— Впрочем да, вы правы, сначала надо все как следует выяснить, а то вдруг там у Ская какая-то трагедия с предыдущей любовью произошла, и он теперь каждое полнолуние к ней на могилку бегает и таскает тушки животных.
Взгляд, которым одаривает меня живность, красноречивый. Мнения о моих умственных способностях они невысокого. Запускаю снежком в Дейлу, но та лениво уворачивается и широко, во всю пасть, зевает. Зеваю вслед за ней, понимая, что устал. Поднимаюсь с поваленного дерева и направляюсь к деревне.
— Пора возвращаться.
***
Солнце светит, птички поют… Ладно, если уж начистоту, то до рассвета еще добрых полчаса, а все птички спрятались поглубже в дупла деревьев в такую погоду — но когда меня волновали подобные мелочи?
Дверь мне открывают лишь с третьего раза, после того, как стучать я начинаю ногой. Асари сонно зевает, окидывая меня осоловелым взором, но по недовольной роже видно, что альфа как никогда близок к убийству. Жизнерадостно улыбаюсь и, отодвинув мужчину, просачиваюсь внутрь.
— Куда?..
— Я к Эрролу, — коротко бросаю, не оборачиваясь. Расположение комнаты огненного дельты я помню, да и запах неплохо помогает в ориентировании.
Асари следом за мной не идет, он, махнув рукой, возвращается в кровать в надежде досмотреть так бесцеремонно прерванный мной сон.
Эррол, так же как и его альфа, жизнерадостным при моем появлении не кажется, но хотя бы не пытается испепелить меня взглядом. Он садится на разворошенной кровати и вопросительно вскидывает брови. Прикрыв за собой дверь и на мгновение прислушавшись к тишине дома, начинаю быстро, пока не передумал, раздеваться. Сначала на пол летит тонкая кожаная ветровка, потом свитер, а затем блекло-серым парусом планирует рубашка. Штаны я снимаю вместе с сапогами, отчего они комом ложатся к остальным тряпкам. Ерошу волосы на затылке, скрывая нервную дрожь. Я отчаянно стараюсь дышать размеренно, хотя чувствую, как частит пульс под кожей.
Эррол поднимается медленно, с ленивой грацией, и я невольно любуюсь. Нагой, с огненной копной волос и звериным взглядом, он похож на лесную нимфу, по стечению обстоятельств оказавшуюся мужчиной. Он смотрит пристально, долго, и у меня возникает навязчивое желание прикрыться.
Дельта подходит близко, между нами расстояние в ладонь, не больше.
— Интересное пожелание «доброго утра», — хрипло произносит он. Эррол похож на себя обычного, но я все равно не узнаю его — что-то неуловимо меняется, то ли в улыбке, то ли в винно-красных глазах.
— Я хотел… — замолкаю, испуганно вздрогнув, когда он опирается рукой о стену за моей спиной.
— Я слушаю, Тео, — поощряет меня сварог.
— Ты бы хотел заняться со мной… сексом?
Повисает пауза. Раздражающе длинная, отдающая изощренной издевкой.
— Скорее да, чем нет, — лениво мурлыкает Эррол.
— То есть для мужчин я привлекательный? — уточняю, старательно пытаясь просочиться сквозь стену. Эррол ласкает мое тело взглядом, и кожа начинает гореть.
— Да.
— О, ну замечательно, — я облегченно вздыхаю и, подобрав с пола одежду, несколько поспешно одеваюсь.
— Не понял. И куда ты собрался?
— Ну, мне пора, — виновато улыбаюсь.
— А я?
— Ты? — в наигранном удивлении вскидываю брови. — Ты можешь продолжать спать?
— В таком состоянии? — Эррол взмахом руки указывает вниз, и я машинально опускаю взгляд. Ну, то, что я не оставил своим представлением дельту равнодушным, прекрасно видно. Стоит у него крепко. И как мужчина, я могу лишь посочувствовать.
— Прости?
— Нет тебе прощения, — Эррол показательно обижается, разом становясь тем, кого я знаю. На губах дельты поселяется насмешливая улыбка. Он заворачивается в одеяло и садится на край кровати, терпеливо дожидаясь, пока я попаду ногой в штанину и при этом не грохнусь на пол.
— Ты злишься? — на всякий случай уточняю я, заранее прикидывая, как буду извиняться.
— Нет. Мне только не совсем понятен ход твоих мыслей.
— Ну, я подумал, что Скай так активно отбрыкивается от меня, потому что я не привлекаю его в сексуальном плане. Я же не знаю, что нравится сварогам, вдруг он меня уродом считает.
— Только если моральным.
— Эррол!
— Тео, поверь мне, не будь ты его омегой, тебя бы давно завалили в ближайших кустах, если не сам Скай, то кто-нибудь другой уж точно.
— Правда? — счастливо улыбаюсь, расцветая от сомнительной похвалы.
— Впервые вижу сварога, который так радуется этой новости, — ворчит Эррол. Сидеть ему явно надоело, поэтому он подтягивает к краю подушку и с комфортом ложится, сладко зевая во всю пасть.
— О, заткнись! Лучше посоветуй…
— Ты сначала определись, мне заткнуться или советовать.
— Эррол! — запускаю в него сапогом, но безбожно мажу.
— О, светлоликий, ладно, — закатывает глаза сварог. — Спрашивай.
— Что мне делать?
Эррол задумывается лишь на секунду.
— Сходи к Далету.
— Почему именно к нему? — непонимающе хмурюсь.
— Он тебе травок даст, голову подлечишь.
— Думаешь, стоит? — с сомнением тяну.
— Тебе это просто жизненно необходимо, — доверительно сообщает Эррол.
— А если серьезно?
— Потому что встает он поздно и сейчас явно спит, поэтому пусть тоже помучается. И главное, он менее терпеливый и точно расколется. А, ну и объяснять прописные истины он умеет лучше всех.
Нет, мне непременно нужен какой-нибудь учебник для начинающих сварогов, типа — выживание в стае для чайников. Все всё знают, но ни одна тварь не хочет ничего рассказывать, предпочитая наблюдать за моими мучениями со стороны. И ведь какая отмазка хорошая — на все воля Ская.
— Я гляжу, вы все друг друга тихо ненавидите.
— Иначе было бы скучно жить. И вообще, ты куда-то шел? Брысь отсюда.
— Приятных снов, — вежливо скалюсь и бесшумно выскальзываю за дверь, слыша, как Эррол мне шепчет в спину:
— Твоими стараниями.
***
Ступка темно-зеленая от сока, с желтоватыми, намертво въевшимися разводами, от нее стойко разит горечью трав. Я морщусь от запаха, царапающего чувствительное обоняние, и неловко переступаю с ноги на ногу. Двигаться дальше порога не решаюсь, памятуя, что в мое прошлое посещение ненароком разлил зелье из котла и разбил склянку с цветочной пыльцой — потом еще полдня чихал. На четвертом вздохе Далет, перетирающий особо вонючие коренья, переводит внимание на меня и осуждающе хмурится. Вот по глазам вижу, что он безумно рад мне.
— Итак… — неловко взмахиваю руками и задеваю висящую на стене «косу» из странных клубней. От грохота падающей вязанки Далет болезненно морщится.
— Тео!
— Я случайно! — горячо заверяю я и подхожу все-таки к столу, стараясь как можно аккуратнее приземлиться на скамейку. Далет следит за мной так, будто я передвигаюсь по минному полю и от каждого моего движения зависит если не судьба мира, то его-то уж точно. К счастью, обходится без погрома.
— Хорошо, я слушаю, — сдается альфа.
Я радостно улыбаюсь и бездумно взмахиваю хвостом. На пол летят рукавицы и мешок для семян, неосторожно оставленные кем-то на краю лавки. Далет шумно втягивает воздух сквозь зубы, но молчит.
— Скай! Почему он не воспринимает меня как… эм… возможного партнера?
— Потому что ты его омега, — терпеливо поясняет Далет, и я лишь чудом удерживаюсь от очередного опрометчивого поступка. Мне ужасно хочется огреть альфу по голове чем-то тяжелым. Это их «его омега» осточертело мне уже давно.
— А конкретнее можно?! Что в этом такого страшного? Мы ведь не кровные родственники.
Далет вздыхает тяжело и театральным жестом вскидывает голову вверх, будто у него на потолке написаны ответы на все вопросы. На всякий случай тоже смотрю туда.
— Это другое, Тео. Узы между вами куда крепче, глубже…
— Поменьше драматизма в голосе и побольше фактов, — невежливо перебиваю я.
— Это сложно описать.
— Но ты уж постарайся. Иначе я скажу Скаю, что это ты научил меня варить суп из лебеды. И пирожки с щавелем — тоже твоя идея.
Альфа приоткрывает рот, на мгновения даже не зная, что сказать, но опомнившись, возмущенно восклицает:
— Наглая ложь.
Растягиваю губы в широкой, полной ехидства улыбке.
— Нет, шантаж.
— Щенок.
— Естественно, — киваю головой. — А теперь вернемся к моему вопросу. Не можешь словами, объясняй на пальцах.
— Светлоликий! Скай совсем не занимается твоим воспитанием, — скорбным тоном произносит Далет.
— Я ему передам.
— Ладно. Считается, что мать дает жизнь звериному началу сварога, а тот, кто помогает с первым обращением — человеческому началу, его личности, его сознанию. В древние времена их называли Создателями. Для сварога его Создатель сродни богу.
— А для Создателя?
— Словно ребенок, унаследовавший часть его души.
— Все? — на всякий случай уточняю я, стараясь не ржать и не улыбаться уж откровенно издевательски.
Далет догадывается и осуждающе качает головой.
— Ты не понимаешь, Тео. Ты не знаешь, через что проходит каждый Создатель, помогая перекидываться сварогу в первый раз. Ты становишься частью него, впитываешь его эмоции и мысли и делишься своими. Каждый Создатель любит своего ребенка и никогда не причинит ему вреда.
— А не может Скай любить меня менее возвышенно и более приземленно?
— Тео, — мне не нравится тон, котором произносят мое имя, и не нравится взгляд Далета. Это не злость, а жалость.
— Что «Тео»? — разочарованно и глухо. — Я хочу, чтобы его платоническая и абстрактная любовь превратилась в материальную.
— Ты не отступишься?
— А должен? Он уже давно перешагнул эту грань, просто сам еще не осознал. Знаешь, Далет, когда Скай обнимает меня по ночам, то совсем не похоже, что он видит во мне ребенка.
— Всему виной твой возраст. Ему тяжело видеть в тебе ребенка. Первое обращение происходит в первые месяцы жизни сварога.
— Тогда Скаю повезло, — пожимаю плечами. Поднимаюсь со скамейки, на этот раз ничего не задевая и не роняя.
Далет улыбается тепло и совсем немного снисходительно.
— Возможно.
Уже на выходе оборачиваюсь через плечо. Подмигиваю Далету, лукаво улыбаясь.
— Я — лучшее, что могло случиться с ним в жизни?
— Не обольщайся.
— Мог бы и подыграть.
В ответ слышу смех.
***
Костры яркими всполохами расчерчивают темноту ночи, делая ее непроглядной, почти осязаемой, стоит только шагнуть за зыбкую границу света. Воздух наполнен ароматами жареного мяса и горчащим, щедро приправленным пряностями вином. А еще густо пахнет зверем.
Цепко обхватываю глиняный кувшин руками, грея зябнущие пальцы, и под пристальным вниманием Ская совершаю глоток. Горячее пойло обжигает рот и раскаленной лавой устремляется по пищеводу в желудок. По телу растекается тепло, и совсем ненадолго немеет язык. Щурюсь, смотря на огонь.
— Сегодня праздник? — задаю вопрос, который вертится в мыслях последние несколько часов. Сварогов кругом слишком много, все они так и норовят дотронуться, прижаться ближе, но гораздо неуютнее от их взглядов — странных, оценивающих, с отголосками похоти на самом дне. Сейчас в сварогах куда больше от зверей, словно все человеческое пропало с первым глотком вина.
— Да. Приход весны, — приглушенно отвечает Скай. В его глазах те же дикие, голодные всполохи, что и у остальных. А может, это отсвет костра и мне лишь кажется?
Чтобы скрыть нервозность, делаю еще один глоток. Чувствую, как от вина жжет губы и облизываюсь.
Над поляной разносится протяжный вой, который тут же подхватывает один, второй, пока все не сливается в монотонный, на одной ноте гул, пронизывающий до самых костей. Сердце заходится в нервном ритме, норовя раскрошить в пыль ребра. Я вздрагиваю и пытаюсь убедить себя, что это не от страха, а от холода. На третьем глотке вино уже не кажется таким мерзким. Становится тепло, по телу, вдоль позвоночника, прокатывается горячая волна.
— Скай, я…
Слова застревают в горле, когда я замечаю на краю поляны, вокруг самого большого костра, необычный хоровод. Свароги, словно в трансе, движутся в странном, немного рваном ритме, то вскидывая руки, то выгибаясь назад, то почти складываясь пополам. Прислушавшись, улавливаю монотонный, звучащий в такт с моим сердцебиением, похожий на барабан звук. Через несколько томительных секунд к нему присоединяется пронзительно острая дудочка. Музыканты обнаруживаются совсем рядом с танцующими, но издалека мне не разобрать, кто это. Танец сварогов становится быстрее, резче и… я жарко вспыхиваю и торопливо отворачиваюсь, осознавая, на что похожи ритмичные, поступательные движения бедер.
Скай проследив за моим взглядом, понимающе улыбается.
— Хочешь к ним присоединиться?
— Что? Нет! — отвечаю слишком поспешно и чуть громче, чем нужно.
— Я не заставляю, — мягко произносит сварог.
— Можно я лучше домой пойду?
— Да, иди, — кивает Скай, а потом, задумчиво смотря на меня, добавляет: — Возможно, тебе еще рано.
Выяснять, чего мне там рано, я не собираюсь. Отставив в сторону кувшин, почти бегом покидаю поляну и, только оказавшись в спасительной темноте леса, облегченно вздыхаю. Идти до деревни недалеко да и заблудиться трудно.
Громко фыркаю, чувствуя, как собственный голос успокаивает. Тишина не пугает. Снег мелодично скрипит под ногами, тихонько, жалобно стонут деревья, и шумят их верхушки на ветру. Весна в этом году задерживается.
Странное поведение своего организма замечаю не сразу. Жар, поселившийся в теле, не уходит, а наоборот — с каждым шагом усиливается и прячется внизу живота, кожа начинает зудеть, требуя прикосновений. Возбуждение такое сильное, что кружится голова, а в паху — болезненно тянет и пульсирует. Останавливаюсь, привалившись к дереву, зачерпываю пригоршню снега и утираю лицо. Помогает слабо.
— Чертово вино!
Ускоряю шаг, тороплюсь быстрее оказаться дома, едва не срываюсь на бег. Одежда задевает ставшую слишком чувствительной кожу, и сразу не разобрать, плохо от этого или чертовски хорошо.
Почти больно, но упрямо иду вперед. Не успеваю совсем немного, меня скручивает в нескольких метрах от крыльца. Я падаю в снег, выгибаюсь дугой, уткнувшись носом в колени. С губ срывается слабый стон. В штанах становится отвратительно липко и мокро. Оргазм, прошивающий тело, такой сильный, что какое-то время просто лежу в снегу, пытаясь отдышаться и осознать, что это сейчас было. Я к себе даже не прикоснулся! Что же они такое убойное в вино понамешали-то?!
— Тео, ты как? — Скай возникает неожиданно, он бесшумной тенью выныривает из ночной темени и замирает в нескольких шагах от меня.
— Хреново, — выплевываю я и, кряхтя, сажусь в сугробе. — Кажется, ваше вино обладает некоторыми неожиданными эффектами.
— Это не вино, — скупо отвечает Скай, так и не делая попыток приблизиться ко мне и помочь подняться.
— А что? — не утруждаю себя скрывать недовольство.
— Это природа, — еще туманнее произносит сварог.
— В смысле?
— У тебя начался гон, Тео, — мягко, как несмышленому ребенку — прописные истины, объясняет он. — Вино, наоборот, притупляет это ощущение.
Я знаю это, но не хочу верить. Впервые я не хочу знать правду, она пугает.
— Неправда!
— Прислушайся к себе, Тео. Ты чувствуешь этот жар, эту жажду, тебе кажется, что ты сойдешь с ума, если не…
— Заткнись! — выкрикиваю, закрываю уши ладонями и начинаю торопливо шептать, крепко зажмурившись. — Замолчи, замолчи, замолчи. Это неправда. Так не может быть. Просто не бывает! Скай, пожалуйста, скажи, что все это ложь.
Скай подходит ко мне и опускается на колени рядом, прямо в снег. Он бережно, будто боясь, что я рассыплюсь от его прикосновений, прижимает меня к себе и легко гладит по спине. Его запах успокаивает, приносит странное умиротворение, и «костер» внутри меня уже не жжет, а просто греет, обдавая теплом.
— Тише, тише. Все хорошо. Ты еще молод, поэтому это не продлится долго, через два-три дня первая волна спадет, и будет легче.