– И ты… мы… от него убегаем? – спросила Валя.
Вася ничего не сказал, еще подпилил доску и принялся ее приколачивать к двери.
Солнце редко появлялось в небе, но снега все равно таяли, поля лежали уже темные, курились в полдень, а снег серел по оврагам да на северных склонах взгорков. Однажды Валя вошла в шед и сказала, что река двинулась. Вася пошел на берег смотреть. Точно, река вскрылась, как дивная вена, и по черной воде поплыли гипсовые обломки и куски ваты, бинтов. Это было выздоровление после затяжной нудной болезни холодов да снегов. Ноздри острого Васиного носа трепетали, ярко проступали веснушки, глаза пьяно синели. Он тихо посмеивался, посмеивался, пока не расхохотался в полный голос… Оглянулся.
Сон распахнулся внезапно синей морской водой. Простор, небо! Никаких тебе электрических проводов. Лети в любую сторону! И я ринулся над морем. Мчался стремительно, догонял стаи лебедей и сопровождал их, летел рядом и разглядывал увесистых белых напряженных птиц. Сворачивал к птицам помельче, куликам, уткам. В ушах звучала какая-то музыка. Можно было лететь в любую сторону.
Но вдруг я почувствовал тоску, какую-то тоску по берегу. И тогда направился к далекой суше.
Как жаль! Гармония невероятно свободного сна искажалась, все принимало какой-то карикатурный характер. На суше стоял американский полисмен, он охранял вход, над которым было написано: «Диснейленд». Туристы рассаживались по кабинкам. Соседи говорили о каком-то профессоре. К нему мы и собирались в этих кабинках на рельсах? Говорили, что знаменитый этот профессор сейчас оперирует женщину по имени… Диотима!
«Та самая Диотима, излагавшая свое учение красоты Сократу?» – спросил я у соседки. Старушка посмотрела на меня. Один глаз у нее был затянут кровавой пленкой. Она протянула программку. Там было написано: «От нравов он должен перейти к наукам, чтобы увидеть красоту наук и, стремясь к красоте уже во всем ее многообразии, не быть больше ничтожным и жалким рабом чьей-то привлекательности… а повернуть к открытому морю красоты и, созерцая его в неуклонном стремлении к мудрости, обильно рождать великолепные речи и мысли, пока наконец, набравшись тут сил и усовершенствовавшись, он не узрит того единственного знания, которое касается прекрасного… Прекрасное это предстанет ему не в виде какой-то речи или знания, не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в чем-то другом… а само по себе, всегда в самом себе единообразное…»
Я опустил руку с программкой.
«Что же получается? В море я по своему желанию повернул к берегу пошлости и никуда не взошел по лестнице иерархии красоты? Как досадно и печально!» – воскликнул я.
Моя соседка лишь посмотрела на меня и поправила шляпку.
«Но что же случилось с мудрой мантинеянкой Диотимой? Что за операция ей понадобилась?» – спросил я.
Женщина лишь вздохнула.
Вася мгновенно сейчас на берегу вскрытой, как вена, реки вспомнил свой сон и ударил себя по голове.
– Дерьмо, зараза! Болван! – заругался он. – Она же и была Диотимой.
И он принялся усиленно вспоминать эту женщину. Но лицо ее как-то расплывалось. Только затянутый кровавой пленкой глаз он и смог вообразить. Почему же не сфотографировал ее, эту легендарную женщину? Или сфотографировал?.. Нет, только лебедей и смог снять, и то уже не в полете, а опустившихся на воду.
– Нет, нет, – бормотал Вася, возвращаясь, – следующий раз я буду умней… – Он приостановился. – Вообще не поверну к берегу? К пошлому берегу… Но тогда бы я и не встретился с Диотимой? А зачем мне она? Если верить программке, то и надо было дальше следовать лебединой тропой. Дурак.
И он с неудовольствием смотрел на вонючие шеды, на вагончик, как будто мог бы и не вернуться сюда из своего захватывающего полета.
– Ты не помнишь, сколько мы здесь уже тусуемся? – спросил он Валю.
Та пожала плечами.
– Уже март заканчивается, – проговорил он. – Интересно, когда же нам заплатят? Река вон вскрылась. Пора готовиться. Расслабляться нельзя. Обло-Лаяй рыщет. Никкор в любой миг может следаку все рассказать… Ну, указать направление, раскрыть план. И тогда на границе они перегородят речку сетью. Дерьмо, зараза. Ты еще не передумала, Вальчонок?
– Чего?
– Ну уходить из этих мест, из этой страны.
Валя сдула локон со щеки и кивнула. Но потом поинтересовалась, как же они попадут в заграницу, если у них нету никаких бумаг, документов, паспортов?
– Как, у тебя нет загранпаспорта?! – воскликнул Вася.
Валя растерянно глядела на него.
– А русский? – спрашивал Вася.
Она развела руками.
– Как еще тебя Обло-Лаяй не схватило за шкирку?.. Не переживай, Вальчонок, у меня тоже бумажки нет, вот, только рулон стыренный с нашими снами. И нам нужна лишь лодка. Это наше паспортное средство, хыхы-хы-хы…
– А Мюсляю паспорт не дадут для заграницы? – спросила Валя.
– Да у него, наверное, тоже нет никакого документа? Кто ж ему даст заграничный.
– А по реке он может?
– Откуда он узнает? Рек много. И дорог тоже.
Еще через два дня в полях запели
Еще через два дня в полях запели, зажурчали жаворонки. Эдик целыми днями готовил технику, ходил по уши в мазуте, как черт. Иногда они с Борисом Юрьевичем забивали новозеландцев, и те висели вниз ушами, истекая кровью, – чем бескровнее крольчатина, тем лучше, – на перекладине между шедами. Валя тогда вообще к шедам не приближалась. Борис Юрьевич сердился и грозил ее уволить за прогулы. Но Вася старался в такие дни, работал за двоих. Он снимал мертвых новозеландцев, и Эдик вместе с Борисом Юрьевичем ловко и быстро обдирали их и свежевали. И потом Борис Юрьевич отвозил на стареньком джипе с крытым кузовом тушки в город. Некоторые заказчики сами приезжали, и тогда Эдик демонстрировал свое искусство, если заказчики не возражали. Кроме французского способа, у него были методы такие: колотушкой по затылку, американский – электричеством: тонкий металлический штырь вводят в ягодичную мышцу, а другой втыкают в височную область, – штекер в розетку, и все готово; перелом шеи; воздушный способ: большим шприцем запустить в вену уха порцию воздуха.
Наконец Вася спросил у Бориса Юрьевича про зарплату.
– Да вы же на полном здесь обеспечении, – ответил Борис Юрьевич. – Васильевна разве плохо вас кормит?
Вася насупился.
– Да нет, шучу, – сказал Борис Юрьевич. – Все как обещано. Пять?
Вася кивнул.
– Иди к Светлане, она выдаст.
– А Вале?
– Ну и ей, разумеется… Три тысячи пятьсот.
– Почему?
– Штрафы за прогулы.
– Но… я же за двоих работал, – пробормотал Вася.
– Иди и не спорь, – внушительно ответил Борис Юрьевич.
Вася отправился к дому. Снова на него тяжко лаял пес. Появилась молодая женщина в клетчатой рубашке и джинсах и спросила, что ему нужно. Он объяснил.
– Сколько? – спросила она.
Вася ответил. Женщина повернулась, собираясь уйти, но вдруг остановилась и устремила взгляд синих глаз на Васю в брезентовой робе, большой вязаной шапке.
– Но почему не десять? Вас же двое?
Вася замялся.
– Ну, ей урезали…
– За что?
– За прогулы. Хотя они и вынужденные, проклятье.
– В смысле?
Вася растолковал, что к чему.
– Вот как? Хм… – откликнулась женщина и ушла.
Вернулась она очень быстро с тысячными купюрами и, отдавая, сказала, что сама не может этого терпеть. Вася поднял глаза на нее.
– Пересчитайте, – велела она.
Вася посчитал, было десять бумажек. Он снова возвел глаза на женщину.
– Но…
– Все в порядке. Финансовый директор здесь я, – сказала она и закрыла дверь.
Вася пришел в вагончик и бросил на стол деньги.
– Вот, – сказал он.
Валя посмотрела на деньги.
– Ого, скоко…
– Да копейки на самом деле, – возразил Вася.
Валя брала бумажки и с улыбкой их рассматривала.
– Ой, нет… Это же прям зарплата. Оклад, – говорила она с восхищением. – Я никогда не получала.
– Да ну?.. Что, сразу на паперть после школы?
– Ну не после, но… – Валя замялась и не стала продолжать.
– Говори спасибо его женке, сам-то он назначил тебе штрафы, а она отменила.
– Давай купим вторую мобиблу, – сказала Валя.
– Зачем?
– Чтобы и я могла фоткать сны.
Вася глядел на нее. Глаза у Вали лучились.
– Нам надо купить лодку, продукты, – сказал он. – Сапоги.
– Зонтик, – откликнулась Валя. – И тебе, и мне.
– Зонтики?.. Хыхыхы-хых, – просмеялся Вася.
– Ну как дождь пойдет? Где на лодке спрячешься?
– Да рулоном укроемся.
– А сны расплывутся? Ты же записываешь.
– Так сверху еще и пленкой можно. Дешево и надежно. Надо составить список. – Вася очистил новый клочок на рулоне и оторвал его, уселся за стол, взял ручку. – Первое…
– Сигареты, – сказала Валя.
Вася пристукнул кулаком по столу.
– Еще чего! Мы будем дышать волей полной грудью, а не дерьмом, заразой.
Валя хихикнула и ответила, что не сказала бы, будто у Фасечки грудь полная, – скорее впалая.
– Это потому, что здесь мне дышать нечем, – ответил Вася и решительно записал пункт первый: – Лодка. Пункт второй…
– Лампа, – подсказала Валя.
– Лучше уже электрический фонарик, – возразил Вася.
– Так это покупать надо.
– А лампу ты хочешь стырить?
– Не-а, взять… А взамен… взамен что-нибудь оставить. Рюкзак.
Вася постучал себя по лбу шариковой ручкой.
– Скажи еще лодку обменять. Нет, фонарик купим. Потом веревку.
– Лодку тянуть?
– Хыхыхы-хы, – засмеялся Вася. – Новые бурлаки?.. Лодка сама нас тянуть будет.
Валя всплеснула руками.
– Так мы и мотор купим?!
– Да хотя бы на лодку и провиант хватило! – отозвался Вася.
– Долго плыть, Фасечка?
– Не знаю. Надо и карту купить… Только так все делать, чтобы не догадались. Лодку – скажу, для рыбалки. И ты, смотри, молчи. Ни гу-гу.
Большой город какой-то, размах… Дома высотные. Набережная. Река. По реке идет кораблик, яхта такая. Вдруг начинает тонуть. Никто не реагирует. Да и как-то нет никого… И затонуло судно. Я успел все сфоткать, удивляясь чему-то… Да, вот тому, что фотографирую. Здесь какая-то такая действительность, что не пофотографируешь. Ну или так: это занятие абсолютно бессмысленно почему-то…
Жалобный гнусавый протяжный плач. Что за голос такой? Где эта жалобщица?
Коза. Идет берегом реки и плачет. У нее длинное тело в лохмотьях, рога. Надо и ее сфоткать. Да тут затвор перестал срабатывать. Затвор? Так это фотик? «Фуджи»? Но было что-то другое… другое…
Улица приводит на окраину. Заправочная станция. Заправщик интересуется, что нужно. Провод. Спрашивает: зачем? Чтобы перегнать фотки. «Куда?» – «Одной девушке». – «Она в другом городе?» – «Она вообще в другом измерении». Заправщика это сообщение не удивило. Он сказал, что здесь, на заправке, и в городе таких проводов нет.
Мучительно раздумываю, как быть…
После очередного забоя новозеландцев Вася попросился с Борисом Юрьевичем в город, сказал, что хочет кое-чего прикупить. Тот предложил написать список, да и все, зачем зря ездить, но Вася ответил, что ему надо обязательно самому поехать, он должен купить лодку.
– Какую лодку? – не понял Борис Юрьевич.
– Резиновую. Для рыбалки.
– У Эдуарда есть, с «Ямахой».
– Я хочу свою.
Борис Юрьевич потер в задумчивости нос.
– А в шедах?
– Вальчонок все сделает, а что не успеет – вечером я.
– Ну ладно. Через полчаса загрузимся и поехали.
Валя испугалась, когда прибежал Вася и сказал, что отправляется в город за покупками. Она стала проситься в город.
– Вот прлоклятье, тебе-то зачем?
– Надо, надо, Фасечка, обязательно.
– Ну? Объясни толком.
– Купить кое-что.
– Да я куплю.
Она покрутила головой.
– Почему это не куплю? Тебе что, наркота нужна?
– Прокладки! – выпалила Валя.
Вася начал смеяться.
– А мне не дадут? Указ такой вышел? Мужчинам прокладки не продавать? Гомофобия в голову ударила Обло-Лайя?.. А цветы? Или «Шанель номер пять»? Что, подруге? Жене? А где справка? Хых-хы-хы-хы… Это не снилось Оруэллу.
– Прокладки без номеров, – сказала Валя.
– «Шанель номер пять», Вальчонок, не прокладка.
– А что?
– Духи, Вальчонок, духи, выпущенные мадам Коко.
Валя прыснула.
– Ой, ну и кликуха!
– Коко Шанель? Да это имя одной бабы, Вальчонок. Она духи придумывала, наряды, то, се. У тебя никогда не было французских духов?
– Не-а.
– Может, ты Маугли?.. Ладно, я побежал.
– Я с тобой! – воскликнула Валя, вскакивая.
– А кто будет в шедах новозеландцев кормить-поить?! Меня только на таких условиях берут в город. Ты – здесь, я – там.
– Я тоже поеду.
– Заладила! Прлоклятье!.. Ну куда? Зачем? Куплю я прокладок.
– Фасечка, не оставляй меня, пожалуйста, Фасечка.
– Ты думаешь, я свалю?
– Я боюся.
– Чего?
– Новозеландцев убитых.
– Так мы их и увозим, в городе по ресторанам раскидаем.
– Француза боюся.
– Какого еще?.. Эдика, что ли?.. Вот дерьмо-то!.. Да какой же он француз? Морда кривичская. Они тут все кривичи. Нашествия Наполеона у него нет ни в одной черте. Видно, пращурка в лесах отсиживалась. Нет. Или ты поедешь, но тогда в городе и пойдешь снова на паперть, или ты останешься. Все. Быстро решай. Ну?!
– Нет, нет, Фасечка, хорошо, хорошо. Только мобиблу купи еще.
– Да зачем тебе?!
– Сны, Фасечка…
– Какие еще сны? Это же невозможно, ты что, не понимаешь?
– А я их вижу.
– Что ты видишь?
– Фоточки снов-то. Ты фоткаешь, я их вижу.
Вася вдруг остановился на пороге, пристально посмотрел на девушку.
– Да?.. Так у меня нет провода для перегонки… для отправки, – пробормотал он и, закинув на плечо лямки рюкзака, вышел.
Красный старый переделанный джип с большим кузовом, плотно закрытым металлической задвижкой, уже стоял возле дома. Вскоре появился Борис Юрьевич в кожаной куртке, кожаной кепке, черных джинсах, заправленных в полусапожки на шнуровке. Он потрепал по башке пса и вышел за ограду, окинул взглядом Васю и, кивнув ему, сел за руль и сразу завел мотор. Вася устроился на сиденье рядом. Прогрев немного мотор, Борис Юрьевич тронул машину, поехал, разбрызгивая лужи и грязь.
– Когда-нибудь засыплю дорогу щебенкой, – пробормотал он и быстро покосился на Васю. – Не веришь?
Вася пожал плечами.
– Самому с трудом… – проговорил Борис Юрьевич.
Автомобиль катил
Автомобиль катил по ухабистой грунтовой дороге, в приоткрытые окна доносились журчащие песенки жаворонков. Солнце блестело в лужах. Снег уже повсюду согнало. Поля курились, ожидая плуга.
Молчали. Вид Бориса Юрьевича был угрюм. Он надел солнцезащитные очки. Потом попросил Васю достать из бардачка сигареты, закурил. Вася приспустил стекло. Борис Юрьевич усмехнулся.
– А мы вот курим с Эдиком, – сказал он. – Потому что здесь, как на фронте. Это не я придумал. Эдик. А он знает в этом толк.
Вася покосился на него.
– Воевал?
Борис Юрьевич кивнул. Еще некоторое время молчали, слушая врывающиеся трели жаворонков. Вася не хотел спрашивать, но не удержался и спросил:
– На Донбассе?
Борис Юрьевич посмотрел на него.
– Почему ты решил… Нет, в Чечне. С тех пор у него дикая аллергия на мусульман.
Снова молчали.
– Интересно, – вдруг сказал Вася, – а какая вера в Новой Зеландии?
Борис Юрьевич хмыкнул, пустил дым вверх.
– Кроссворд, что ли, в вагончике остался? – спросил он.
– Да так просто…
И снова они молчали. Выехали, наконец, на трассу. Борис Юрьевич включил приемник. Автомобиль набирал скорость. В новостях сообщали, что после ремонта и модернизации запущен Большой адронный коллайдер, а в Охотском море, в трехстах километрах от Магадана продолжаются поиски членов экипажа затонувшего автономного траулера «Дальний Восток», что указами Президента России Владимира Путина городам Старая Русса, Грозный, Гатчина, Петрозаводск и Феодосия присвоены звания городов воинской славы…