Прием у Сталина
Весной 1939 года ученого секретаря Института экономики Академии наук СССР Андрея Андреевича Громыко вызвали в комиссию ЦК партии, которая набирала кадры для наркомата иностранных дел. Вакансий образовалось много. Прежних сотрудников или посадили, или уволили. Комиссии понравилось, что молодой экономист Громыко – партийный человек, из провинции, можно сказать, от сохи, а читает по-английски. Знание иностранного языка было еще редкостью.
В наркомате его оформили ответственным референтом – это примерно равняется нынешнему рангу советника. Но уже через несколько дней поставили заведовать американским отделом. Высокое назначение его нисколько не смутило. Отдел США не был ведущим, как сейчас. Главными считались европейские подразделения.
Громыко несказанно повезло. Репрессии расчистили ему стартовую площадку. Через несколько месяцев его вызвали к Сталину, что было фантастической редкостью. Даже среди полпредов лишь немногие имели счастье лицезреть генерального секретаря. В кабинете вождя присутствовал недавно назначенный наркомом иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов. Он, собственно, и устроил смотрины – показывал Сталину понравившегося ему новичка.
– Товарищ Громыко, имеется в виду послать вас на работу в наше полпредство в Америке в качестве советника, – порадовал молодого дипломата Сталин. – В каких вы отношениях с английским языком?
– Веду с ним борьбу и, кажется, постепенно одолеваю, – осторожно доложил будущий министр, – хотя процесс изучения сложный, особенно когда отсутствует необходимая разговорная практика.
Вождь дал ему ценный совет:
– Когда приедете в Америку, почему бы вам временами не захаживать в американские церкви, соборы и не слушать проповеди церковных пастырей? Они ведь говорят четко на английском языке. И дикция у них хорошая. Недаром русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу совершенствования знаний иностранного языка.
В октябре 1939 года Громыко отправился в Вашингтон. Много позже Молотов рассказывал:
– Я Громыко поставил – очень молодой и неопытный дипломат, но честный. Мы знали, что этот не подведет.
В один из дней, слушая по радио последние новости, Андрей Андреевич узнал, что Джозеф Кеннеди покинул дипломатическую службу.
Президент Франклин Делано Рузвельт долго не хотел ссориться со своим послом в Лондоне, который оставался влиятельной фигурой в американском обществе. Президент боролся за переизбрание и нуждался в поддержке всех и каждого, кто мог быть на его стороне. Но Джозеф Кеннеди перебрал. Он говорил журналистам:
– Я буду делать все, чтобы наша страна не вовлеклась в войну.
Кеннеди настаивал на том, что демократии и диктатуры должны жить в едином мире, нравится это кому-то или нет.
Голливудским магнатам он внушал:
– Англия уже потерпела поражение. Перестаньте делать фильмы, которые оскорбляют диктаторов.
Иначе говоря, не трогайте Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини. Не раздражайте сильных мира сего… Президент вызвал посла в Белый дом. Неприятный разговор продолжался десять минут. После чего президент попросил Кеннеди уйти.
Элеонора Рузвельт нашла мужа в бешенстве:
– Я не желаю видеть этого сукиного сына! Возьми у него заявление об отставке и выпроводи из Белого дома.
Политическая карьера Джозефа Кеннеди завершилась. Теперь он будет ждать, когда успех придет к его детям…
Летом в Вашингтоне жарко. В выходной день советские дипломаты устремлялись к воде. Громыко не раздевался и на пляже. Скидывал пиджак, но сидел в брюках и рубашке с галстуком. Боялся американских журналистов: останешься в одних трусах – мигом сфотографируют и выставят в смешном свете.
Однажды на пляже семья Громыко – Андрей Андреевич, его жена Лидия Дмитриевна и сын Анатолий – обратили внимание на компанию спортивных молодых людей. Один из советских дипломатов – Валентин Михайлович Рожков пояснил:
– Между прочим, это дети Джозефа Кеннеди, который только что перестал быть послом в Лондоне.
Лидия Дмитриевна наставительно заметила сыну:
– Посмотри, какие крепкие ребята. Заниматься спортом – полезно. Я тебе об этом каждый день говорю.
Когда Анатолий, послушавшись матери, пошел плавать, Рожков слегка улыбнулся:
– Я несколько раз встречал детей Джозефа Кеннеди. Старший, которого назвали в честь отца, крепкий парень. А средний из сыновей, Джон Кеннеди, болезненный юноша.
Здоровье Джона Кеннеди с детства вызывало тревогу. Он был из тех детей, к которым липнет всякая зараза. Он будил мать по ночам своим плачем. Часто простужался, подхватывал то грипп, то скарлатину.
Роберт Кеннеди считал, что внутри старшего брата сидит какая-то зараза:
– Если комар укусит Джека, то и комар сдохнет.
Однажды одноклассников предупредили, что Джек умирает и им надо молиться за него. Но он выкарабкался.
Он постоянно принимал лекарства, лежал в клиниках. При этом его учили не обращать внимания на собственное нездоровье. Жаловаться в принципе не разрешалось.
Отец внушал детям:
– У нас не плачут. Нам неудачники не нужны. В нашей семье мы хотим видеть только победителей.
– Нас учили не сдаваться, – рассказывал самый младший из братьев Эдвард Кеннеди, – что бы ни случилось, держаться до последнего – сколько хватит сил, воли и надежды.
Джек так много времени проводил в постели, что пристрастился к чтению. Единственный в семье. Он стал ироничным, мог посмеяться и над собой. Писал из больницы: «Вчера мне удалось заглянуть в мою историю болезни, и я понял, что врачи мысленно уже снимают с меня мерку для гроба».
– Джек любил верховую езду, – вспоминал Эдвард Кеннеди, – но по возвращении у него случались приступы астмы, из чего он сделал вывод, что у него аллергия на лошадей.
И что же?
Он продолжал кататься, не позволяя недугу взять над собой верх.
И так всю жизнь. До самой смерти.
Медаль лейтенанта Кеннеди
Когда в декабре 1941 года японские торпедоносцы атаковали американский флот в Пёрл-Харборе и началась война на Тихом океане, Джозеф Кеннеди-младший, старший сын недавнего американского посла в Лондоне, оставил Гарвардскую юридическую школу, чтобы стать военным летчиком и защищать родину.
Джон Кеннеди хотел последовать его примеру. Но не прошел медицинскую комиссию. У него диагностировали язву двенадцатиперстной кишки, колит, воспаление толстой кишки. Постоянные боли в спине означали, что ему не место на военной службе. Но отец по-дружески обратился к адмиралу Алану Кирку, который прежде служил у него в посольстве в Лондоне военно-морским атташе, и флотские кадровики закрыли глаза на заключение комиссии. Удовлетворились справкой, выданной домашним врачом. Джона взяли в военно-морскую разведку.
В Вашингтоне его сестра Кэтлин познакомила брата с двадцативосьмилетней журналисткой Ингой Арвад, красивой блондинкой родом из Дании. Когда она работала в нацистском Берлине, то пустила в ход все свое обаяние и получила интервью у Адольфа Гитлера, а также у второго человека в рейхе Германа Геринга и министра пропаганды Йозефа Геббельса. На Олимпийских играх 1936 года ее сфотографировали вместе с Гитлером.
В Вашингтоне у нее было море поклонников. Но Ингу поразил юный Кеннеди. Она знала толк в мужчинах и разглядела в нем амбиции и таланты, которые он искусно маскировал иронической улыбкой. А его восхитила яркая, умная, опытная женщина, искушенная и европейски изощренная. Обычно его страсть угасала, едва он удовлетворял желание. С ней он не хотел расставаться.
– С тобой мне не надо притворяться и что-то изображать из себя, – признался он Инге Арвад. – Ты меня слишком хорошо чувствуешь.
Роман разрушила война. После нападения японцев на американский флот в Пёрл-Харборе, как это всегда бывает, началась охота на шпионов. Иностранцы попали под подозрение. Пошли разговоры о том, что приехавшая из нацистской Германии Инга Арвад работает на Берлин. Военноморская разведка всерьез проверяла, не использует ли она свою яхту «Южный крест» для того, чтобы заправлять немецкие подводные лодки, которые дежурят у американских берегов. Агенты Федерального бюро расследований, занимавшиеся контрразведкой, прослушивали ее телефонные разговоры.
Под подозрение попал и ее любовник – молодой флотский офицер Джон Кеннеди. Тут уж вмешался его отец. В разговоры о шпионстве Инги он не верил. Но исходил из того, что датская журналистка – в любом случае не пара его сыну. Она старше. Дважды была замужем. Не знает, что такое супружеская верность.
Старший Кеннеди обратился к военно-морскому министру Джеймсу Форрестолу. На следующий день лейтенант Джон Кеннеди получил предписание о переводе из Вашингтона на военно-морскую базу в Чарлстоун, штат Южная Каролина.
А он не желал расставаться с любимой женщиной! Они провели выходные в гостинице, где в номере № 123 Инга зарегистрировалась под чужим именем. За парочкой следили и ФБР, и военно-морская разведка. В гостиничном номере установили подслушивающие устройства. Отвечавший за операцию специальный агент ФБР учился с Кеннеди в Гарварде. Вернувшись домой, он признался жене:
– Знаешь, кого я сегодня подслушивал? Джона Фицджералда Кеннеди!
Джек был по-настоящему влюблен. Возможно, в первый и последний раз в жизни. Но Инга рассталась с ним. Для нее роман с молодым человеком не имел перспективы. Эта история сильно на него подействовала. Больше ни одна женщина не завоюет его сердце. Им будет принадлежать его тело, но не душа. И ни с одной он не будет откровенен.
Инга Арвад не была шпионкой. В марте 1945 года Федеральное бюро расследований прекратило ее дело. В последний раз они с Кеннеди встретились в ноябре 1946 года в Нью-Йорке. Через три месяца она вышла замуж за бывшего актера Тима Маккоя и уехала с ним в штат Аризона. Через шесть месяцев родила сына. Спустя двадцать лет мать призналась ему:
– Я была беременна, когда выходила замуж за Тима Маккоя. И я не знаю, кто твой отец – он или Джон Кеннеди. Действительно не знаю.
Боли в спине заставили Джона Кеннеди лечь в клинику. Ему рекомендовали операцию на позвоночнике. Он отказался и был отправлен на Тихий океан. 29 сентября 1942 года он написал благодарственное письмо другу семьи – драматургу Клэр Бут Люс. Она прислала ему счастливую монетку, принадлежавшую ее матери. Он ответил: «Удача – товар, который нынче пользуется большим спросом». Удача ему понадобится.
Лейтенант Кеннеди получил под командование торпедный катер РТ-109.
Ночью 2 августа 1943 года японский эсминец «Амагири» направлялся на Соломоновы острова, чтобы доставить туда пополнение. В темноте эсминец протаранил американский торпедный катер, практически разрезав его пополам. На другом патрульном катере, увидев, что произошло, решили, что РТ-109 конец и его экипаж пошел ко дну.
Машинное отделение развалилось, топливо разлилось и вспыхнуло. Двое моряков погибли. Нескольких смыло за борт. Командир катера вновь и вновь нырял, чтобы их спасти. Он наглотался разлившегося по поверхности ядовитого топлива, но троих вытащил. Двенадцать часов моряки держались за разрушенный корпус, пока командир не принял решение покинуть катер. Оставшиеся в живых проплыли четыре мили до ближайшего кораллового атолла. Командир катера плыл, зажав в зубах нейлоновый шнур, и тащил за собой плот с тяжело раненным мотористом.
Джозефу Кеннеди сообщили, что его сын пропал без вести. Но он, крепкий орешек, ни слова не сказал жене. Через несколько дней флотское командование пришло к выводу, что экипаж катера точно погиб. Военно-морской священник отслужил панихиду…
На атолле Науро не было пресной воды. Командир катера поплыл к другому островку. Там он обнаружил кокосовые орехи и брошенный транспортный корабль. Нашлись канистры с питьевой водой, аптечка и консервы. Что смог, он прихватил с собой и поплыл назад. И проделывал это несколько раз, чтобы поддержать своих моряков.
9 августа его заметили полинезийцы, ловившие рыбу. Они отвезли на остров, занятый войсками союзников, скорлупу кокосового ореха, на которой командир катера нацарапал: «Науро. Одиннадцать живы. Кеннеди».
Моряки были спасены.
Кеннеди отправили в госпиталь. Его ждала операция на позвоночнике. Почти через год он получил медаль за мужество. В наградном листе лейтенанта Джона Фицджералда Кеннеди записано: «Действовал в соответствии с лучшими флотскими традициями ответственности и заботы о людях».
О подвиге молодого офицера написали в газетах, и Джон Кеннеди стал известен всей стране. 1 марта 1945 года его демобилизовали, признав негодным к несению военной службы вследствие «травмы, полученной во время выполнения боевого задания».
Прием у Громыко
Прием в советском посольстве в Вашингтоне был в полном разгаре. На большом экране демонстрировали советскую военную хронику. Посол Громыко и военный атташе подошли к группе американских военных. Те угощались армянским коньяком.
– Господа, надеюсь, я не заставил вас ждать слишком долго? – осведомился Андрей Андреевич.
– Ожидание было приятным, – ответил старший из гостей, поставив на столик пустой бокал. – Что вы нам скажете, господин посол? Что ответила Москва? Может, ответ таков, что и нет смысла занимать ваше время?
– Господа, – начал Громыко, не обращая внимания на задиристый тон генерала, – нам с военным атташе поручено сообщить вам, что Ставка Верховного Главнокомандования Красной армии откликнулась на вашу просьбу. Верные своему союзническому долгу, части Красной армии начнут наступление через десять часов. Из-за разницы во времени вы здесь будете спать, когда наши бойцы атакуют немцев, чтобы помочь попавшим в беду американским солдатам.
– Господин посол, лучшей новости и представить себе невозможно! – произнес старший из американских генералов.
Советский военный атташе предложил:
– Пройдемте ко мне, господа, и я посвящу вас в детали, чтобы мы могли координировать наши действия.
Старший из американских военных крепко пожал руку Громыко и последовал за военным атташе. Второй поступил так же. Третий, адмирал, задержал руку Громыко в своей:
– Мы благодарны за решение вашего командования начать наступление и помочь нашим частям, попавшим в беду. Мы понимаем, что такое фронтовое братство. Младший сын моих близких друзей сражался на Тихом океане. Его катер японцы пустили ко дну. Но его спасли. Кстати, вы наверняка знаете его отца, Джозефа Кеннеди. Он ваш коллега, служил послом в Лондоне…
К Громыко подошел помощник – Валентин Михайлович Рожков, молодой человек с шапкой вьющихся темно-русых волос:
– Андрей Андреевич, государственный секретарь уходит. Сказать, чтобы в зал принесли еще икры и шампанского?
– Побережем запасы. Не тот случай. Я его провожу.
Государственный секретарь Соединенных Штатов куртуазно поцеловал руку жене советского посла.
– Ваша кухня, как всегда, выше всяких похвал. Но, к сожалению, я должен вернуться к делам. Военное время. Мы обязаны находиться на боевом посту.
Он повернулся к Громыко:
– Не оставляйте ваших гостей.
Посол настоял:
– Я провожу вас. Мы дорожим вашим обществом.
Спускаясь по лестнице, государственный секретарь сказал:
– Я хочу передать вам слова президента Рузвельта. Передайте их в Москву. Красная армия получит все, что вам необходимо. План поставок по ленд-лизу и впредь будет выполняться неукоснительно. Но!..
Он поднял указательный палец.
– Забудьте идею с принятием в Организацию Объединенных Наций, которую мы сейчас создаем, всех ваших республик. Поверьте, это неисполнимо. Нас никто не поймет. Не ставьте под угрозу наше сотрудничество в борьбе с общим врагом. Сейчас, когда мы с двух сторон атакуем Гитлера, зачем ставить заведомо разъединяющие нас вопросы?
Проводив государственного секретаря, Громыко пошел в сторону своей квартиры. Подошел к лифту, но не смог в него сесть. Сотрудники посольства – все в мыле – таскали огромные чемоданы.
– Что тут происходит? – недовольно поинтересовался Громыко.
– Это багаж Андрея Януарьевича, – почтительно произнес человек с двумя чемоданами.
– Где посол? – В коридоре появился первый заместитель наркома иностранных дел Андрей Януарьевич Вышинский, как обычно чем-то недовольный.