Малиновский отдал дань уважения противнику, которому испанские республиканцы могли противопоставить лишь наспех сформированное ополчение: «Восставшая армия во главе с кадровым офицерством, 70–80 % которого оказалось на стороне мятежников, сразу же начала свое триумфальное шествие по стране, плюс к этому на арене борьбы появились регулярные марокканские части и Иностранный легион Испанского Марокко.
Эта организованная и грозная сила докатилась до самого Мадрида, сея страх и панику в рядах наскоро организованных колонн, которые республика сумела выставить для открытого боя. Попытки республиканского командования остановить наступление мятежников контрударами не имели успеха. Завязалась упорная борьба непосредственно на подступах к Мадриду, которая закончилась 6 ноября сильной атакой мятежников непосредственно на Мадрид. Фашисты предполагали овладеть столицей Испании в годовщину Октябрьской революции. Однако против всех ожиданий республиканская армия устояла».
Среди республиканских командиров Малиновский хуже всего относился к анархистам: «Самой отвратительной группой командного состава является группа анархистов, которая пока еще поддерживает свой слабый авторитет среди анархистских частей сплошной демагогией. Эта группа немногочисленная, но очень ядовитая».
Он отмечал низкий уровень дисциплины в испанской республиканской армии:
«Огромное значение для боеспособности армии имеет дисциплина — не внешне выраженная, а глубокая внутренняя дисциплина, основанная на глубоком осознании своего долга и ясных целей борьбы, дисциплина, поддерживаемая как мерами внушения и воспитания, так и мерами принуждения.
Как раз дисциплина является ахиллесовой пятой республиканской армии. Командный состав сам не чувствует ответственности, и никто его не привлекает к ответственности; его не судит военный трибунал, а если и судит, то почти всегда оправдывает. Если офицер бросит в бою свой взвод, роту или батальон и дезертирует из боя, он не несет наказания за свое преступление. Наоборот! Бывали поразительные случаи, когда сбежавшего из боя офицера производили в высший чин и назначали на высшую должность. Примеров этому много: командир 17-й бригады Мадронеро, сбежавший с поля боя, почти сразу был произведен из майоров в подполковники и назначен командиром дивизии.
Безответственность, поощряемая предателями всех мастей, засевшими в государственном и военном аппарате республики, ослабляет боевую мощь армии. Вследствие этого командиры бросают свои подразделения и части на произвол судьбы при первой же артподготовке или авиабомбежке со стороны противника. Оставшиеся без командования бойцы, кое-как посопротивлявшись, при первом предательском выкрике “Нас обходят!” бегут из боя вслед за командирами. А ведь это хорошие в основной своей массе бойцы. Но, лишившись командира, они бросают оружие и в панике бегут, бегут, бегут, пока не устанут, а потом наткнутся на грузовые машины, припугнут шоферов — и в тыл. Тут же — к случаю! — найдутся офицеры, готовые возглавить это движение, и вот уже покатилась вся эта масса на машинах по всем дорогам в тыл. Такова типичная картина бегства анархистских, конфедералистских, социалистических или просто беспартийных частей республиканской армии. Так позорно бежал почти весь Арагонский фронт в последнюю операцию, которая завершилась таким большим поражением республиканских войск».
Наоборот, подчеркивал Родион Яковлевич, в армии Франко царит железная дисциплина:
«Франко всеми средствами поддерживает жесточайшую дисциплину в своей армии. Проявление трусости, как для офицера, так и для солдата, карается на месте смертью. Обороняемый рубеж никто не имеет права покинуть без приказа — отход дрогнувших тут же карается расстрелом. Такая дисциплина держится на величайшем насилии, терроризирующем все инакомыслящее, но также ведется большая демагогическая работа, в том числе в прессе.
Примечательно, что офицеры испанской фаланги живут и едят вместе с солдатами, получают чуть ли не одинаковое с ними жалование; нередко служат им примером самоотверженности и мужества. Все офицерство чувствует на себе железную дисциплину — никому никогда не удастся уйти от ответственности и наказания за преступление в бою. Если его взвод или рота побежит с поля боя, в первую очередь расстреляют офицера. Поэтому, пока жив, он никому не позволит уйти из боя, и сам будет стрелять в первого дрогнувшего. Так поступают капралы и сержанты, надеясь стать офицерами и обеспечить для себя впоследствии, после войны, безбедную жизнь. Вот чем держится дисциплина в армии мятежников.
Республиканцы не знают ни одного случая, когда бы они легко взяли у фашистов какую-нибудь позицию, горку или населенный пункт. Они отвоевали у мятежников Кихорну, Бельчите и много других селений, но с каким упорством защищались фашисты. Я никогда не видел большего упорства в обороне, хотя довелось участвовать в мировой войне 1914–1918 гг. и все это время драться с немцами, как известно показавшими величайшее упорство в обороне.
В наступлении мятежники гораздо слабее. При упорной обороне республиканцев (а она также имела место) противник быстрее разбивается об оборону, чем в таком же случае республиканцы.
В общем и целом нужно признать, что мятежникам удалось сохранить высокую боеспособность армии, намного превышающую боеспособность республиканской армии…
Нужно полагать, что жестокость режима Франко в известной мере ограждает его армию от предательства, шпионажа и разложения, разъедающих вооруженные силы республиканцев…
Можно сказать, что фашисты имеют хорошую современную авиацию и артиллерию, хорошую зенитную артиллерию, большое количество саперных частей, дисциплинированную, но слабо подготовленную пехоту и неудовлетворительные танки.
Судя по характеру боевых действий, выучка войск у них построена на полном взаимодействии между пехотой, авиацией и артиллерией, с максимальным использованием авиации и артиллерии».
В этих условиях численный перевес республиканских войск не удавалось реализовать даже при помощи советских советников и советского же вооружения и боевой техники, а также при помощи интербригад.
По утверждению Малиновского, «вооружение мятежников также намного превосходит вооружение республиканской армии. Так, например, у них в большом количестве имеются мортиры — не менее 4-х на каждый батальон, и это при наличии специальных мортирных подразделений, придаваемых дивизиям, наносящим главный удар. Так в январе 1938 г. при овладении районом исключительно важных высот (Альба-де-лос-Селадос, Эль-Мулетон, Сьерра-Горда) фашисты сконцентрировали свыше ста мортир и нанесли их огнем очень большие потери 39-й, 35-й и 68-й пд».
Однако не все было так мрачно. Малиновский приводил примеры стойкости и героизма отдельных частей республиканских войск, как правило, возглавляемых коммунистами:
«Но ведь не все бежали! Был и есть целый ряд прекрасных частей, которые дрались и дерутся с героическим упорством — это части, руководимые героической испанской компартией, части Листера, Франсиско Галана, Модесто, Дурана, Кампесино, Дель Баррио, Тагуэньи, Тораля, Кристобаля, Веги, Сантьяго и целого ряда других, безвестных прекрасных бойцов, командиров и комиссаров-коммунистов. Эти части вели упорную неравную борьбу, часто — с численно превосходящим противником. И только благодаря им еще продолжает существовать и бороться республиканская Испания. Так упорно дралась 27-я дивизия Дель Баррио, 70-я дивизия Тораля, 34-я дивизия Веги, которая в течение трех дней дралась почти в полном окружении в районе Мина-де-Сегура и Ла-Ос-де-ла-Вьеха, предательски оставленная на обоих флангах анархистскими частями Арагонского фронта. Полны героизма бои 3-й дивизии Тагуэньи, 11-й дивизии Листера и 45-й интердивизии в районе Альканьис — Каспе.
Но разве могли они одни остановить большое наступление фашистов на Каталонию? Нет, не могли. Они понесли большие потери и перенапряглись в ежедневных 15-20-часовых упорных боях с большим превосходством авиации и артиллерии у противника. Их не подкрепили и не сменили свежие части. Они отходили назад и, доведенные до изнеможения, оставляли подчас без боя хорошие позиции, горные перевалы, дефиле и заранее подготовленные рубежи обороны. Разве можно сказать, что у них низкая боеспособность? Нет! Это героические, высокобоеспособные части, но — всему есть предел. Эти лучшие части были измотаны до предела — и к этому тоже приложили руки шпионы и предатели, засевшие в высших военных штабах и управлениях».
Родион Яковлевич указывал на пагубное влияние межпартийной борьбы в составе Народного фронта на ход боевых действий:
«Политическая борьба между партиями Народного фронта неизменно отражалась и отражается на развитии армии. Анархисты и контрреволюционные элементы открыто выступали против создания единой регулярной армии и подрывали ее боеспособность, как только могли. Часть анархов стала внедрять в армию дисциплину и создавать регулярные части с затаенной целью впоследствии использовать их в будущей борьбе за государственную власть. Другая часть анархов до сих пор считает внедрение дисциплины в армии прямой изменой принципам анархизма и продолжает работу по разложению армии. Среди анархистов и партии “Национальная конфедерация труда” нашла приют огромная банда шпионов, вредителей, скрытых и открытых фашистов, которые ведут свою гнусную работу, пользуясь слабостью республиканского государственного аппарата и его неспособностью к решительным действиям. Именно в этом причина целого ряда неудач на фронте и последнего большого поражения республиканской армии на Восточном фронте.
Поразительная безынициативность многих руководящих звеньев республиканской армии при бедности людскими ресурсами позволяет противнику гибко маневрировать батальонами, бригадами и дивизиями, предоставляя им отдых и время на реорганизацию даже не в тылу, а на пассивных участках фронта.
У республиканцев это не выходит. Слабая дисциплина и исторически сложившаяся дружба командиров батальонов и бригад со своими старшими начальниками почти исключают маневрирование батальонами и бригадами вне своих дивизий. Так в тяжелые для Маневренной армии апрельские дни 1938 г. армия Леванте подготовила наступательную операцию в районе Терриенте — Альбарасин. Для этого в состав 64-й пд Картона были временно введены 22-я бригада 39-й пд (лучшая бригада этой коммунистической дивизии под командованием комбрига Ивона, коммуниста) и 218-я бригада 68-й пд. Обе они, действуя в составе чужой для них дивизии, фактически сорвали эту операцию, так как действовали крайне вяло. Фашисты же, располагая на этом участке шестью батальонами против шестнадцати и четырьмя батареями против двенадцати (плюс 40 самолетов у фашистов), удержали свои позиции, сдав только одно селенье — Масегосо и высоту того же названия.
Подготовка пехоты, артиллерии и конницы у республиканцев и фашистов невысокая и примерно равная. Однако командный состав мятежников выигрывает по сравнению с республиканцами в инициативности и дисциплине.
Обученность взаимодействию родов войск у воюющих сторон совершенно различная. Обучение войск ведению боя у республиканцев шло самостоятельно по родам войск, редко во взаимодействии пехоты и танков. Офицеры республиканского ополчения, не обладающие достаточными знаниями и опытом, обучались взаимодействию исключительно пехоты с танками, предав забвению взаимодействие с другими родами войск, причем, роль артиллерии умалялась до крайности. Авиация в учениях с пехотой и танками не использовалась.
В республиканской армии не создавались запасные части, где происходило бы обучение и воспитание мобилизуемых контингентов. Все мобилизуемые немедленно отправляются в армии, оттуда в корпуса и далее в дивизии и бригады, стоящие на позициях. Запасного оружия в бригадах нет. Командного состава не хватает даже для штатных батальонов. Новобранцы месяцами толкутся в ближайшем тылу бригад, толком не обучаются и постепенно, друг за другом, покрывают потери действующих батальонов. При отходе они превращаются в невооруженную, охваченную паникой толпу, увлекающую за собой и вооруженные части».
Малиновский и в страшном сне не мог представить, что очень скоро, в годы Великой Отечественной войны, в Красной армии многократно ухудшат печальный опыт испанских республиканцев: практически прекратят обучение новобранцев и станут призывать людей на освобожденных территориях непосредственно в части, почти сразу бросая их в бой невооруженными и необмундированными.
Родион Яковлевич особо отмечал «национальный характер испанского народа — героический, революционный. Его боевые качества поразительны: это в высшей степени выносливый, терпеливый, скромный в своих требованиях народ, чья искренность порой граничит с наивностью. Эта черта сильно облегчает работу шпионов».
Многие офицеры республиканских войск не проявляли должной заботы о своих бойцах. Малиновский с грустью отмечал:
«Офицеры, особенно в высших военных штабах и управлениях, мало интересуются, как живут бойцы, где спят и в чем нуждаются.
Зиму 1938 г. бойцы встретили не только в среднепересеченной местности, но и в высокогорных районах, не имея теплого обмундирования, одеял, перчаток и самого необходимого — обуви. Бойцы мерзли, ходили по снегу и грязи в парусиновых тапочках, а в это время магазины по всем городам ломились от теплых шерстяных изделий, сукна, курток и одеял, от кожаной обуви — и все это по недорогим ценам. Только великое терпение, привычка к нужде и безропотность испанского народа удержали бойцов от разгрома магазинов с обувью и теплыми куртками. Об этой нехватке заблаговременно, много и настойчиво предупреждали все низовые звенья армии и некоторые штабы фронтов, а центральные аппараты снабжения и правительство все собирались и собирались с силами, чтоб выделить ассигнования на обеспечение насущных нужд армии. Армия сидит без табака, бойцы курят древесные листья и капусту, для солдат праздник, когда перепадет несколько сигареток. А ведь и это ослабляет боеспособность армии».
Он также отмечал: «отсутствие инициативы у командования, неповоротливость во всех звеньях управления, отсутствие точности в выполнении боевых приказов. Ситуацию усугубляет отсутствие боевого опыта у масс, давно не воевавших, и особенно у командного состава.
И, наконец, главное — отсутствие взаимной выручки среди частей: если взвод или рота, батальон или даже бригада остались в полуокружении, то никогда эту часть не выручат из беды; она или сдастся или погибнет, но ей не придут на помощь — не было ни одного такого случая. Живой тому пример — гибель в районе Ла-Рамбла батальона 92-й бригады, зашедшего в тыл к противнику и там окруженного во время операции под Сегура-де-лос-Баньос. Еще один пример — изолированная борьба 43-й дивизии у французской границы.
У противника же — все иначе: полуокруженный батальон африканских стрелков у Коста-де-Рейна в сентябре 1937 г. два дня упорно дрался и был освобожден подошедшими резервами. Все яростные контратаки Франко от Кауде на Конкуд во время окружения Теруэля республиканцами были продиктованы решительным стремлением освободить части, осажденные в Теруэле, — недаром они так упорно дрались в окружении почти целый месяц. А знаменитый Алькасар в Толедо, выдержавший двухмесячное окружение частей и все-таки дождавшийся своих! Все это примеры иного порядка, и они, конечно, оказывают колоссальное влияние на боеспособность армии противника».
Малиновский высоко оценивал роль интернациональных бригад в испанской войне:
«Первой была сформирована 11-я интернациональная бригада с основным ядром немцев. Она приняла участие в самых тяжелых боях под Мадридом и показала чудеса храбрости и героизма. Батальон им. Тельмана покрыл себя бессмертной славой. Смело можно сказать, что бригада сыграла решающую роль в обороне Мадрида. Ее история — это цепь славных подвигов, величайшего героизма, упорства и самоотверженности.
Вслед за ней сложились 12-я, 13-я, 14-я и 15-я интербригады, а в последнее время еще одна — 129-я интербригада. Все это прекрасные боевые части республиканской армии. Фашистам не раз пришлось испытать на себе их силу и упорство. По сути дела фашисты потерпели поражение на Хараме только благодаря интербригадам. Франко разбил о них свои лучшие части и Иностранный легион. Также и на Гвадалахаре итальянский фашизм обломал зубы, схватившись с итальянцами-интернационалистами, гарибальдийцами, и тоже потерпел поражение благодаря героизму 11-й и 12-й интербригад. Можно прямо сказать: если бы международная помощь трудящихся своевременно не подоспела, фашизм утвердил бы свое господство в Испании еще в начале 1937 года. Это признают и друзья, и враги».