В 1911 году вместе с друзьями они организуют кружок учащихся городского четырехклассного училища, для того чтобы получить «более подробное понятие о всех окружающих предметах», а также, как было сказано в рукописном журнале: «Так как мы все плохо владеем русским языком, нам нужно при спорах развить свой язык. Особенно нам важен спор, спор литературный и политический». Из воспоминаний Ойунского: «Зимой 1911 года якутская молодежь, учащаяся в городе Якутске, тайно организовала кружок. В организации кружка работали мы с Николаем Денисовичем Неустроевым. С 1912 года кружок наш стал увеличиваться, и в марте 1917 года в кружке было более 70 членов».
В Якутске среди интеллигенции и учащейся молодежи сложилась благодатная почва для дискуссий. Известно, что молодые люди выпускали два рукописных журнала – «Юность» в 1911–1914 годах и «Сырдык» в 1917–1920 годах. В сохранившемся пятом номере рукописного журнала «Юность» за 1914 год читаем: «В журнале могут быть помещаемы сочинения, заметки, критика и стихи. Вообще литературные и политические произведения, сочиненные только самими участниками». Этот номер редактировал Николай Неустроев.
В этом номере нам интересна статья Платона Слепцова «Слово о жизни демократов и аристократов», где он ярко обрисовал разделение общества на эксплуататоров и эксплуатируемых, протестуя против социального гнета. Он писал: «Если он (бедняк. – О.С.) не уплотит подать, то отнимут у него корову или быка… Если сломить его слабую энергию – и он умирает. Дети его пойдут в рабы и тоже умрут… Богатые люди, нежели спасти этих бедняков от гибели, скажут им: «Вы – суть животные» – и выгонят прочь. А между тем богатые и образованные… сидят на шее этих изнуренных братьев, погибающих миллионами в ужасных страданиях, в недостатках питания, всасывают труды темных людей, как паразиты… Нет, друзья, это ужасно! Бесчеловечно. Так жить нельзя! Это ад, в котором погибает жизнь…» Каждое слово здесь дышит сочувствием к обездоленным и угнетенным, стремлением защитить их, прийти к ним на выручку.
Кто же состоял в редакции журнала? Впоследствии их имена упоминает Николай Денисович Неустроев в своих воспоминаниях: «Активными работниками нашего органа были Ойунский, который тогда же начал писать стихи (в первое время по-русски) под псевдонимом Жехсорусцова и Ойунского, Аммосов М.К., Афанасьев П.В., Винокуров П.А.». Мы также знаем из воспоминаний самого Ойунского, что их кружок распадался несколько раз, чтобы потом опять соединиться. Видимо, часть молодежи, которая не была согласна с позицией социал-демократов по вопросу революционных событий, собиралась отдельно и начала в 1917 году выпускать свой журнал под названием «Сырдык», что в переводе означает «Свет».
Чудом сохранившиеся в семье учительницы Людмилы Молчановой экземпляры журнала «Сырдык» были найдены и описаны в 2007–2014 годах школьниками Намской средней школы № 2. Всего с 1917 по 1920 год было выпущено 17 номеров. Журнал «Сырдык» выпускали, как указано в одном из номеров, Андросов Григорий, Андросов Николай, Афанасьев Петр Васильевич, Афанасьев Петр Петрович, Борисов Василий, Васильева Агафья, Григорьева Анна, Давыдова Вера, Константинов Михаил, Митрофанов Семен, Рязанский Асклипиодот, Оросин Петр, Осипов Данил, Данилов Иван, Тихонов Дмитрий, Яковлева Александра, Санников Дмитрий, Санников Петр, Соколова Екатерина, Егоров Василий, Сидоров Иван, Федотов Петр, Хоютанов Егор, Слепцов Василий.
Интересно, что под тем же названием был выпущен сборник, который редактировал Асклипиодот Рязанский. Он родился в 1898 году в семье головы Амгинского улуса Афанасия Петровича Рязанского. В 1917–1918 годах учился в фельдшерском училище. В 1919 году служил секретарем у окружного комиссара А.Д. Широких. В 1922 году – секретарь Губземотдела. Впоследствии участвовал в работе ВЯОНУ, после разгрома отряда генерала А.Н. Пепеляева в 1923 году эмигрировал в Китай. Служил в мукденской торговой фирме, где вел переписку на английском языке. Проживал с семьей в Шанхае и Гонконге, сотрудничал с местными газетами, поддерживал связь с якутскими эмигрантами по всему миру. Последние годы жизни провел в далекой Австралии.
Практически все, кто был активным участником этих кружков, авторами статей и художественных произведений рукописных журналов, были участниками просветительских обществ 1917–1920-х годов, таких, как «Саха аймах», «Саха кэскилэ», «Саха омук». Многие из них сгорели в огне революции и Гражданской войны. Большинство из них, по воле жестокого века, не смогли раскрыть свой потенциал и реализовать талант, что в них был заложен с рождения, воплотить в жизнь свои мечты. Их смели революционная буря, классовая борьба, сталинские репрессии. Это была невосполнимая утрата для якутского народа, по данным переписи 1926 года, насчитывавшего всего 235 926 человек, или 82,7 процента населения Якутской АССР.
* * *
Якутск подарит Платону, мальчику из сельской глуши, друга на всю оставшуюся жизнь, соратника и единомышленника – Максима Кировича Аммосова. Они были похожи по своему характеру и темпераменту, оба были блестящими ораторами и организаторами. Яркий Максим – так назовут в народе Аммосова.
Максим, как и Платон, происходил из сельской многодетной семьи села Хатырык Намского улуса. Судьба распорядилась так, что они поступили в одно учебное заведение, жили на хлебах у одного хозяина. Мы можем только предполагать, сколько же было юношеских мечтаний, задушевных бесед, разговоров и споров о судьбе родного края и народа саха. Они вместе посещали первые молодежные кружки национальной интеллигенции, подпольные кружки ссыльных социал-демократов. Они и их друзья-соратники – Степан Аржаков, Исидор Барахов, Степан Васильев и многие другие – вышли из одной «шинели» – учительской семинарии.
В фондах Национального архива Якутии сохранилось свидетельство дружбы и заботы друг о друге Максима Аммосова и Платона Слепцова. Платон пишет прошение на имя директора семинарии: «Будучи не в состоянии купить себе шубу, не имея со своей стороны средства, кроме школьной стипендии, покорнейше прошу Вас, Ваше Высокородие, отпустить мне шубу. У меня нет собственной шубы, пока на время ношу шубу Аммосова Максима, – но на чужое добро надеяться нельзя, он возьмет, когда ему захочется. И потому надеюсь, что Педагогический Совет войдет в мое положение и поддержит мою просьбу. К сему Платон Слепцов. 1915 г. 7 декабря». На прошении стоит виза: «На шубу 13–50».
Максим будет поддерживать своего друга: когда тот в 1917 году уедет учиться в Томск, организует в том числе и оказание финансовой помощи. Вскоре революционные события разбросают их. Перед разлукой они обменялись фотографиями, на обороте своей Платон написал такие слова: «Друг Максим! Храни сей памятник нашей дружбы и помни ты светлые дни великой революции в Якутске, когда нас порицали в уголках старики, старухи, когда нас порицала либеральная буржуазия на съездах, на митингах, а бедный народ в боязливом ожидании ждал нашего слова, чтобы сбросить вековой гнет тойонатства, чтобы братски слиться между собою для защиты своего кровного труда. Помни, как мы с тобой дружно жили два года вместе, как мы лихорадочно работали во дни революции. Твой Платон. 12 мая 1917 г.».
Юный поэт-романтик посвятил своему другу одно из первых стихотворений, написанное в деревне Казанка в Томской области во время ссылки в 1919 году, «Не все ль равно?!»:
Вскоре, действительно, случилась разлука с родиной и судьба разбросала верных друзей по стране. После августа 1928 года Максим Аммосов работал в аппарате ЦК партии, стал слушателем теоретического отделения Аграрного института красной профессуры. В марте 1932 года был направлен в Казахстан, работал секретарем Западно-Казахстанского, Карагандинского, Северо-Казахстанского обкомов ВКП(б), а потом направлен в Киргизию, где становится первым руководителем Киргизской ССР. Максим оказался вдали от родины, но духовная связь между ними была крепка до конца их жизней, оборвавшихся в застенках НКВД.
На протяжении более чем полувека, после реабилитации их имен, они навсегда рядом – когда говорят о Платоне Ойунском, вспоминают Максима Аммосова и наоборот.
* * *
Одним из самых насущных вопросов в конце XIX – начале XX века для Якутской области был вопрос подготовки учителей из числа местных жителей. Вопрос ставили много раз, начиная с 1905 года. Комиссия Общества распространения просвещения подготовила проект устава семинарии, в котором было указано, что должны готовить учителей родного языка. В 1908 году съезд якутов восьми улусов также ходатайствовал об открытии учительского института (семинарии). В 1912 году к решению вопроса подключается инспектор народных училищ Якутской области 1-го района Василий Павлович Васильевский. Повторно он поставил этот вопрос 11 мая 1913 года.
В 1914 году тот же вопрос на I Всероссийском съезде по народному образованию поднимает Василий Никифоров-Кюлюмнюр. Как сообщает журнал «Ленские волны», он, как делегат съезда, принимает участие в работе «Инородческой комиссии», поставившей вопрос о борьбе за народный язык в школах и вынесшей резолюцию, что «нормальная постановка народного образования мыслима лишь при оздоровлении всего государственного организма», то есть что «борьба за родной язык в школе должна быть тесно связана с борьбой за демократизацию государственного строя». В. Никифоров выступил с докладом «О положении школьного дела якутов», в котором выдвинул вопрос о необходимости «вследствие ощущаемого в Якутской области недостатка учителей» учреждения «в г. Якутске учительской семинарии для якутов» и издания «за счет казны учебников для якутов». Комиссия, среди прочего, записывает в своем решении предложение о созыве областного Сибирского съезда по вопросу о народном образовании в Сибири. Вопрос не только был важен с точки зрения обеспечения школ подготовленными кадрами, но и в целом позволял решить вопросы культурного развития края.
Долгожданное решение было принято Министерством просвещения Российской империи 27 августа 1914 года. Главный инспектор училищ Восточной Сибири 12 сентября известил о том, что в Якутске разрешено открыть мужскую учительскую семинарию. Открытие состоялось в торжественной обстановке 16 сентября 1914 года. Был набран первый курс из тридцати одного слушателя. Так начала свою работу учительская семинария, первые выпускники которой оказались активными участниками революции и последовавших за ней событий. Среди первых поступивших был и Платон Слепцов. 21 сентября он сдает экзамен по арифметике и на следующий день согласно протоколу заседания Якутской учительской семинарии, как прошедший приемные испытания, становится учащимся Якутской учительской семинарии. Протокол подписан инспектором В.П. Васильевским (он стал директором семинарии), инспектором Якутского высшего начального училища Семеном Ивановичем Лысяком, законоучителем высшего начального училища священником Михаилом Никифоровым и наставником Якутской учительской семинарии Дмитрием Ивановичем Титовым. Как видно из сохранившихся документов, Платон 28 сентября подает прошение о переводе с педагогических курсов в семинарию, то есть изначально он был принят слушателем педагогических курсов и сдавал приемные испытания.
В следующем, 1915 году в семинарию поступили Максим Аммосов, Степан Аржаков, Исидор Иванов (Барахов), Степан Васильев, Михаил Ксенофонтов (Мегежекский) и другие, то есть целая плеяда молодых людей, которые всего через пять-шесть лет встанут во главе партии большевиков и придут к власти в области.
8 января 1915 года Платон Слепцов получил паспорт, дающий ему право на свободный выезд с места жительства в «разные города и селения Российской империи». Платон был готов выехать на учебу в другой город. 1 июня директор семинарии подписал отношение инспектору училищ Восточной Сибири о переводе на учебу в Иркутскую учительскую семинарию учащихся Петра Афанасьева и Платона Слепцова. В документе Васильевский, ссылаясь на протокол № 12 заседания Педагогического совета семинарии, покорнейше просит содействия в зачислении в Иркутскую семинарию «на казенные стипендии с высылкой на прогоны каждому по 50 руб.». Здесь же директор сообщает, что «молебен об окончании занятий был совершен 15 мая, после молебна всем воспитанникам семинарии было объявлено постановление педагогического совета о результатах годичных занятий». По совету директора Платон 31 июля возвратился после каникул в Якутск и провел целый месяц в напрасном ожидании телеграммы от главного инспектора народного образования Восточной Сибири. К сожалению, из-за волокиты о назначении стипендии Платон не смог выехать на учебу в Иркутск и продолжил занятия в Якутске.
При семинарии была организована так называемая «образцовая школа», в которой занятия вели семинаристы. В архиве Якутска сохранились протоколы обсуждений уроков, которые проводил Платон, и тех уроков его сокурсников, в обсуждении которых он участвовал. Имеются и планы-конспекты уроков (например, по русскому языку на тему «Доброе братство милее богатства»). Вот несколько примеров, характеризующих семинариста Слепцова, его требовательность к себе, прилежность и умение вести занятия с детьми.
Так, 20 октября 1916 года семинарист Платон Слепцов провел пробный урок (так называли педагогическую практику) по предмету «Русский язык». Критически оценив проведенное занятие, он признал, что неправильно распределил время занятий с отдельными группами и не достиг цели урока, из-за чего попросил «разрешить мне дать урок снова». 5 ноября 1916 года он провел пробный урок по предмету «Арифметика» и опять не совсем удачно, как следует из высказанного замечания учителя школы: «То, что хорошо на теории, не всегда удается на практике; так и вышло у Слепцова: конспект был составлен весьма хорошо, но сам урок прошел вяло и тихо».
15 декабря 1916 года. Предмет «Русский язык». Из протокола: [ «Лысяк Семен Иванович: «Дети, кажется, принимали пассивное участие, но благодаря умелому ведению урока Слепцовым они поняли то, что было прочитано практикантом. Метод давать уроки вполне не зависит от самого учителя; по методу Слепцова, пожалуй, другие не достигли бы цели урока. Выразительность чтения не во внешней стороне и выправке чтения, а в понимании читаемого детьми. Урок Слепцова достиг цели и признаю его вполне удовлетворительным уроком»].
27 января 1917 года Платон провел занятие по предмету «Закон Божий». Из протокола разбора: [ «Священник, отец Михаил Никифоров: «Четко, прочувствованно практикант читал молитву, чего не замечалось прежде, но много времени потрачено на изучение, – ученики и сами могли выучить… Урок признаю хорошим, хотя был мало «елеен», но в наше время чего очень трудно найти и то хорошо, что молитвы и рассказы священного события переданы прочувствованно и сознательно»].
Так Платон на практике учится и достигает мастерства учителя. Но к его огорчению, единственную отметку «удовлетворительно» по окончании семинарии он получил именно за «практические занятия в преподавании». Под влиянием популярной тогда среди якутов (и не только) идеи о просвещении народа Платон решил стать народным учителем. На это его решение, несомненно, повлиял пример его первого учителя Матвея Сивцева, открывшего школу на малой родине Платона в селе Черкёх. Платон Слепцов, будучи одним из самых талантливых ораторов революционных лет, мог бы стать очень хорошим учителем, но судьба готовила ему другое будущее…