— Нет, простите, я не про это. Я про Филипа Ардена.
— Вот этого я не знаю. У Герберта были достоинства, но можно было найти такого же сильного, ловкого мужчину и не обезображенного. Хотя, знаете, — миссис Прайс задумалась, — как-то Герберт мне говорил... У мистера Колина были свои странности, у богатых у всех причуды. Ему это казалось красивым: видеть их вместе. Филип был очень красивым мальчиком, на редкость, и мистер Колин говорил, что рядом с Гербертом он кажется ещё красивее. Но ведь вряд ли из-за одного только этого, — отмахнулась миссис Прайс. — Хотите фотографию покажу? Герберт сохранил несколько. Их мистер Колин сам снимал, он любил фотографировать. У него даже лаборатория в доме была.
Ред кивнул, и ему только сейчас пришло в голову, что в Каверли — если не считать портрета леди Виктории в одном из парадных залов и толпы давно умерших предков в портретной галерее — не было ничьих портретов и фотографий. Обычные места, где они скапливались в богатых домах: каминная полка, стол в кабинете или библиотеке, крышка рояля — все эти места пустовали либо были заняты статуэтками и прочей белибердой.
Миссис Прайс долго перебирала что-то в жестяной коробке, далеко отводя фотографии от глаз, чтобы рассмотреть. Потом она подала Реду три больших снимка, два из них были сделаны примерно в одно время, на третьем Арден был заметно старше. На первой Арден и Герберт Прайс были сняты в саду в полный рост, две другие больше напоминали портретное фото, но были сделаны в комнате, которую Ред не узнавал: на одной виднелся совершенно пустой простенок между окнами, по бокам от которого свисали тёмные шторы, на другой — те же самые шторы и кусок заложенного камина.
— Где это снято? — сглотнув и с трудом подавив дрожь в голосе спросил Ред.
— Где-то в особняке, — предположила миссис Прайс.
— Не помню такой комнаты.
— А вы видели все?
— Нет, не все.
Но жилых комнат, в которых он не был, почти не оставалось: только комната самого Ардена, да несколько гостевых на третьем этаже, одинаковых до безобразия, как он понял, заглянув в три из них. На комнату Ардена эта не походила: вряд ли он жил с заложенным камином... С другой стороны, за столько лет всё могло поменяться.
Но совсем не это заставило голос Реда дрогнуть, когда он задавал вопрос, а то, о чём говорила миссис Прайс: чудовищный контраст. Ардена и сейчас смело можно было назвать красивым молодым человеком, но в юности он был невероятно, ослепительно хорош. Он гораздо сильнее, чем сейчас, напоминал какое-то невесомое, неземное, потустороннее создание, наверное, из-за крайней, переходящей в болезненную худобы. Тёмные волосы доходили до плеч, резкие черты, может быть, неидеальные сами по себе, складывались в совершенное сочетание, глаза казались большими и печальными, но лицо, взгляд, складка тёмных губ — всё это было недетским. И да, рядом с обезображенным Прайсом красота Ардена казалась таким же искажением естественного хода вещей, как и шрамы. Чем-то выходящим за рамки нормальности, требовавшим излечения и исправления.
Миссис Прайс ещё многое с готовностью рассказывала о своём муже и его работе на Торрингтонов, но ничего интересного для Реда в её рассказах больше не было: миссис Прайс знала не так уж много, муж мало чем с ней делился.
Ред поинтересовался, не согласится ли миссис Прайс продать ему одну из фотографий, но она отказалась. На иное Ред всерьёз и не надеялся: миссис Прайс слишком дорожила памятью мужа, чтобы расстаться с одним из снимков. Получив ожидаемый отказ, Ред спросил про бумаги покойного Герберта.
Миссис Прайс рассмеялась, услышав про дневник и переписку:
— Он не был любителем строчить не по делу, да и даже по делу-то... Он, когда уже стало понятно, что на этот раз не выбраться, написал сестрам. А меня просил в первую очередь написать мистеру Ардену, говорил, что он поможет с деньгами.
— А про Найджела Торрингтона вы что-нибудь слышали? Знали его?
Миссис Прайс поджала губы:
— Неприятный человек, Герберт его не любил. А ещё он школу закрыл. После смерти Колина ему досталось поместье, не вспомню сейчас где, на школу возле него Торрингтоны всегда жертвовали деньги. Она только благодаря им и существовала, а сэр Найджел закрыл.
Миссис Прайс ещё долго распространялась о том, что из сэра Найджела получился бы дурной наследник мистеру Колину. Поняв, что от миссис Прайс ничего важного он больше не узнает, Ред начал приносить извинения за то, что отнял так много времени, сворачивая таким образом к тому, что ему пора уходить. Миссис Прайс восприняла это почти с сожалением: ей наверняка было не с кем поговорить о Герберте.
Ред уже стоял в тесной прихожей, когда она воскликнула:
— Как бы я хотела вновь увидеть Каверли! И Лоули тоже... Это не мои родные места, я отсюда, из Уилтшира, но я очень по ним тоскую, полюбила их всей душой... Жаль, что Герберт не захотел там остаться. Я бы с удовольствием прошлась по парку — Герберт иногда проводил меня туда.
Ред немного перепугался: в его планы не входили визиты в Каверли миссис Прайс, которая, конечно же, проболталась бы о том, что он приезжал к ней с чеком лично — о чём Арден не просил.
— Не знаю, можно ли это устроить. Мистер Арден очень ценит уединение, и правила посещения дома сейчас стали очень строгими, даже для знакомых.
— Ох, я слышала, слышала. При мне посетителей было много, все приезжали посмотреть на дом братьев Мидсаммер. Ума не приложу, почему мистер Арден так сократил посещения. Кажется, три дня в год?
— Совершенно верно.
— А при мистере Колине дом был открыт каждую среду, а во время каникул — целых два дня в неделю.
— Я же сказал, мистер Арден очень ценит уединение, а туристы будут мешать, шуметь...
— Это да, — закивала миссис Прайс. — Бедняжке мистеру Колину было всё равно, он-то всё равно со своего третьего этажа почти не спускался. А туристам там смотреть и нечего. Герберт его только рано утром отвозил в парк, и они...
— Нет, — поправил её Ред. — На третий этаж как раз и водят туристов: там же детская точь-в-точь как у братьев Мидсаммер. А спальня Колина на втором, но там рядом Атласная спальня с балконом, на котором леди де Вер часто писала, так что покоя от посетителей ему нигде не было.
— Нет, детская-то в главном крыле, а мистер Колин жил в боковом, так что ему никто не мешал. И я совершенно точно помню, что его комната была на третьем.
Ред не видел смысла спорить: пусть миссис Прайс остаётся при своём мнении, он-то точно знает, что Колин жил в главной спальне, которую теперь занимал Арден. Правда, как говорили, её для него полностью переделали.
— Уж кому как не мне помнить, — продолжала миссис Прайс. — Герберт мне столько раз жаловался, как тяжело было вкатывать коляску. Они с Сэмом сначала несли мистера Колина на руках. Прямо на третий этаж, — сварливо уточнила миссис Прайс. — А потом уже закатывали коляску. В некоторых домах лифты для этого делали, а мистер Колин так и не распорядился. Сделали только специальный пандус до третьего этажа, чтобы коляску закатывать.
Ред только хотел возразить, что и брошюра для посетителей, и Бойл однозначно говорили о том, что Колин жил в главной спальне, как вспомнил про комнату с голыми стенами и заложенным камином. Уродливый Прайс и невыносимо красивый мальчишка Арден. Где их сняли с разницей в два года?
Бойл появился в доме через год после смерти Колина, когда в Каверли не было уже никого, кто работал там при старом хозяине, а брошюра, выпущенная издательством Ардена, могла лгать так же нагло, как его владелец.
***
Сидя в поезде, Ред выписывал на блокнотный листок всё, что ему удалось узнать за две недели в Каверли. «Эллиот — секретарь Ардена и любовник сэра Найджела», «Эллиота увезли (?) в больницу из дома сэра Найджела (?)», «Арден — прототип Анселя Филдинга», «Леди Виктория поступила с Арденом плохо (?)», «Комната Колина в боковом крыле третьего этажа», «Колин — одновременно Кейт и Теренс Мидсаммер», «Колин знал, что болен, с детства», «Прайса наняли для присмотра за Арденом», «Арден в детстве восхищался Колином». Таких записей набралось три страницы, но Ред пока никак не мог увязать факты один с другим. Он попробовал вычеркнуть всё то, что касалось книг Виктории де Вер. Возможно, это не имело никакого значения и только сбивало с толку, набрасывая на и без того запутанную историю паутину ещё большей лжи.
Реду вдруг пришло в голову, что его отношение к ситуации стало более профессиональным: он уже не хотел так яростно отомстить, теперь он хотел докопаться до истины, какой бы она ни была.
Вышел он не в Госкинс-Энде, а проехал дальше, до Дорчестера. Был уже шестой час дня, и он надеялся, что ещё застанет какие-нибудь мастерские работающими. Поспрашивав на вокзале, он пешком дошёл до прилегающей к одной из центральной улочек, где находились лавчонки со всяким старьём, обувные и часовые мастерские, магазины, где одновременно и чинили, и продавали сумки, зонты и радиоприёмники, и прочие заведения такого рода.
Ред прошёл по улице туда и обратно, приметив для себя одно из заведений пообшарпанней. За стойкой лавчонки, перелистывая пожелтевшие страницы журнала и стряхивая прямо между ними пепел с сигареты, сидела грузная женщина лет шестидесяти. Когда Ред объяснил ей, по какому делу пришёл, она бросила сигарету в и без того уже полную пепельницу и гаркнула, повернувшись назад:
— Ленни! К тебе.
Ленни, судя по всему, сын хозяйки, вышел откуда-то из-за шкафа, заставленного сверху донизу старыми бакелитовыми телефонами.
Ред разложил перед ним ключи.
— Есть здание, предположим отель, в котором используются ключи-скелеты, — начал Ред, увидев, что Ленни понимающе кивнул, он указал на ключ от своей комнаты: — Это ключ от одной из комнат на первом этаже. Вот этот, — он звякнул мастер-ключом от гостевых комнат, — ключ от всех дверей второго этажа. Обыкновенного ключа ни от одной из комнат у меня нет, только такой. Эти два, — Ред сдвинул в сторону пару: ключ от кабинета и ключ от библиотеки, — открывают, предположим, комнаты третьего этажа. Я прочитал, что по форме нескольких ключей из одного дома можно предположить, каким должен быть ключ от всех дверей. Главный мастер-ключ.
— Необычная форма, — Ленни повертел в руках ключ от библиотеки. — Я понял, что вам нужно, — он заговорщицки подмигнул. — Но это дело не на пять минут. Оставляйте мне ключи. Я посмотрю, что можно сделать... Приходите завтра к вечеру.
Ред затряс головой:
— Нет, мне надо сделать это быстро. Сегодня?
— Я не волшебник, мистер, — Ленни пододвинул ключи обратно к Реду. — Если бы вы пришли с утра, я бы мог попробовать. Но сейчас у меня срочный заказ от постоянного клиента, закончу его часа через полтора, не раньше. А потом... Ну, тут надо думать.
— Я не могу ждать, — Ред сгрёб ключи в карман. — Можем мы договориться на пятое число? Я приеду к вам с утра, а вы освободите день для этой работы?
Последний поезд до Госкинс-Энда уходил с вокзала через два с половиной часа, и Ред должен был попасть на него, чтобы прибыть в Каверли к полуночи. Если бы он пропустил его, то приехал бы туда только к девяти утра — слишком поздно. Лучше потерпеть до следующего выходного.
1 сентября 196... года
В семь утра невыспавшийся Ред сидел за рулём «лендровера» и катил в Лоули. Нужно было забрать письма за два прошедших дня. Он чувствовал себя настолько ослабшим и вымотанным, что даже сил сесть на велосипед не было.
Выйдя из низкого домика, где находилась почта, Ред дошёл до машины и стал просматривать конверты, пришедшие Ардену. Опять ничего интересного, никаких имён, кроме тех, что Ред уже выучил: бухгалтер, преподаватель университета, писавший литературные рецензии, казначей благотворительного фонда...
От одного просмотра адресов у Реда уже заболели глаза. Вчера он приехал в Каверли заполночь, и надо было бы упасть не раздеваясь в кровать и спать, но уснуть он не мог. Мысли сновали, как челнок, от ключей и несуществующей комнаты Колина на третьем этаже к синякам на руке Ардена... Ред долго не мог уснуть. Он даже хотел взять фонарик и пойти на третий этаж искать эту проклятую спальню, потому что возможность её тайного, зачем-то скрываемого существования превращалась в неуёмный зуд.
Ред поднялся с постели и выдвинул нижний ящик шкафа, где лежал фонарик. Он нащупал его в складках сложенного рядом большого дождевика, но не взял. Не хотелось ходить по дому ночью. Ред не мог объяснить почему: он уж точно не боялся темноты и пустых комнат.
Каверли был не тем туманным и опасным местом, каким казался раньше, пока он не пожил тут. Поместье было весьма прозаическим; да, там были какие-то тайны, но вовсе не из тех, за которые убивают... Хотя кто знает... У Реда уже в руках была информация, которая могла погубить репутацию Найджела Торрингтона окончательно и бесповоротно, может быть, даже довести до тюрьмы: связь с Джеймсом Эллиотом. Но у Реда не было никаких доказательств, кроме сплетен, пересказываемых прислугой, и к тому же, другой пострадавшей стороной оказался бы Эллиот. Да, Ред жаждал мести, но не такой, чтобы она навредила непричастным.
Да, не стоило идти на третий этаж ночью, завтра будет целый день, и комната, если она существует, никуда за полдня не денется. Ред вернулся в кровать. Теперь ход его мыслей сменился. Он думал об Эллиоте и сэре Найджеле. Интересно, каков этот Эллиот? Сколько ему лет? Как он носит волосы? Есть ли у него усы, как у Мура? Наверное, нет.
А сам Арден? Как он к этому относится? Ред разыскал нескольких человек, которые учились вместе с ним в Роттсли. Мало кто захотел делиться воспоминаниями, но все сказали, что Арден держался в стороне и ни с кем не водил дружбы. Ред пробовал намекнуть, не было ли у него другого рода привязанностей, но все качали головами: в те годы это вообще не приветствовалось — сексуальные связи среди мальчиков были подобны поветриям: они то входили в моду, то начинали считаться вещью постыдной, — и даже если за симпатичным Арденом кто-то начинал осторожно ухаживать, он очень резко отказывал.