- Не было никаких причин, - ответил Том. – Я врал. Я всем врал. А теперь я не хочу врать еще и себе, убеждая в том, что профессия журналиста для меня.
Меняйся.
Жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов. Всё стало совсем иначе. Во-первых, Том больше не врал. Никому, ни по какому поводу: слишком многое он потерял от своего безудержного желания казаться не тем, чем являлся. Во-вторых, Том решил, что его работа будет связана с тяжелым физическим трудом – тогда можно поспать, устав за день. Со сном были дикие проблемы.
Том ложился в постель, закрывал глаза и думал. Думал о том, что произошло, думал о том, что могло произойти, если бы… Голова не выключалась ни на минуту. Он пытался перестать думать, но вместо этого, сам того не замечая, думал об ином варианте развития событий. По всему выходило, что лучше бы этого всего никогда не было. Никогда! Не было! Вот так – лучше всего! По меньшей мере, не перехватывало бы дыхание, не стоял комок в горле, и глаза оставались сухими.
Усталость преследовала его, он стал раздражительным, срывался на всех вокруг – на Георге, который по какой-то причине не стал таить на него злобу, а сам пришел мириться; на маме, которая всего лишь беспокоилась о нем; на одногруппниках, каждый из которых посчитал своим долгом написать или позвонить. Никто из них не понимал одной простой вещи: его мир сломался, весь разрушился, до основания, и теперь Тому предстояло заново отстраивать его, и он совершенно не понимал, с какой стороны зайти, с чего начать. Он продолжал жить прошлым.
Закатив однажды в ресторане совершенно безобразную истерику по поводу недоготовленной утки, Том вдруг понял, что надо делать. Нужно готовить самому, всего-то и проблем! Решение было таким резким, что скандал он прекратил на полуслове, быстро расплатился по счету и побежал домой, искать поварские курсы.
Ему предстояло учиться еще полгода, а потом как-то найти достойную работу, но первый кирпич в своем новом мире Том заложил именно поступив учиться на повара. Тем теплым осенним утром парень решил, что он начнет все с начала, что день, перевернувший его жизнь, так и не наступил, и той статьи не было. Не было ничего, кроме настоящего – выматывающего, утомительного, но, по крайней мере, позволяющего спать по ночам. Для того, чтобы всё было действительно по-новому, он даже изменил фамилию Трюмпер на Каулитц – действительно, нахрен ему фамилия отца, который уже лет двадцать с ними не живет? Мамина и звучит лучше.
Со временем он почти научился жить с произошедшим. Боль никуда не ушла, она просто была задвинута в дальний угол, и высовывала морду лишь в редкие выходные, или когда Том выпивал. Тогда хотелось волком выть! Поехать к Биллу, опять сидеть на лавке под окнами, звонить ему, и все интересоваться, как всё исправить, как заполнить эту пустоту внутри?! Как жить дальше, если желания нет?
Тогда Том отменил праздные выходные и алкоголь. Снова бросить курить так и не вышло, правда – сигареты хоть как-то успокаивали его, когда мысли возвращались к прошлому. А они, конечно, возвращались. Не было и дня, чтобы Том не вспомнил про то, как здорово им с Биллом было вместе. Ни одного чертова дня он не забывал этого растрепанного вороненка. Да, сигареты помогали успокоиться. Жаль, не забыть.
Докурив до фильтра, Том щелчком выбросил бычок, проигнорировав коробку, поставленную жлобом – хозяином вместо урны. Гиблое место, если честно, но опыт пригодится. Во время курсов преподы рассказывали о тех, кто и с еще худших мест начинали, и ничего.
В общем-то, и тут в целом неплохо, просто негде разгуляться амбициям и знаниям. Зарплата для такого места более, чем достойная, хватает на всё, а то, что барана привезли вонючего… Ну так это решаемо. Плохо было раньше, в то время, которого не было, а сейчас просто тяжело.
Развернувшись на пятках, Том пошел пытаться сделать из отвратительного мяса что-то, хоть отдаленно напоминающее барашка.
На кухне все шло своим чередом. Команду Том себе набрал отличную, предварительно одного за другим выжив всех остальных. Нелюбопытные – именно то, что нужно. Не лезут в душу, свои истории не травят. Все разговоры – строго на рабочие темы. Отношения в коллективе приятельские, но не более того. Никто ни к кому не набивается в друзья, главное, к Тому.
В общем, жизнь постепенно налаживалась, кирпичик за кирпичиком – выстраивалась новая Вселенная. Парню, правда, иногда казалось, что он строит глухую стену, но это, в целом, его тоже устроило. Единственным, с кем он еще продолжал общаться, был Георг, но и только лишь потому, что тот категорически не замечал его желания вырваться из прошлого.
Отработав очередной день, Том пешком дошел домой, вымылся, напевая незамысловатую песенку, и уже собирался лечь спать, как в дверь позвонили. А потом постучали. А потом заколотили ногами. Открыв и увидев Листинга, юноша даже не удивился.
- Всё тухнешь в четырех стенах? – осведомился он. – Есть альтернатива – сегодня великолепная вечеринка в Черной кошке! Выпить не предлагаю, только пойти, развеяться.
- Слушай, - моментально стал закипать Том. – Каждые выходные ты пытаешься меня…
- Куда-то вытащить, - прервал его Георг. – Каждые гребаные выходные ты ходишь в качалку и, по ходу, трахаешь блин в дырочку, и у вас прекрасные, прочные отношения, но, черт возьми, сколько можно? Мир не развалится, если ты всего один раз за последний год сходишь со мной в клуб!
- Я не хочу, Георг. Это так сложно понять? Не хочу! Я понимаю, ты знал меня другим, но все изменилось. Я изменился!
- Я понимаю и принимаю это. Но, Том, сегодня меня повысили! Я не прошу выпить со мной, я прошу вместе повеселиться по этому поводу!
На самом деле Листингу было проще дать, чем объяснить, почему нет. Если он что-то удумал – это что-то так или иначе совершалось. Том спорил скорее по инерции. Ему не слишком хотелось составлять компанию, но на самом деле вариантов не было. Поэтому, попрепиравшись недолго, он быстро переоделся из домашнего, прихватил худи, и ребята пошли в Черную кошку.
Вечеринка была в разгаре. Клуб был полон – пара сотен человек танцевали, пили, зависали у барной стойки, обжимались по углам. Сегодня было не протолкнуться, и Том с удивлением обнаружил, что не чувствует себя не в своей тарелке. Он не был в клубах весь этот год и, поди-ка, успел соскучиться. Попивая с Георгом безалкогольное пиво, Каулитц качал ногой в такт музыке и с интересом разглядывал окружающих.
Он чуть не умер на месте, когда увидел знакомые глаза. Его словно прошил удар молнии. Том сделал еще глоток, всматриваясь в любимый профиль. Ноги стали ватными, руки мелко задрожали. В одно мгновение его окутал могильный холод. Этого не было! Билла не было!
Все рушилось. Рушилось на глазах, все воспоминания налетели на него снежным комом, смяли, раздавили. Дышать стало тяжело, даже больно. Тот, кого никогда не было в его жизни, практически не изменился. Он был все так же прекрасен, от него так же перехватывало где-то в груди, и все внутри наполнялось сладким томлением.
Не помня себя и не слыша Георга, Том направился к Биллу, не зная, что сказать ему, как себя вести. Он был словно заколдован, ничего не соображал. Подойдя совсем близко и вдохнув не изменившийся аромат весны, парень понял, что не может… Просто не может. Это только кажется, что всё было очень давно, нет! Это домыслы, что время лечит – либо Тому достался самый хреновый из докторов, либо его болезнь была слишком тяжелой, сильнее всех известных лекарств.
В груди словно образовался огненный шар, и он все разрастался, заполоняя легкие, сжигая сердце и выдирая воспоминания из самых темных уголков. Ему нужно подышать! Покурить…
Слава Богу, на улице никого не было. Подкурившись, Каулитц оперся на стену и с удовольствием затянулся. Надо найти Георга и сказать, что он уходит. Нет никаких сил находиться здесь и делать вид, что всё хорошо, когда всё ни хрена не хорошо.
Рядом хлопнула дверь, и Том дернулся, но не повернулся.
- Том…
Нет-нет-нет! Такое уже было с ним, ему уже казалось, что с ним говорит Билл, интонации такие же, тембр… Это всегда оказывались другие люди! Каждый раз! Он уже сходил с ума, хватит! Как же тяжело и быстро бьется сердце.
- Том, это ведь ты? Я не ошибся?
- Ты ошибся, - хрипло ответил парень. – Билл, ты ошибся.
Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как Билл подходит и нему и рушит старательно выстроенную стену. Оставалось лишь слышать его шаги, чувствовать его дыхание на щеке, ощущать, как теплые руки лезут под худи и обнимают, как щека трется о щеку… Ему так часто это снилось, так часто он думал об этом, что теперь просто не верилось.
- Я думал, никогда тебя больше не увижу, - услышал он сквозь шум в ушах. – Надеялся, что больше не увижу, - поправился Билл.
Наверное, надо было обнять его в ответ, но тело не слушалось. Руки плетьми висели вдоль туловища. Тому вообще казалось, что он сейчас упадет.
- Ты так изменился, - продолжал парень, не замечая его состояния. – Я скорее почувствовал тебя, чем увидел, знаешь… Поедем домой, а? Я так скучал. Я вызову такси, хорошо?
Том наконец открыл глаза, внимательно посмотрел на Билла. Тот косил глазами, но глядел на него тоскливым взглядом, а губы предательски дрожали. Волосы были все так же растрепаны, как в тот день, когда они встретились (не встретились! Не встретились!).
- Да. Подожди, я наберу смс Георгу, а то он подумает, что я в туалете утопился.
Было ощущение, что он сошел с ума, что все происходящее ему кажется. Он был словно во сне, будто в каком-то бреду. Это не могло быть реальностью, не после того, как они разошлись! Впрочем, всё стало ясно, когда они приехали к Биллу, и тот прильнул к нему, обдавая горячим пьяным дыханием.
- Виски? – предложил парень.
- Давай, - согласился Том.
Терять уже было нечего. Всё моментально разрушилось, всё, что он выстраивал долгий, бесконечно одинокий год. К черту! Сегодня будет так, как он мечтал всё это время!
… Будто не было целого года. Билл вел себя так, словно они лишь вчера тепло попрощались, а сегодня встретились вновь, все такие же влюбленные. Он льнул к Тому, то и дело опаляя теплым дыханием. Целоваться с ним было горячо, он пах виски, у него был запах виски, он пьянил похлеще любого виски. Том растворялся в нем, утопая в наслаждении. Пальцы помнили каждый сантиметр кожи, губы не забыли путь по родинкам. Том задыхался от переполнявшей нежности. Билл был все так же прекрасен. Идеальный! Слепленный из грез, из самых смелых фантазий. В волосы, растрепавшиеся по подушке, хотелось запускать пальцы, и парень не отказал себе в удовольствии. Билл чуть наморщил нос, зашипел, сжимаясь, схватил его руку и укусил за запястье. Вернул на место, подаваясь навстречу, и Том повторил движение. Тихий, почти неслышный стон, который едва не свел его с ума. От желания поцеловать кружилась голова, и Том ласково накрыл его губы своими, не прекращая двигаться. Билл укусил его, и неожиданно это стало крайней точкой, он и сам не ожидал. Сильно прижав парня к себе, он почувствовал, как на живот выплескивается теплое, и стиснул Билла еще сильнее, тяжело дыша в подушку.
- Ты стал такой широкий, - сообщил ему Билл, лежа у него на животе.
Том перебирал его волосы и не мог думать ни о чем. Мысли наконец отпустили его, голова была более, чем пустая.
- Ага, - лениво ответил он. – Хожу в качалку, а еще регулярно рублю кости.
- Какие кости? – Том не видел, но был уверен, что глаза Билла округлились в удивлении.
- А всякие. Я теперь повар, мне по статусу положено резать, отбивать, рубить. Я злой и страшный, у-у-у! – выпалив это, он пробежался пальцами по боку Билла, и тот сдавленно хихикнул.
- Серьезно? – парень повернулся на бок, внимательно глядя на Тома. – Реально, повар?
- Реально, повар. Реальнее не бывает.
Билл продолжал смотреть на него, закусив губу. Каулитц же молчал – с этим человеком не было желания тратить время на пустую болтовню, хотелось запоминать каждый момент, впитывать каждое прикосновение.
- Никогда не подумал бы, - нарушил тишину Билл. – Том Трюмпер – повар, офигеть.
- Фамилию мамину взял, я Каулитц теперь, - поправил его Том. – А так да, я и сам бы не подумал. Многое изменилось с тех пор, как… - он запнулся. – С прошлого года. Я пришел к выводу, что писать – не мое.