К истории футбола и спортивного строительства в столице Латвии Риге
Тому, кто пожелает исследовать историю футбола, а равно и строительства спортивных сооружений в отдельно взятом городе Прибалтики, может показаться привлекательным опыт Таллина (Ревеля) с учетом его заявки на проведение олимпийских соревнований по парусному спорту в 1980 году; сама столица Эстонии неизбежно окажется при этом в центре внимания. Говорит в пользу Таллина и другой повод, представляющийся накануне Чемпионата мира 2018 года: ведь именно этому городу УЕФА предоставил право провести 14 августа 2018 года финальный матч суперкубка между победителями Лиги чемпионов и Лиги Европы, чем сознательно отдала дань уважения столетнему юбилею государственности в Эстонии. Впрочем, столетний юбилей основания государства в 2018 году будет отмечаться равным образом и в Латвии, и в Литве, а потому исторического обзора, который предполагается провести далее, Рига заслуживает как минимум в той же степени. Наконец, в качестве особой причины того, почему было решено остановиться на Риге, можно припомнить, что футбольная сборная Латвии, участвовавшая в играх решающего этапа Чемпионата Европы в Португалии 2004 года, до сих пор остается единственной прибалтийской командой, которая добилась подобного успеха в постсоветское время.
Сравнительно скромные результаты прибалтийских команд в международных соревнованиях отражают то, насколько сильно в сегодняшних Эстонии, Латвии и Литве футбол уступает по своему значению другим видам спорта, и едва позволяют даже догадываться о том несоразмерно большом внимании, какое привлекал к себе любой футбольный поединок в течение двух десятилетий перед аннексией этих трех стран Советским Союзом. Последним большим спортивным событием (Латвия встречалась с Эстонией) в середине 1940 года – в то время как многоходовый сценарий присоединения Прибалтики к сталинской империи уже был запущен – стал опять-таки футбольный матч: Латвия тогда сорвала настоящую бурю оваций на местном стадионе «Кадриорг», над которым в тот день в последний раз перед долгим перерывом развевались эстонский и латвийский флаги. Так латышам не аплодировали ни на одной из тридцати встреч, состоявшихся между странами-соседями с 1922 года; впрочем, обстоятельство это эстонская пресса уже не отваживалась объяснять угрожающим политическим положением, но только лишь «спортивным поведением» соперника, уступившего со счетом 1:2.
Гнетущая обстановка встречи 18 июля 1940 года может послужить примером того, как некие характерные перспективы и решающие моменты молодой прибалтийской истории иной раз самым непосредственным образом накладывали отпечаток на историю местного и регионального футбола. Впоследствии отображение общеисторических событий в зеркале спортивной жизни – там, где это только будет возможно, – не останется без нашего внимания. Вместе с тем к строго систематическому изложению мы не стремимся. Очевидно, что, с одной стороны, тому более соответствовал бы формат монографии, чем статьи, а с другой – тогда прежде следовало бы задаться вопросом: имеется ли вообще для этого достаточно солидная источниковая база? Последняя проблема стоит при этом относительно остро. Надежность существующих публикаций монографического покроя по соответствующей теме в любом случае представляется ограниченной.
Во-первых, потому что потенциальные источники периода до Второй мировой войны для последующего обобщающего труда отложились весьма неполно, не говоря уже о последующих утратах во время самой войны. Во-вторых же, потому что, приступая к работе над подобными трудами, авторы их жили, как правило, в изгнании и к иным документам попросту не имели доступа.
Несмотря на осознание того, что публикации периода эмиграции или первых лет после падения Берлинской стены не свободны от пробелов, попытка переработать содержащуюся в них справочную информацию в некий краткий обзор подъема футбола в досоветской Латвии вполне имеет право на существование. И, так как один подобный опыт в свое время уже был предпринят, говорить об этом здесь больше нечего. В дальнейшем, представляется, будет достаточно сжатой подборки фактов и их интерпретации применительно к футболу в Риге. Но тем более подробно следует сосредоточиться на том, под знаком каких градостроительных преобразований футболисты Латвии могли бы радоваться новому центральному спортивному сооружению, когда бы реальное воплощение получил тот или иной, из первой или из второй половины ХХ века, сенсационный для своего времени и предпочтительный с политической точки зрения проект спортивного комплекса в Риге. Вследствие такой установки, наряду со спортсменами и политиками, в качестве дополнительных действующих лиц в поле зрения логично оказываются архитекторы. Последние в дальнейшем будут привлекать тем большее внимание, чем большего авторитета удостоились они еще прежде, при решении совсем других строительных задач, не имеющих прямого отношения к рассматриваемым здесь проектам.
Обратиться к неосуществленным архитектурным идеям, вместо того чтобы употребить те же строки на существующее фактически, в случае Риги оправдано не только тем очарованием, которое зачастую получает нечто нереализованное при ретроспективном рассмотрении. Гораздо существеннее то, что для города своей величины балтийская метрополия и сегодня располагает несоразмерно малым числом видных спортивных сооружений. Характерным представляется в этой связи то, что для проведения упомянутой игры 18 июля 1940 года в тогдашней Риге не нашлось равноценного аналога стадиона в таллинском районе Кадриорг (Катариненталь), открытого за три года до того.
Футбол в многонациональной метрополии Риге до начала 1930-х годов
Возникновение футбольных клубов в Риге прослеживается с первого десятилетия ХХ века и за некий первичный импульс не в последнюю очередь обязано энтузиастам с британскими паспортами, купцам или фабрикантам, осевшим в городе с развивающейся быстрыми темпами (начиная примерно с 1860-х годов) промышленностью на западной окраине империи. С 1901 года внук одного такого переселенца из Великобритании Джордж Армитстед (1847–1912), прославленный потомками за разнообразные благодеяния и в 2006 году удостоенный памятника в центре Риги, – занимал здесь даже высокий пост городского головы. Первый же настоящий футбольный клуб в Риге основал (почти точно в середине одиннадцатилетнего срока служения Армитстеда) британский предприниматель Гарольд Тревен Холл. В других местных спортивных обществах – с преимущественно латышским или преимущественно немецким составом – футбол существовал в это время лишь как один из видов спорта наряду с прочими; при этом по данным источников, первые опыты проведения соревнований относятся к 1906 году.
Даже в неспокойные годы после Первой мировой войны можно говорить о британском влиянии на распространение футбола в Риге – правда, отчасти по другим причинам. В качестве гарантии независимости основанного в 1918 году латвийского государства, которое без прикрытия со стороны западных стран-победителей едва ли имело большие шансы на выживание, в то время в водах Рижского залива стояли военные корабли. Их команды сделались излюбленными противниками местных любителей футбола, которые и сами, как правило, были военнослужащими. Подобные матчи, по временам совмещенные с легкоатлетическими соревнованиями, проходили начиная уже с осени 1919 года, а также в период войны за независимость Латвии.
На первом большом спортивном событии в Риге в сентябре 1920 года наряду с футболом было представлено еще девять иных видов спорта – по большей части, опять же, спортсменами из числа военнослужащих латвийской армии. Случайные встречи с иностранными командами моряков сохраняли между тем свою привлекательность и, по-видимому, вдохновляли порыв футболистов официально выйти на международный уровень, так что формирование национального футбольного общества (под временным председательством того же британца Холла, который после мировой войны остался в Риге) не заставило себя долго ждать. В середине 1922 года Футбольный союз Латвии (Latvijas Futbola savienība) был принят в ФИФА, благодаря чему укрепил важные контакты за рубежом еще прежде, чем Латвия сделалась также членом Международного олимпийского комитета. Сборная Латвии участвовала в Олимпийских играх 1924 года в Париже; но это так и осталось исключением, поскольку в дальнейшем тому постоянно мешало несоответствие между вероятностью спортивных успехов и размером предстоящих расходов на поездку.
После основания общества минуло еще пять лет, прежде чем была принята система лиг, ограничивавшая круг кандидатов на участие в первенстве несколькими клубами в рамках Высшей лиги (собственно, начиная с 1927 года – четырьмя, пока в 1932 году их число не удвоилось). Однако более или менее сложный порядок определения чемпиона Латвии существовал уже с 1921 года; впрочем, именно в тот первый год игры решающего этапа были назначены на позднюю осень и впоследствии отменены из-за погодных условий.
Чемпионом 1922 и 1923 годов стала команда «СК Кайзервальд» – клуба, основанного рижанами немецкого происхождения и лишь немного уступавшего по возрасту расположенному на северо-востоке пригороду, который и дал ему название. С 1901 года район Кайзервальд понемногу рос, воплощая собой рижский вариант концепции «города-сада», идеализированной в международном градостроительном дискурсе и воплощенной в те годы на окраинах многих крупных европейских городов. От имиджа закрытого, элитарного пригорода Кайзервальд долгое время не мог избавиться, невзирая даже на то, что виллы, выстроенные в стиле модерн, изначально и сознательно перемежались в его облике с многоквартирными домами. Во время немецкой оккупации (которая продолжалась в Риге три года и три месяца, до октября 1944 года) в годы Второй мировой войны пришлось расплачиваться и за ассоциации с концентрационным лагерем. Лагерь в Кайзервальде возник в 1943 году из-за постепенного расформирования гетто и располагал множеством «площадок» как в черте города, так и за его пределами. В сумме всего того, что в исторической памяти может быть связано с названием Кайзервальд, преобладает, само собой разумеется, эта, особенно трагическая страница прошлого; однако бесследно стереть из регистров местной истории память о спортивном клубе, удостоившемся столь высокой футбольной славы, не сможет ничто.
То, что после 1923 года клуб уже не добивался титула чемпиона, объяснялось вовсе не спортивным упадком, причины которого следовало бы выявить ему самому. Однако именно в те годы все отчетливей стала ощущаться латышская национальная гордость, вследствие которой наблюдаются, в частности, усилия перевести все футбольные таланты – разумелось, только латышского происхождения – в новый, основанный в 1923 году Rīgas Futbola klubs, чтобы тем самым лишить в будущем лавров победителя насквозь пронемецкий «Кайзервальд». Последний, кстати, из числа претендентов на титул чемпиона исключался вовсе: по новым правилам, состязающиеся за титул победителя команды должны были состоять впредь из игроков исключительно с латвийскими паспортами. Латвийское гражданство было нормой среди представителей национальных меньшинств в Латвии в период между двумя мировыми войнами, однако расчет на то, что ФК «Кайзервальд» в сжатые сроки сможет заново сформировать команду на 100 % из числа граждан, был бы нереалистичным. Лишь в 1925 году, после смягчения требований (по которым теперь максимум три игрока в команде могли иметь иное, чем латвийское, гражданство) и в несколько измененном составе, команда смогла опять, в последний уже раз, принять участие в борьбе за титул чемпиона. Шансов на продолжительную серию побед ФК «Кайзервальд» эти правила все равно не оставляли, поскольку около 1924 года процесс леттизации важных сфер общественной жизни, логично вытекающий из факта основания государства, достиг своего первого апогея и стал ощущаться также в профессиональном спорте.
Между тем при формировании национальной сборной это сыграло плохую службу, поскольку перед игроками, которые не были этническими латышами, но располагали гражданством, оказывались открытыми все двери. В особенности же никто не имел предубеждений против укрепления команды за счет игроков из еврейских спортивных клубов Риги. Этнических латышей и нелатышей в национальной сборной сплавляло единство цели, чего нельзя было сказать о тренерах. Удивительным образом все тренеры национальной сборной Латвии межвоенного периода были из бывшей Австро-Венгрии, пока в 1940 году должность эту не занял наконец латыш. Противоречия между ними и командой возникали также из-за того, что тренеру полагалось солидное жалование, в то время как игроки были любителями, вынужденными, помимо спорта, заниматься еще чем-то для пропитания (впрочем, в этом Латвия не отличалась тогда от любого другого государства).
Совершенно очевидно, что возможностей для инвестиций в строительство спортивных сооружений в первое десятилетие латвийского футбола было еще меньше, чем средств на подготовку, оснащение и командировочные расходы игроков. Несмотря на недостаточность тех немногих площадок, которые были в распоряжении рижских клубов в 1920-е и 1930-е годы, все игры между сборными государств, на которых Латвия выступала в роли хозяйки, само собой разумеется, проводились в столице – причем для того лишь, чтобы собрать как можно больше зрителей. Только одна изо всех 99 игр, в которых участвовала национальная сборная до 1940 года, прошла на домашнем стадионе одного успешного в то время клуба за пределами Риги. Речь идет о клубе «Олимпия» из Лиепаи (Либавы, третьего по величине города в стране), который в те два десятилетия семь раз завоевывал титул чемпиона Латвии. В том матче в 1932 году Латвия встречалась с Литвой; если же отметить близость Лиепаи к литовской границе, то становится ясно, отчего именно этого противника принимали однажды здесь, а не в Риге. Характер исключения при выборе этого места встречи отнюдь не умаляет общего правила. Правило это подтверждается и тем, что в соседних странах, Литве и Эстонии, ни один из состоявшихся в 1920–1930-е годы международных футбольных матчей не проводился за пределами тогдашней столицы Литвы Каунаса и, соответственно, Таллина.
Косвенное доказательство того, что популярность футбола ни в коей мере не ограничивалась столицей, в Латвии можно усмотреть в факте основания еще в 1926 году пяти региональных обществ. Последние обозначали территории своей юрисдикции в точном соответствии с границами четырех провинций страны – Курляндии (латв. Kurzeme), Семигалии (латв. Zemgale), Лифляндии (латв. Vidzeme) и Летгалии (латв. Latgale), а также города Риги. Структурные предпосылки того, что помимо Лиепаи вдали от метрополии могли возникнуть и другие настоящие футбольные цитадели, очевидно, существовали. Централизация же большей части событий футбольной жизни в Риге – лишь классический пример процесса кристаллизации вокруг столицы, непропорционально большой для своей страны.
Повороты в латвийском футболе, спортивном строительстве и биографиях отдельных архитекторов после государственного переворота 1934 года
Отчетливая переоценка спорта вообще, и футбола в особенности, наступила в годы, последовавшие за государственным переворотом 15 мая 1934 года, упразднившим основанную на многопартийности парламентскую систему предыдущих двенадцати лет. Карл Ульманис (1877–1942), прежний премьер-министр и один из основателей государства в 1918 году, отныне стал править судьбами страны единовластно и способствовал формированию вокруг себя своего рода культа. Стабильно возрастающее ритуализированное почитание проявилось позднее, после того как в 1936 году Ульманис занял и сохранившуюся с периода парламентаризма должность президента. В общественно-политический контекст времени прямо-таки мастерски вписывается то, что именно в этом году был обнародован план соорудить на левом берегу Западной Двины (Даугавы, Дюны), прямо напротив Старого города, обширный комплекс – симбиоз сооружений для проведения спортивных и праздничных мероприятий, а также торжественных собраний под общим названием площади Победы (латв. Uzvaras laukums).