Второе «либо» ни ему, ни ей не нравилось. Если люди из секты узнали про подставу с охранником и поняли, что их пытаются выследить, то это могло еще больше осложнить и без того почти уже отчаянное положение Кристиана. Джоанна отошла и устало села на стоящий у стены диван.
- Третий день на исходе, а мы все там же… – только она знала, каких усилий ей стоит держать себя в руках. Потому что нельзя расклеиваться, потому что сын смотрит, потому что… Просто потому, что она не привыкла опускать руки, пока есть хоть малейший шанс.
- Разговор ничего не дал? – понял Леон, подойдя и садясь рядом с ней.
- Я не узнала ничего нового, кроме того, что мне и так уже рассказал Кастильё-старший. – Джоанна откинулась на спинку. – Я надеялась, что они хоть что-то скажут, что может помочь понять, где искать секту, но… Даже те, кого родным удалось вырвать из секты, не могли ничего конкретного рассказать. Наркотик полностью менял их сознание, и все они закончили свою жизнь в психушке. И все твердили одно и тоже – каждый раз это была церковь.
- Я разговаривал с ребятами Оливье, их поиски пока не дали никакого результата.
- Господи! – Джоанна сжала руки в кулаки и уткнулась в них лбом. – Чтобы проверить все церкви просто в пределах хотя бы пригородов, надо несколько дней! А то и неделю! А у нас осталось два дня! Два!
Она вскочила и подошла к окну. Пока никто не видит… хотя бы на несколько секунд…
- Джо… – Леон остановился за ее спиной, робко, несмело положил руки на вздрагивающие плечи.
- Я в порядке, – она повернулась к нему. – Надо понять, что нам делать. Фактически у нас только завтрашний день. Все испытания Анако проводит по вечерам, что-то вроде ритуала. Значит, если считать, что первые три Кристиан выдержал, завтра он еще будет жив. А вот когда жертвоприношение, мы не знаем.
- Если честно… – Леон вздохнул, прислонился затылком к стене, – я понятия не имею, что нам делать… Мы узнали про секту почти все, кроме главного.
- Ладно, – Джоанна отошла от окна и направилась к двери, – пора забирать Рона из школы. Заодно узнаем, может у него там снова появлялись агитаторы.
Леон молча кивнул и пошел за ней следом.
Он выдержал. Тонул, захлебывался, хрипел.
Он выдержал. Боролся, рвал ремни, пытался скинуть с лица платок.
Он выдержал. Потому что все это безумие перекрывалось ее: «Прошу тебя… Держись…»
Его приволокли на чердак, снова считал ступеньки, теперь уже коленями. Словно мешок, бросили на пол. Он был настолько без сил, что даже связывать не стали. Какое там бежать, просто пошевелиться вызывало жуткую боль. Да и куда бежать…
Шум в голове и в ушах не прекращался, из-за него он так и не смог уснуть. Да еще от ноющих всех мышц тела. Широкие полосы от ремней на руках, кровоподтеки от разорвавшихся под кожей сосудов.
Но он выдержал.
Ночь высвечивала полной луной дорожку на полу, он лежал и смотрел, как лунные зайчики играют на стенах. Наблюдая, как полоска света медленно смещается, понимал, что приближается оно – утро его четвертого дня. Последнее испытание, последняя надежда. На чудо…
Сжав зубы, попробовал перевернуться, преодолевая боль, смог. Смотрел в потолок на светлеющее небо. Если бы была хоть малейшая зацепка, Леон с ребятами уже были бы здесь. Значит… Впрочем, если Анако задумал что-то глобальное, он наверняка побеспокоился о безопасности. Найди иголку в Париже… Жизни не хватит.
Дверь скрипнула, Кристиан даже не повернулся. Тихие шаги, что-то поставили рядом, снова шаги. Хлопнула дверь. Повернув голову, увидел поднос с хлебом и водой. На удивление, съел с аппетитом. Сутки без еды, высосавшее все остатки его энергии вчерашнее испытание сильно ослабили его. А силы нужны. Два дня. Еще два дня. Выстоять. Выдержать.
Отодвинув поднос, прислонился к стене. Впервые без связанных рук смог принять более-менее удобное положение. В датах и днях недели запутался, время отмерялось обратным отсчетом. Что ж, по крайней мере он сделает все для того, чтобы, победив его тело, Анако не смог одолеть его волю.
Заскрежетавший засов нарушил его короткую идиллию. Спокойный взгляд в сторону двери. Кристиан медленно поднялся навстречу вошедшему «балахону», без слов поняв его жест, повернулся спиной, протянул назад руки. Веревка привычно врезалась в запястья. «Балахон» толкнул его в сторону двери. Вроде не вечер…
Но в этот раз, хоть и спустились к дверям зала, но прошли мимо них. Еще одна лестница дальше вниз. Узкая дверь, полумрак подвала. Холод ударил в лицо, окутал обнаженный торс, как бывает, когда открываешь холодильник. «Балахон» втолкнул Кристиана внутрь. За спиной послышались еще шаги.
«Балахон» положил его на песчаный пол подвала, держал, прижав коленом, пока за его спиной что-то происходило. Что – Кристиан не знал, тихие шуршащие звуки ни о чем не говорили. А вот вдруг стянувшая локти веревка более чем. Не сдержавшись, тихонько взвыл, когда через эту вторую веревку протянули еще одну и за локти подтянули руки вверх, чуть не вывернув из плеч. Ноги связали в лодыжках и коленях. Проверив прочность и натяжение веревок, «балахон» поднялся и вышел.
У Кристиана было два варианта. Либо поднимать голову, приподнимая грудь над полом, тогда натяжение рук ослабевало, боль немного утихала и суставы не выворачивало. Но быть в таком положении долго он не мог, ноги начинали дрожать от напряжения. Приходилось давать им отдых, опуская тело на пол, но тогда руки вновь вздергивало вверх, плечевые суставы скрипели, как несмазанная телега. В довершение всего Кристиан почувствовал, что начинает замерзать. Одни лишь брюки мало согревали его.
В какой-то момент, не выдержав напряжения, слишком резко опустился на пол, руки вывернуло так, что от пронзившей тело боли потерял сознание. А может, кто-то там наверху сжалился и решил дать ему отдохнуть…
Рон лежал и смотрел в окно на светлеющее небо. Если бы была хоть малейшая зацепка… Леон и мама уже нашли бы отца. Он видел ее осунувшееся лицо, видел синяки под глазами Леона, знал, что с момента похищения отца они не спали нормально ни одной ночи. Как и он. Просто не говорил. Просто делал вид, что спит, когда мама заглядывала к нему. А он, убедившись, что она ушла, тихонько вылезал из кровати, неслышно спускался вниз и стоял под дверью кабинета, прислушиваясь к их разговорам.
Слышал и про испытания, и про наркотики, и про жертвоприношение. В одну из ночей, в момент очередной полудремы ему приснились огромные дубовые двери, открыв которые, он оказался в круглом зале. Там никого не было и только впереди в самой глубине стоял огромный крест. И вдруг он понял, что тело на кресте шевелится, там живой человек. Медленно подойдя ближе, он замер, потому что это был… отец. Он бросился вперед к нему, но вдруг словно из-под земли перед ним встали две фигуры в серых балахонах, они держали его. Он пытался вырваться, видел, как третий «балахон» подошел к отцу. Тот поднял голову и, заметив его, вздрогнул.
- Нет… – прошептал он, когда в одной руке «балахона» увидел огромный гвоздь, а в другой молоток.
- Нет! – крикнул, вырываясь, когда тот поднес гвоздь к руке отца и замахнулся молотком.
- Нет!!!
Он проснулся в холодном поту, сел в кровати, взял с тумбочки фотографию отца и, прижав к груди, до утра пытался успокоить охватившую его дрожь.
Он переживал эти дни и ночи вместе с мамой, Леоном.
Вместе с отцом.
Вот и сейчас он лежал и думал, о том, что сегодня уже четвертый день. Он знал, что отец сильный, что многое уже пережил, прошел. А потому верил, что он справится, потому что они ищут его. И будут искать до последнего.
Вчера он весь день в школе гипнотизировал часы на уроках в ожидании перемен, чтобы выскочить во двор и высматривать тех парней из секты. Но их не было. Перед этим больше недели они мелькали каждый день, а сейчас, когда они так нужны! Их не было…
Услышав за дверью шум, Рон бросил взгляд на часы. Без десяти шесть. Значит, мама опять не спала… С трудом выждав до семи часов, на которые у него стоял будильник, Рон вылез из кровати. Быстро приняв душ, спустился вниз. Что бы ни происходило, а завтрак для него всегда уже был готов к этому моменту.
- Привет, милый… – мама подошла и поцеловала его макушку.
Сколько же боли в ее глазах. Как же он хочет сказать ей, что все будет хорошо, что отец вернется! Но впервые за всю жизнь сложилась ситуация, когда они не смогли быстро решить проблему. Три дня безрезультатных попыток.
Появившийся на кухне Леон выглядел еще хуже. Мама посмотрела на него и покачала головой.
- Я отвезу Рона в школу и вернусь, – повернулась она к нему. Леон кивнул и присев за стол, устало потер глаза. – А ты сейчас пойдешь и поспишь. Иначе! – прервала она его, готового возразить, – ты не сможешь нормально соображать. А у нас впереди два самых тяжелых дня! – Уже не стесняясь, не выбирая слов, она говорила так, что ее голос звенел все громче с каждым словом. – Два дня, чтобы найти его! Мне нужна твоя светлая голова, твой ум!
Казалось, зазвенела музыка ветра над дверьми. В воцарившейся тишине Рон боялся даже повернуть ложку в тарелке с хлопьями. Леон поднял на маму голову, вдруг кивнул и вылез из-за стола.
- Я за рюкзаком. Я быстро…
Рон вылез следом за ним, выходя из кухни, спиной услышал, как всхлипнула мама. Пока одна, пока никто не видит. Сглотнув комок в горле, вбежал по лестнице. Взяв с кровати рюкзак, задержался около тумбочки, присев на корточки, поправил фотографию отца.
- Пожалуйста… держись…
Месье Лорк, преподаватель химии, удивленно посмотрел на него. Химия была его любимым предметом, но уже второй день подряд он был рассеян, отвечал невпопад. А сегодня провалил свой любимый опыт. Но месье Лорк, словно чувствуя что-то, ругать не стал.
- Иди на место, Рон. Попробуем в следующий раз.
Ребята из класса лишь молча проводили его взглядами. Все знали, кто его отец, да, впрочем, в их школе все были детьми непростых родителей. А потому, наверное, подумали, что тот снова попал в какую-то переделку. Но спрашивать у Рона никто не решался.
На перемене, вместо обеда, он вышел на задний двор и уселся в тени старых платанов. Захотелось просто посидеть в тишине и одиночестве. Смотря сквозь решетки забора на гуляющих людей, он думал о том, что кто-то смеется, ест мороженое возле фонтанов, ловит последние теплые деньки, загорая прямо на газонах. А отец… Где он, что с ним…
Вдруг Рон замер, увидев, как чуть поодаль остановился фургон, который он уже не раз видел здесь на прошлой неделе. Сердце замерло. Ребята из секты вернулись… Спрятавшись в самую тень, Рон тут же убедился в своих предположениях, когда из фургона вышел парень. Тот самый, что пытался подкатить к нему. Судя по его поведению, во двор он заходить не собирался, а явно кого-то ждал. И действительно, почти тут же к нему подошел один из учеников, они немного отошли в сторону.
Не думая о том, что будет делать дальше, просто используя подвернувшийся случай и не желая упускать момент, Рон рванул к забору, быстро взобравшись, опять же спасибо платанам, перемахнул через него. Дверь фургона успел захлопнуть за мгновение до того, как послышались голоса. Приближаясь все ближе и ближе, они, наконец, зазвучали прямо за дверью. Оглянувшись, Рон увидел какой-то брезент в углу, быстро забрался под него. Сердце выстукивало дробь не хуже отцовских барабанов, когда он услышал, как хлопнула водительская дверь, и фургон тронулся с места.
Ехали чуть больше часа, Рон специально посмотрел на часы. Несколько раз вставали в пробках. Значит, если ехать по свободной дороге… Черт, получается, что все это время отец был где-то совсем рядом, в пределах Парижа, уж точно!
Когда они остановились, Рон сидел под брезентом, не шевелясь, пока парень что-то доставал из фургона. Наконец, дверь захлопнулась, шаги постепенно стихли. Рон осторожно вылез из укрытия. Дверь фургона оказалась не заперта. Может, провидение все же повернулось к ним лицом, и это добрый знак?
Рон осторожно вылез и осмотрелся по сторонам. Этот район Парижа был ему незнаком. Фургон стоял возле забора, за которым среди густых платанов и вишен были видны очертания церкви. Рон перелез через забор, пробраться сквозь заросли стоило немалых усилий. Наконец, он вышел на небольшую, заросшую густой травой лужайку. Открывшаяся ему картина идеально подходила для иллюстрации сцены какого-нибудь фильма ужасов. Мрачный вид здания спугнул бы кого угодно, только не Рона. Он чувствовал, что он сейчас, как никогда, близок к отцу.
Рон потянулся к телефону, чтобы сделать несколько фотографий и отослать их матери. Но тут центральная дверь заскрипела. Отступать Рон не собрался, а потому шмыгнул вбок, под кронами деревьев быстро добежал до какой-то двери. Она оказалась не заперта, и, прежде, чем из центрального входа вышли, Рон успел прошмыгнуть внутрь здания.
Какое-то время привыкал к темноте, заодно пытался успокоить колотящееся сердце. Шпионские гены не пропьешь, первым делом перевел телефон на виброрежим, заодно убедившись, что в церкви он не ловит. Ну, по крайней мере там, где он сейчас находился. А находился он в конце длинного темного коридора. Понимая, что рискует быть обнаруженным, если останется здесь, Рон быстро, но тихо, преодолел коридор. И очень вовремя, потому что, едва он достиг конца коридора, как на лестнице, идущей сверху, послышались голоса. Быстро нырнув под лестницу, Рон замер.
- Через полчаса как обычно в зал. Все уже готово.
- Хорошо.
Сердце продолжало бешено стучать. Какой зал? Что готово? Рон осторожно выглянул, никого не было. Быстро поднявшись по лестнице, мелкими перебежками пытался найти хоть что-то, напоминающее вход в зал. Но вместо этого, проплутав все по одному и тому же этажу, несколько раз поблагодарив Бога, что ни на кого не наткнулся, Рон вдруг вышел к какой-то двери, за которой слышался легкий гул. Осторожно приоткрыв дверь, заглянул за нее. И понял, что оказался на галерее, находящейся над огромным залом, очень похожим на тот, что он видел во сне.
За спиной послышались шаги. Рон быстро прошмыгнул в дверь, слившись со стеной, замер, наблюдая за происходящим внизу. Огромная дубовая дверь в зал вдруг открылась.
Соленый вкус крови на прикушенных губах. Чтобы сдержать крик. Отец…
Кристиан не знал, сколько времени он был без сознания, в себя пришел от холода. Губы окоченели, зубы откровенно стучали друг об друга. Они решили его заморозить здесь? Анако вроде упоминал испытание огнем.
Едва Кристиан подумал об этом, как дверь заскрипела. Тихие шаги приблизились к нему и, как он не готовился, а не смог сдержать вскрик, когда перерезали веревку, на которой он был подвешен, и он упал на пол. Острая боль пронзила все тело от плеч и вниз, заставив даже забыть о холоде.
Прийти в себя не дали, подняв на ноги, почти поволокли, потому что идти сам не мог, ноги не слушались, замерзнув до такой степени, что отказывались двигаться. В этот раз маршрут был немного другой, но Кристиан знал, что приведет он все туда же. Двери привычно распахнулись перед ним. Жар от горящих факелов обдал окоченевшее тело.
Он сразу увидел место сегодняшнего испытания – прямоугольное возвышение прямо в центре круга, – правда, не мог понять, как оно может быть связано с испытанием огнем. И в чем вообще может заключаться такое испытание.
- Сегодня решающий день…
Кристиан поднял глаза на голос. Анако медленно подошел к нему.
- Решающее, последнее испытание. Воздух, землю и воду ты одолел. Остался огонь. Он начало и конец всего в этом мире, всего живого и неживого. Он причина и следствие. Он – все… Он везде. И вокруг нас и… внутри…
При последнем слове Анако Кристиана схватили за руки и потащили к возвышению. Он даже не сопротивлялся. И сил не было, и смысла не видел.
- Я смотрю, ты немного замерз, – усмехнулся Анако, – ничего, сейчас согреешься.
Вдруг, откуда не возьмись, появились широкие кожаные ремни, которыми четыре «балахона» резво закрепили руки и ноги Кристиана. Не собираются же они сжечь его тут… Кристиан старался успокоить дыхание, успокоить заколотившееся в груди сердце.
- Заодно проверим, – совсем рядом с ним зазвучал голос Анако, тихо, так, что его мог слышать только Кристиан, – насколько хорош наш новый рецепт согревающего зелья.