Икарий вдруг резко обернулся.
– Нет, – сказал ягг. – Я ещё не готов уплыть, пересечь океан. Эта земля скрывает тайны – мои тайны, Маппо. Быть может, древность моих воспоминаний окажется нам на руку. Земли в моей памяти – это земли моего прошлого, и в них я могу обрести истину. Мы пойдём по этим древним дорогам.
Трелль кивнул:
– Тогда я сверну лагерь.
– Требур.
Маппо повернулся, подождал с нарастающим в душе ужасом.
Глаза Икария были теперь устремлены на трелля, вертикальные зрачки сузились в чёрные щёлки от яркого солнечного света.
– Я помню Требур. Я провёл много времени там, в Городе Куполов. Я что-то сделал. Что-то важное. – Ягг нахмурился. – Я сделал… что-то.
– Тогда нас ждёт тяжёлое странствие, – проговорил Маппо. – Три, может, даже четыре дня пути до Таласских гор. Ещё десять, по меньшей мере, чтобы добраться до течения реки Мерсин. Русло ушло от того места, где стоял древний Требур. Ещё день ходу на запад от реки, чтобы увидеть его развалины.
– А деревни или иные поселения на нашем пути будут?
Маппо покачал головой:
– Ныне эти оданы почти обезлюдели, Икарий. Изредка с Таласских гор спускаются племена ведаников, но не в это время года. Держи лук наготове – тут водятся антилопы, зайцы и дролиги.
– Значит, есть источники?
– И я их знаю, – сказал Маппо.
Икарий подошёл к своим вещам.
– Мы ведь уже это делали, да?
Да.
– Давно уже мы не ходили этой тропой.
Почти восемьдесят лет прошло. Но когда мы наткнулись на руины в прошлый раз, ты ничего не помнил. Боюсь, сейчас всё будет иначе.
Икарий остановился, сжимая в руках укреплённый рогом лук, и посмотрел на Маппо:
– Ты так терпелив со мной, – проговорил он со слабой, грустной улыбкой, – а я всё брожу, потерянный и заблудший.
Маппо пожал плечами:
– Так мы живём.
Далеко на юге горизонт закрывали горы Пат'апур. Они покинули город Пан'потсун почти неделю тому, и с каждым днём количество деревень на пути уменьшалось, а расстояние между ними увеличивалось. Шли мучительно медленно, но того и следовало ждать, путешествуя пешком да ещё и с безумцем в отряде.
Под слоем пыли загоревшая кожа демона Серожаба казалась оливковой, когда он выбрался на валун и присел рядом с Резчиком.
– Объявление: говорят, что пустынные осы охраняют драгоценные камни и другие сокровища. Вопрос: Резчик слыхал такие рассказы? Выжидательная пауза.
– Больше похоже на чью-то глупую шутку, – ответил Резчик.
Внизу открывалась небольшая площадка, ограждённая каменными выступами. Там они разбили лагерь. Силлара и Фелисин Младшая сидели на виду, возились с походным очагом. Безумца нигде не было видно. «Опять куда-то забрёл, – подумал Резчик. – С призраками разговаривает, а вероятней того – с голосами у себя в голове». Нет, конечно, Геборик нёс свои проклятья, был отмечен полосами тигра на коже, благословением бога войны, и голоса эти, вполне возможно, реальны. Но всё равно, если много раз сломить человека…
– Запоздалое наблюдение: Личинки в глубинах гнёзд. Или ульев? Задумчиво: Ульев? Гнёзд.
Нахмурившись, Резчик покосился на демона. Плоская, безволосая голова и широкое четырёхглазое лицо сильно опухли от укусов ос.
– Ты же не… О да.
– Ярость – их обычное состояние, как я теперь думаю. И когда их убежище разбилось, они больше разъярились. Мы сошлись в жужжащем бою. И, видимо, мне пришлось хуже, чем им.
– Чёрные осы?
– Склонить голову, вопрос: Чёрные? Испуганный ответ: Ну да, а что? Чёрные. Риторический вопрос: А это было важно?
– Радуйся, что ты – демон, – сказал Резчик. – Если взрослого мужчину ужалят две или три таких осы, он умирает. Десять укусов убивают лошадь.
– Лошади – у нас они были… у вас были. Мне пришлось бежать. Лошади. Большие четвероногие животные. Сочное мясо.
– Люди на них ездят верхом, – сообщил Резчик. – Пока они не падут. А потом мы их едим.
– Многообразная польза – великолепно, безотходно. А ваших мы съели? Где можно найти других?
– У нас нет денег, чтобы их купить, Серожаб. А своих лошадей мы продали в Пан'потсуне, чтобы купить припасы.
– Настойчивая прагматичность. Нет денег. Значит, нужно отобрать, мой юный друг. И так ускорить странствие – и привести его к долгожданному завершению. Тоном выразить слабую степень отчаяния.
– По-прежнему нет вестей от Л'орика?
– Встревоженно: Нет. Мой брат молчит.
Некоторое время оба молчали. Демон покусывал шелушащиеся губы, к которым, как заметил, присмотревшись, Резчик, прилипли раздавленные осы. Серожаб съел осиное гнездо. Неудивительно, что осы разъярились. Резчик поскрёб щёку. Нужно побриться. И вымыться. И найти чистую, новую одежду.
И цель в жизни. Когда-то, давным-давно, когда он был ещё Крокусом Новичком из Даруджистана, дядя начал было готовить новый путь для Крокуса. Юноши-придворного, многообещающего молодого человека, привлекательного для молодых, богатых и избалованных дам города. Это устремление долго не продержалось. Его дядя умер, как умер и сам Крокус Новичок. Не осталось даже праха, который можно было бы развеять.
Я уже не то, чем был прежде. Два человека с одинаковыми лицами, но разными глазами. Разными в том, чтó они видели, в том, чтó отражают в ответ миру.
– Горький вкус, – проговорил в его мыслях голос Серожаба, когда длинный язык собрал с губ последние кусочки насекомых, а сам демон тяжело вздохнул. – Но та-а-ак питательно. Вопрос: Можно лопнуть от того, что внутри слишком много?
Надеюсь, что нет.
– Давай лучше найдём Геборика, если хотим с пользой потратить этот день.
– Приметил раньше. Призрачные Руки пошёл обследовать скалы наверху. След тропы повёл его вперёд и вверх.
– Тропы?
– Вода. Он искал исток ручья, который мы видим внизу, рядом с мясистыми женщинами, которые, сказано с завистью, так тобой восхищаются.
Резчик поднялся:
– Мне они не кажутся такими уж мясистыми, Серожаб.
– Любопытство. Горы плоти, водохранилища – на бёдрах и сзади. На груди…
– А понял. В этом смысле мясистые. Слишком уж ты плотоядный, демон.
– Да. Полное и совершенное согласие. Мне пойти за Призрачными Руками?
– Нет, я сам. Думаю, всадники, которые обогнали нас на дороге вчера, не так далеко, как следовало бы ожидать, и я бы хотел, чтобы ты охранял Скиллару и Фелисин.
– Никто их не отберёт, – заявил Серожаб.
Резчик покосился на скорчившегося на камне демона:
– Скиллара и Фелисин – не лошади.
Большие глаза Серожаба медленно моргнули – сперва те, что располагались рядом, затем пара сверху и снизу. Язык метнулся вперёд.
– Блаженно: Конечно, не лошади. Недостаточное количество ног, как было вовремя замечено.
Резчик отступил к краю валуна, затем прыгнул на соседний в осыпи, ухватился за край, подтянулся и выбрался на него. Это занятие мало чем отличается от того, чтобы карабкаться на балконы или стены усадеб. Восхищаются мной, значит? В это было трудно поверить. Смотреть на него, конечно, приятнее, чем на старика или демона, но вот восхищение – это перебор. Он этих женщин совершенно не мог понять. Ссорятся, точно сёстры, соревнуются во всём, состязаются в вещах, которые Резчик не мог ни понять, ни заметить. А в следующий миг – очень близки, словно у них общий секрет. И обе носятся с Гебориком, Дестриантом Трича.
Может, войне нужны няньки. Может, богу это нравится. Жрецам нужны послушницы, верно? Этого, наверное, стоит ожидать от Скиллары, поскольку Геборик вытащил её из ужасного существования да ещё и исцелил каким-то непонятным образом – если Резчик вообще правильно понял по обрывкам фраз, которыми они обменивались. Скилларе было за что благодарить старика. В случае с Фелисин дело было, скорее, в отмщении, свершённом к её полному удовлетворению против человека, который ужасно с ней обошёлся. Всё сложно. Итак, минутку подумать, и становится ясно, что у них есть секреты. И слишком много. А мне-то что за дело? Женщины – просто месиво противоречий, окружённое смертоносными ямами и провалами. Подходи на свой страх и риск. А лучше – держись подальше.
Он добрался до колодца в склоне и начал карабкаться вверх. Вода стекала по вертикальным трещинам в скале. Вокруг вились мухи и другие крылатые насекомые; углы колодца густо заплели паутиной хитрые пауки. Когда Резчик выбрался наверх, его уже здорово покусали, а руки и ноги покрыли толстые грязные нити. Юноша задержался, чтобы очистить одежду, а затем огляделся. Тропа вела наверх, вилась среди скал. Он двинулся вперёд.
В таком бессистемном, неразмеренном темпе им идти до побережья многие месяцы. А там ещё придётся искать корабль, который отвезёт их на Отатараловый остров. Запретное плавание, к тому же воды вокруг острова тщательно патрулируют малазанцы. Точнее, патрулировали до восстания. Вполне возможно, они ещё не успели восстановить охрану.
В любом случае, начинать путь нужно ночью.
Геборик должен был что-то вернуть. Что-то найденное на острове. Всё это было очень запутано. А Котильон почему-то захотел, чтобы Резчик сопровождал Дестрианта. Точнее, защищал Фелисин Младшую. Путь туда, куда прежде не было пути. В общем, это была не лучшая мотивация. Бегство от отчаяния – жалкая попытка, особенно учитывая её безуспешность.
Восхищаются, говоришь? Да чем же тут восхищаться?
Впереди послышался голос:
– Всё загадочное – приманка для любопытных. Я слышу твои шаги, Резчик. Подойди и взгляни на эту паучиху.
Резчик обогнул скалу и увидел Геборика, который стоял на коленях перед дубовым пнём.
– И если к приманке добавить боль и уязвимость, она становится стократ привлекательней. Видишь эту паучиху? Под веткой? Дрожит в паутине, одна нога сломана, дёргается, будто от боли. Ибо добыча её не мухи и не мотыльки. О нет, она охотится на других пауков!
– Которым глубоко плевать на боль и загадочность, Геборик, – возразил Резчик, присаживаясь рядом, чтобы рассмотреть паука – размером с ладонь ребёнка. – Это не её нога. Это костыль!
– Ты вообразил, будто другие пауки умеют считать. Она знает, что нет.
– Всё это очень интересно, – сказал, поднимаясь, Резчик, – но нам пора выходить.
– Мы все смотрим, как завершится игра, – произнёс Геборик, разглядывая свои странные, пульсирующие руки с когтями, которые то появлялись, то исчезали на культях.
Мы? Ах да, ты и твои невидимые друзья.
– Вот уж не думал, что в этих холмах много призраков.
– И ошибся. Местные племена. Бесконечные войны – лишь тех, кто пал в битве, я вижу лишь их. – Призрачные ладони сжались и разжались. – Исток ручья рядом. Они бились за контроль над ним. – Жабье лицо Геборика сморщилось. – Всегда есть причина. Или причины. Всегда.
Резчик вздохнул, посмотрел на небо:
– Я знаю, Геборик.
– Знание ничего не значит.
– И это я тоже знаю.
Геборик поднялся:
– Величайшее утешение Трича – понимание того, что всегда есть бесконечное множество причин для войны.
– А тебя это тоже утешает?
Дестриант улыбнулся:
– Идём. Демон, что говорит с нами в мыслях, одержим плотью. У него даже слюнки текут.
Оба пошли обратно по тропе:
– Он их не съест.
– Не уверен, что именно такова природа его желания.
Резчик фыркнул:
– Геборик! Серожаб – четверорукий, четвероглазый лягушонок-переросток.
– С на удивление безграничным воображением. Скажи, много ты о нём знаешь?
– Меньше твоего.
– До сего дня, – сказал Геборик, подводя Резчика к более долгому, но менее опасному пути вниз, чем тот, которым воспользовался даруджиец, – мне не приходило в голову, что мы почти ничего не знаем о том, кем был Серожаб и чем занимался в своём родном мире.
Таких долгих периодов вменяемости с Гебориком давно не случалось. Резчик в глубине души понадеялся, что если что-то изменилось, то так и останется.
– Можем его расспросить.
– Так и сделаю.
В лагере Скиллара забросала песком последние угли в костре. Подошла к своему заплечному мешку и села, опершись на него спиной, а затем добавила ржавого листа в трубку и потянула воздух, пока не появился дымок. Рядом, напротив Фелисин, уселся Серожаб и принялся странно поскуливать.
Так долго она почти ничего не видела. Укуривалась до бесчувствия дурхангом, лелеяла инфантильные мысли подброшенные прежним хозяином, Бидиталом. Теперь она освободилась и широко открытыми глазами взирала на все сложности мира. Демон, похоже, хочет Фелисин. То ли сожрать, то ли совокупиться – тут уж трудно разобрать. А сама Фелисин относится к Серожабу как к псу, которого проще погладить, чем пнуть. И демон мог себе из-за этого навоображать боги ведают чего.
С другими он говорил в мыслях, но к Скилларе ещё ни разу не обращался. Из вежливости те, с кем он беседовал, отвечали вслух, хотя, разумеется, это было необязательно – да они, наверное, чаще и отвечали молча. Скилларе-то откуда знать. Она не понимала, почему демон выделил её, что увидел в ней такого, что напрочь лишало его разговорчивости?
Что ж, яд действует медленно. Может быть, я… невкусная. В прежней жизни она бы почувствовала обиду или подозрение, если бы вообще хоть что-то почувствовала. Но сейчас ей было, в общем-то, всё равно. Что-то в ней формировалось, становилось самодостаточным и, как ни странно, самоуверенным.
Наверное, это связано с беременностью. Ещё почти незаметной, но дальше будет только хуже. И на этот раз не будет алхимических эликсиров, чтобы вытравить из неё семя. Оставались, конечно, иные средства. Она ещё не решила, сохранить ли ребёнка, отцом которого был, вероятнее всего, Корболо Дом, но, может, и один из его подручных или ещё кто. Впрочем, не важно, поскольку отец ребёнка почти наверняка уже мёртв, и эта мысль доставляла Скилларе радость.
Постоянная тошнота её изматывала, но хоть ржавый лист помогал немного. Груди ныли, и от их веса болела спина. Это было неприятно. Ела она теперь за двоих, и начала полнеть, особенно на бёдрах. Остальные просто решили, что все эти изменения вызваны постепенным выздоровлением – она уже неделю не кашляла, а ноги укрепились от постоянной ходьбы – и Скиллара не собиралась их разуверять.
Ребёнок. Что с ним потом делать? Чего он от неё будет ждать? Что вообще делают с детьми матери? Продают, по большей части. Храмам, работорговцам или евнухам из гаремов, если родится девочка. Или можно его оставить и научить попрошайничать. Красть. Торговать собой. Такие заключения она сделала, основываясь на том, что видела сама, и рассказах беспризорников из лагеря Ша'ик. В общем, выходило, что ребёнок – это своего рода инвестиция. Это разумно. Процент за девять месяцев страданий и неудобств.
Наверное, можно и так поступить. Продать его. Если, конечно, она не вытравит его раньше.
Вот уже дилемма, но времени полно, чтобы её хорошенько обдумать. И принять решение.
Серожаб повернул голову и посмотрел куда-то за спину Скилларе. Та обернулась и увидела, как четверо мужчин появились и замерли на краю площадки. Четвёртый вёл в поводу лошадей. Всадники, что обогнали их вчера. Один из них держал в руках взведённый арбалет, направленный на демона.
– И лучше, – прорычал один из мужчин, обращаясь к Фелисин, – держи эту проклятую тварь подальше от нас.
Его приятель расхохотался:
– Четвероглазый пёс. Да, женщина, возьми-ка его на привязь… живо! Мы не хотим проливать кровь. Точнее, – добавил он, – не хотим проливать больше, чем нужно.
– Где двое мужчин, которые с вами были? – спросил человек с арбалетом.
Скиллара отложила трубку.
– Не здесь, – ответила она, поднимаясь и поправляя тунику. – Делайте то, зачем пришли, и уходите.
– Вот это правильный подход. А ты, собачница, будешь такой же разумной, как твоя подружка?
Фелисин молчала. Она побелела.
– Не обращайте на неё внимания, – сказала Скиллара. – Меня на всех хватит.
– А может, по нашему счёту и не хватит, – осклабился арбалетчик.
Улыбочка даже не самая уродливая, решила Скиллара. У неё всё получится.
– Придётся тогда мне вас удивить.