис смущенно рассмеялась, а у Софи в голове запели голоса: “А-а-а, да плевала я на все! Я просто влюбленная дура!” и “Попридержи лошадей, влюбленная дура! А точнее, старая ты кляча!”. Оказалось, что первый голос пел значительно громче. Можно сказать, вопил, и в конце концов, окончательно заглушил второй.
Они зажгли свечи, придвинули к окну маленький столик и обнаружили, что на улице пошёл снег.
- Как же красиво! - ахнула Крис, и в глазах её отражались огни улицы.
- Да. Красиво … - отозвалась Софи, однако это относилось скорее к Крис, чем к виду из окна.
Тогда на гостиничном балконе Серёжа спросил Софи, от чего или от кого она убегает. Софи не привыкла думать об этом, не привыкла предаваться философии. Куда больше ей нравилось шутить над собой, и она научилась сохранять чувство юмора в таких ситуациях, когда если не смеешься – начинаешь плакать. Она научилась. Она могла. Потому что если бы не эти постоянные подколки самой себя, Софи давно прокляла бы эту жизнь и сиганула с самолета вслед за родителями. Да, она не любила останавливаться. Остановки в её жизни провоцировали ненужные мысли. Она бежала, пусть и не всегда зная, куда. Бежала по дороге, похожей на линии в нотной тетради, бежала среди нотных знаков, петляя между паузами и диезами. Она бежала, потому что боялась. Потому что остановиться - значило принять себя. Принять. А этому Софи так и не научилась.
“В этом ты намного лучше меня, Кристи. Намного проще. Намного смелее. Возможно, если бы я никогда не встретила тебя, я так никогда и не остановилась бы. Не посмотрела на себя”.
- Спасибо тебе, Кристи, - сказала Софи, и получила в ответ изумленный взгляд:
- За что?
- За то, что возвращаешь мне меня.
Пламя свечей дрожало. Софи казалось, что она больше никого и ничего в этой жизни не боится.
“Возможно, это очередной мой самообман. Но я впервые верю, что все будет хорошо. У тебя и у меня. Нет. У нас”.
- Другая Софи никогда не верила в это… - прошептала она после долго поцелуя с Крис.
- М-м-м?
- Да так. Просто хочу убедиться, что мы хоть чем-то с той Софи различаемся.
- Различаетесь. Многим.
Софи улыбнулась:
- А целуемся одинаково?
Крис опустила взгляд и ответила очень серьёзно, и как будто после тщательного раздумья:
- Ты - лучше.
Софи расхохоталась. Она подумала, что это один из самых приятных и странных комплиментов, что она когда-либо получала. “Целуюсь лучше, чем я сама! Жизнь удалась!”.
За ужином они не касались серьёзных тем, обходя их спокойно, но настойчиво. Как будто ходили по тонкому мостику без поручней и могли держаться только друг за друга.
- Знаешь, ты должна как-нибудь дать мне урок музыки! - просила раскрасневшаяся Крис после второго бокала. - Раньше вся эта музыкальная теория казалась мне жутко скучной, но когда об этом говоришь ты, все как будто приобретает иной смысл, открывается с другой стороны… В общем, если научишь меня играть хотя бы собачий вальс, я буду счастлива!
Софи мягко смеялась, её взгляд скользил то по плечам Крис, то по отблескам пламени свечей, словно раскаляющих самую сердцевину бокала с вином, рождая сияющие бардовые искры.
- Если хочешь, я могла бы научить тебя играть в четыре руки. Это совсем не трудно. И очень весело. Только не собачий вальс, умоляю! Это была единственная песенка, которую умел играть на фортепиано мой брат… Знала бы ты только, как он меня с ней достал когда-то!
Они смеялись, подхватывая шутки друг друга. Софи понимала теперь, почему ей было так легко с Крис. Легко с самого начала.
“И пусть те пять лет были не нашими, но они были”.
Когда бутылка “Кло де Пап” опустела, а снегопад за окном перешёл в стадию “не видно ни зги”, Крис заявила, что замерзла.
- Да, моя квартирка действительно холодная… - вздохнула Софи, поднимаясь. - Дом довольно старый, и отопительная система здесь оставляет желать лучшего. Сейчас принесу тебе плед.
И тогда Софи заметила что-то во взгляде Крис, что заставило её расслабленное сознание насторожиться.
“Уж не намекает ли эта девочка, чтобы старая кляча её согрела?”.
Отмахнувшись от этой смущающей мысли Софи с лицом, выражающим озадаченность близкую к озабоченности, пошла доставать из-под дивана свой старый добрый клетчатый плед. Она шла и чувствовала, как ослабели ноги, а кровь в венах словно превратилась в вязкий сироп. Казалось, что сердце стучит где-то в животе.
“Н-да, хорошенькое вино оказалось… Я-то думала, меня уже ничто не берёт”.
Расслабленность как ветром сдуло. Софи стало, мягко говоря, не по себе. И когда она достала, наконец, долгожданный плед и обернулась, Крис стояла прямо перед её носом. Софи налетела на девушку и едва не заорала. Пальцы сжимали плед так крепко, что, казалось, им уже не суждено было разогнуться.
- Что ж ты подходишь так тихо?! - возмутилась Софи, и голос снова подвёл её, прозвучав с легкой хрипотцой. Софи уставилась на плечи девушки, и ей казалось, она слышит, как здравый смысл отчаливает от пристани её мозга и кричит: “Прощай, Софи-и-и!”. Софи сглотнула, стараясь не рассмеяться нервно и по-дурацки. Ну и дела.