Момент! Мостовая, фонтан, разбитые горшки?
Волшебница давно решила ничему не удивляться в этом мире, но не удержалась, пару раз сморгнула, помотала головой… Картина осталась прежней. И к ней прибавился звук.
– Вот! На голову! Как снег! Я предупреждал, – радостно говорил сам себе невысокий сгорбленный старик, выползая из-за фонтана и бережно вытаскивая уцелевшую посуду. – Эх, красота! – Он поднял голову и увидел четыре ошарашенные физиономии в окне. – Замечательно, правда?
Лин не сразу сообразила, что обращается он уже к ним.
– Мы заплатим за причиненный ущерб, – примирительно поспешил заверить гончара метаморф, – не беспокойтесь, уважаемый.
Марк насмешливо фыркнул, но воздержался от замечаний. С тех пор, как в руки Кари попала книга Арьяна Умелого «Превращения. Пособие для начинающих», вопрос о возмещении ущерба стал чрезвычайно актуальным. Хотя магия Изначальных самая древняя, и, соответственно, «послушная», метаморф с легкостью мог учудить такое, что даже богиня начинала беспокоиться о своей давно утраченной жизни, а о хрупких предметах вроде заборов, ворот, плодовых деревьев, мелких построек и говорить нечего.
– Ерунда! – отмахнулся старик, пиная ногой уцелевшие горшочки, собранные в кучу им же самим. – Внуки налепят. – Он внезапно замер, затем трижды обернулся вокруг оси и зажмурился. – Среди вас нет людей! Кыш! Кыш! – последнее касалось наглой птицы, приметившей узоры на черепках и решившей их поклевать.
– Он что, маг? – вполголоса произнес Марк, напряженно всматриваясь в горшечника, словно пытаясь взглядом проникнуть в его душу.
– Нет, – пренебрежительно бросила богиня. – Какие-то зачатки, пожалуй. Думаю, на него произвело впечатление наше необычнейшее появление.
Кари мягко притянул жену к себе.
– Ты человек, – тихо прошептал ей на ухо известную обоим ложь, которая, как ни странно, на Лин действовала успокаивающе. – Человек…
Как бы там ни было, догадка старика затронула больную тему.
Люди и не-люди… Казалось бы, какая разница? Наоборот, многие стремятся обрести крепкое здоровье, чудесные способности и презрение к смерти не-людей. Так стремятся, что обычные вампиры устали доказывать – сменить расу не поможет ни простой укус, ни сложнейший ритуал. Такое под силу лишь Семье, но кандидаты в общество легендарных ночных вампиров отбираются крайне придирчиво, обывателям в их список не попасть никогда. Да и за последние полвека никто не слышал об инициациях.
Доморощенным «перебежцам» оставалось только мечтать. И иногда делиться своими взглядами, удивляясь потом, отчего это приличный с виду мужчина резко превращается в зверя и не может остановиться до тех пор, пока во рту оппонента остается хоть один зуб. Нет, речь не о метаморфе – пусть его эксперименты с собственным телом частенько бывали разрушительны, Кари всегда держал себя в руках и обычно страдало лишь материальное окружение. А вот Марк гуманностью не заморачивался.
Лин не понимала, как можно добровольно хотеть перестать быть человеком. Как?! Это же все равно, что убить себя! «Сменить расу»… Иногда она и сама не знала, чем, собственно, недовольна, но эта фраза для нее стояла рядом со словом «предать».
Волшебница прекрасно осознавала – в собственной «нечеловечности» ей некого винить, кроме судьбы. Воспоминания не вернутся и прошлого нет! Зачем играть в догадки? Зачем бередить душу?!
Но с Марком дела обстояли гораздо сложнее. Собственно, он даже не-людем не являлся. Так, любимый муж, для которого Зелина выпросила у богов бессмертие. А если точнее – вечная игрушка богини. Версии супругов кардинально отличались, но Лин в глубине души поддерживала Марка – и плевать, что рыжая хотела сделать, как лучше.
– Ой, хорошо! Ай, хорошо! Кыш! Отлично! Прекрасно! Восхитительно! – Гончар будто забыл, что рядом с ним те, кого в близлежащих к Клуссу землях считали главными врагами человечества.
– Уважаемый, позвольте поинтересоваться, – вежливо начал метаморф, – что вас так обрадовало?
Старик прекратил всплескивать руками и уставился на Кари:
– Как что? Как что? Вот! – Он гордо махнул рукой, указывая на фонтан между двумя домами.
– Э-э-э…
– Мое пророчество! Оно сбылось, – радостно поделился горшечник. – Значит, и другие сбудутся!
– Вы пророк? – с ноткой сомнения спросила Лин, помня об утверждении богини насчет отсутствия у старика магической силы.
Он отрицательно покачал головой:
– Нет, дочка, я не пророк. Но бывает… бывало… странные фразы! Они сами появлялись! О Деве и Воине, потом о беде…
О Деве и Воине? Самое известное пророчество в мире! О его подлинности и речи не шло – оно воспринималось как истина. Могло ли случиться, что знакомые каждому слова впервые произнес гончар из захолустного городка? Об авторе этих строк в широких кругах знали лишь то, что он – дитя, не умеющее говорить, и, стало быть, его устами повелевали высшие силы.
– Какое из пророчеств твое, старик? – неожиданно спросила Зелина. – О потомке Воина, освобождающем Тварей, было известно в моей молодости. Тогда о Скорби? Или о Двуликой?
– Их что, много? – тихо поинтересовалась Лин. – Я знаю только о Тварях.
– Они все об одном, но звучат по-разному, – отмахнулась богиня, внимательно наблюдая за горшечником.
– Когда Воин вернет свое сердце, а Дева обретет веру, падет Двуликая и освободится мир Тварей, – медленно проговорил старик. – Плод любви, дитя противоположностей, ответь на седьмой вопрос, и мир останется прежним…
Он закрыл лицо руками и рухнул на землю. Волшебница бросилась к нему, но метаморф успел первым. Приподнял седую голову, пощупал пульс и вынес свой вердикт:
– Без сознания.
– А что это вообще было? – подал голос Марк. – У него же словно крыша застыла!
– Лин, ты любишь все необычное и уникальное, да? – как-то излишне серьезно произнесла Зелина. – Тогда запомни этот миг. Родилось новое пророчество, и неужели мне одной кажется, что оно о тебе?
ГЛАВА 4. Мертвая принцесса
Говорят, в мире Смерти живое становится мертвым, а мертвое – живым. Я видел возвратившихся… И я помню их уже несколько столетий…
«Первые сто лет при дворе Веллийской империи», Бест Влайский
К вечеру страсти вокруг домов, неожиданно появившихся на главной площади города, слегка поутихли. Киратцы, с воинственными кличами начавшие штурм четырехчешовой ограды, вскоре узнали, что за «сюрприз» стоит благодарить их же будущего короля, понурили головы и тихо-мирно убрались восвояси через ворота. Только начальник городской стражи неуверенно поинтересовался, какой пришельцы расы, всем видом показывая – честный ответ он знать совсем не хочет.
– А ты как думаешь, красавчик? – проворковала Зелина, ненавязчиво подталкивая посетителя к креслу и в третий раз наполняя его бокал настоящим ландарским12 вином. – Мы замечательные люди… удивительные… особенные… О, уже выпил? Обожаю решительных мужчин!
И хотя наверняка до сих пор начальник стражи красоты за собой не замечал, да и решительность не отождествлял со скоростью поглощения выпивки, зеленые глаза сладкоголосой красотки растопили его заскорузлое сердце. Да-да, именно глаза – как честный человек, старый служака глядел исключительно в них, и совершенно не важно, что обзор ему при этом закрывал внушительный бюст, обтянутый сверкающей серебристой тканью.
Прежде, чем Лин успела на быструю руку покормить хозяйство и в который раз пообещать самой себе избавиться от коровы (завелась она, как и все остальное, неожиданно и неотвратимо) при первом же подходящем случае, а Кари, поминая недобрыми словами ретивого принца, кое-как восстановил забор, сделав сломанный фонтан его опорной частью, одобрение киратских властей было получено. Господин Джеринер, успешно (по его словам) совмещавший должности главы города, начальника стражи и верховного судьи, был готов сотрудничать. Да еще как готов!
Оградить гостей Кирата от беспокойства, помочь с ремонтом, подсказать, где находится мастерская лучшего из портных, одолжить «на время» кухарку, самолично показать «прекрасной богине» город – все это градоначальник-страж-судья обещал чуть ли не на одном дыхании. Еще немного – и рыжей, возможно, предложили бы стать хозяйкой второго в Тойяне (после бывшего графского) дворца, но Зелина смилосердилась и позволила господину Джеринеру убраться восвояси, сохранив остатки разума.
Пока богиня «беседовала», Марк ушел «смотреть город». Кари хотел его остановить, однако увидел в глазах бывшего гвардейца давно и, казалось, навсегда погасший огонек, и отступил. Случаи, когда друг чему-то радовался, метаморф мог перечислить по пальцам. Нет, разумеется, сосед частенько смеялся и скалозубил, но был в его веселости какой-то надрыв. А вот так, сверкая, как начищенный чайник, и бессмысленно разбрасываясь улыбками… И это после того, как он изо всех сил противился появлению в обществе, где новости разносятся быстрее, чем сплетни в деревне!
Марка словно подменили. Он выглядел счастливым и беззаботным, поэтому Кари усмехнулся про себя и не стал напоминать другу, что у того есть красавица-жена. Судя по заинтересованному взгляду, которым Зелина встретила полуседого, но крепкого и поджарого начальника стражи, ночевать одной ей не придется.
Богиня исчезла, как только село солнце. Бросила напоследок: «Охрану поставила, ужинать не буду», и отправилась развлекаться. Принимая во внимание рвение, с которым она перед этим примеряла наряды, вернуться Зелина могла не раньше коронации, да и то лишь потому, что мероприятие обещало быть забавным – с ее точки зрения.
Поэтому Лин с мужем, оставшись в компании друг друга, слегка перемыли кости соседям, порассуждали о пророчествах и о пророках (дочь горшечника, забирая пришедшего в себя отца, отзывалась о его откровениях с благоговейным неодобрением), о принце, об императоре… Оказалось, Его Величество – тема настолько скучная, что оба уснули чуть ли не мгновенно, и проспали бы подольше, если б не стукнули ворота, пропуская раннего гостя.
– Я сплю, – пробормотал Кари, натягивая одеяло на голову. – Холодрыга…
Лин вздохнула, приготовилась выдать длинную тираду о том, что метаморфам сон вообще не требуется, да и не должны быть Изначальные такими неженками, ведь они – чистая энергия, облеченная в плоть… Но посмотрела на его растрепанную макушку и молча принялась одеваться.
Будь пришедший опасен, муж оказался бы на ногах прежде, чем тот тронул ворота, – Кари чувствовал злобу, направленную на его семью, чувствовал отношение. А так… Волшебница улыбнулась, вспоминая, с каким трудом ей удалось научить метаморфа спать по-настоящему: не вскакивать при малейшем шуме, а наслаждаться спокойствием ночи и уютом мягкой теплой кровати. Оказывается, даже столь обыденное удовольствие требовало навыков.
Алая рубашка, темные брюки, высокие сапоги – встречают по одежде, и Лин предпочитала, чтобы языки местных кумушек смаковали ее наряд, а не лицо. Что-то подсказывало – день предстоит тяжелый, переодеться до коронации вряд ли удастся.
Она бросила последний взгляд в зеркало. Легко вздохнула, захлопнув дверку шкафа, из-за которой виднелся краешек роскошного платья (с настоящими оркскими кружевами и жемчугом из Пустоши!), очень подходящего для торжества, но, увы, неудобного для спасения принцев или исполнения пророчеств. И вышла на крыльцо, тихо прикрыв дверь. Почему-то хотелось, чтобы гость устыдился своего раннего появления и ушел…
Было прохладно. Капельки росы еще блестели в лучах поднимавшегося солнца, а где-то за оградой уже вовсю переговаривались прохожие, слышались перестуки колес и лошадиное ржание, громко кричали слуги, старясь показать хозяевам, что делают все возможное, выбирая лучший путь ко дворцу.
Да, принц здорово «подсобил» организаторам, неожиданно изменив архитектуру главной площади. Хорошо хоть вчера гончар оказался единственным серьезно пострадавшим – дома ведь вполне могли переместиться кому-то на голову. Вон, в хлеву до сих пор обретается местный забулдыга, которого Кари поленился выбросить за ворота и оставил ночевать в компании коровы и ее четырех копыт. Когда пьянчужка проспится и начнет разбираться, куда попал, вполне возможно, потерпевших станет двое.
Гость, вернее, гостья, сидела на кривоватой деревянной скамейке и пускала солнечных зайчиков в окно соседского дома, ловко орудуя маленьким зеркальцем в золотой оправе.
Странное это чувство, когда смотришь на кого-то и пытаешься найти сходство с собой. Вроде то же лицо: темные брови, широко поставленные карие глаза, небольшой, чуть курносый нос, вишневые губы… Но ощущения зеркала не возникало.
Скорее, эту молодую женщину Лин приняла бы за свою родственницу. Возможно ли, чтобы когда-то их считали одним и тем же человеком?.. Впрочем, потусторонний мир должен был наложить печать на черты давно мертвой веллийской принцессы… Или волшебница сама изменилась до неузнаваемости за прошедшие годы?
– Мне кажется, нет смысла знакомиться, двойник. – Маргалинайя поднялась и шагнула навстречу хозяйке усадьбы.
Похоже, Ее Высочество изо всех сил старалась придать голосу насмешливости, но скрыть нотки презрения ей не удалось.
Лин, проигнорировав шпильку, направилась к сараю. Отперла замок, зачерпнула ведром зерна из глубокой бочки, заперла дверь… Принцесса следовала за ней по пятам.
– Девка, да ты язык проглотила! – Маргалинайя терпеливо снесла кормежку птиц, однако корову ее нервы не выдержали – слишком уж большой интерес проявила тельная, и оттого выглядевшая настоящей громадиной, Мушка к высоким перьям на шляпе Ее Высочества, да и лежавшее в углу на куче сена тело усугубляло картину, хоть и похрапывало довольно живо.
Лин снова промолчала. Нет, она не пыталась показать характер – просто не знала, что сказать. «Добро пожаловать в наш мир, принцесса. Зачем вы хотите убить собственного сына?» – или как?
– Отец уверял, ты давно там, откуда я пришла, и у меня не было причин ему не верить. Правда, этот дурак Дисон предупреждал, что в моих планах без тебя никак… Заинтересовала, двойник?
Волшебница налила в корыто свежей воды, поставила на место ведро и коротко ответила:
– Нет.
– Вот и голосочек прорезался! Осмелела… А раньше трудно было выдать звук, да? Не пугайся, от возвращенных постоянно веет угрозой, все сначала речь теряют!
– Раньше, принцесса, ты не задавала прямых вопросов, – отрезала Лин, сама не понимая, почему испытывает к собеседнице такую неприязнь. – А теперь, будь добра, опусти зеркало, у них дома никого нет, и переходи к делу, а то мне еще завтрак готовить.
Маргалинайя на мгновение опешила. Сморгнула, открыла и закрыла рот, неаристократично хрюкнула и, наконец, предложила:
– Помочь на кухне? – Она похлопала рукой по висевшему на поясе мешочку. – Оценишь заморские травки.
– Спасибо, но от ядов у меня несварение, – парировала Лин, – поэтому как-нибудь в другой раз. Еще что-то?
Маргалинайя натужно рассмеялась:
– Согласись, у меня было все самое лучшее, и даже двойник попался донельзя забавный! Обожаю папочку! Слушай, может ну его, этого Арголина, а? Заберу я лучше отца! Ты же не против, девица-двойница? Ха-ха-ха!
– Зачем тебе мальчик? – не поддержала тему императора Лин.
– Мальчик? Ах, ты о моем сыне? Мне он не нужен… Он не нужен, понимаешь? Нет? А, как же я могла забыть? Вы все считаете, что, побывав в мире Смерти, я хочу забрать в те дивные места свое дитя. Какая глупость! Я не собираюсь возвращаться туда, откуда вырвалась с таким трудом. Моя жизнь только начинается, двойник.
– Ты знаешь, как меня зовут, принцесса.
– Лин? Это глупое сокращение моего имени, дура! Не считай его своим. Впрочем, как хочешь, оно все равно ничего не значит.
Она надменно улыбнулась. Мертвая… Нет, Маргалинайя считала себя живой, и возвращаться к Реху не собиралась. Но стоило ли верить ее словам? Из потустороннего мира без согласия бога Смерти выйти невозможно, даже некроманты с этим считались. Да и Арголин говорил о печати Смерти… А принцесса сказала, что вырвалась, значит…