Казалось, перед ответом Минхо прошла целая вечность. Кровь бросилась Томасу в лицо, в ушах истерически колотился пульс, и невозможно было сделать ни единого вдоха, пока с губ Минхо не сорвалось:
— Да, салага. Я это сделал.
Томас отшатнулся от него так, словно Минхо дал ему пощечину. Руки бессильно опустились. В светло-карих, почти янтарных глазах застыли боль и непонимание. Он затряс головой, шепча себе под нос:
— Нет-нет-нет, это не правда, это не может быть правдой, Минхо, ты лжешь.
Но Минхо, приподнявшись на кушетке, смотрел на него спокойно и твердо, как бы взглядом подтверждая недавние слова.
— Ты же солгал мне, да? Зачем? — хрипло пробормотал Томас. — Прошу тебя, скажи мне, что солгал. Они заставили тебя, да?
Что-то такое мелькнуло в глазах Минхо, но тут же исчезло. Он равнодушно пожал плечами и бросил, как под дых ударил:
— Кончай ныть, сопляк. Достало. Да, я это сделал. Так было надо. Что ты, как тряпка? Пора уже взрослеть, мы тут не в игрушки играем. Если ты должен сдохнуть, чтобы другие жили, то так тому и быть.
В глазах у Томаса потемнело. Он зарычал и бросился на него, собираясь вытрясти из Минхо весь этот кланк.
— Ты врешь! — орал он ему в лицо, схватив за грудки и не замечая, как браслеты наручников до крови впиваются в запястья. — Это ложь! Ты не можешь говорить это серьезно! Блять, Минхо! Я изобью тебя до смерти, если понадобится, но вырву из тебя правду!
Минхо внезапно оторвал его руки от себя без всяких усилий одной своей. Толкнул в грудь, заставляя отстраниться и без колебаний врезал. От души врезал в челюсть Томасу так, что у того в ушах зазвенело, а перед глазами заплясали звездочки.
Томас затряс головой, пытаясь прийти в себя, зрение не желало проясняться. Он чувствовал только, как его кто-то хватает за руки и куда-то тащит.
— Ну зачем же так жестоко, Минхо? — раздался глумливый голос Джесена. — Можно было и помягче. Томас заслуживает лучшего обращения, ведь он пожертвует собой ради спасения тысячи жизней.
— Он все равно умрет, — равнодушно сказал Минхо.
Больше Томас ничего не слышал и не видел. На него навалилась звенящая опустошающая тьма.
========== Глава 8 ==========
Когда Томас очнулся в своей камере, на него почти сразу же навалились тяжким грузом воспоминания о недавно произошедшем. Предательство Минхо обожгло его каленым железом. Лежа на полу, сжавшись в комок, одинокий и брошенный, как щенок, он не мог сделать ни одного вдоха. Им овладела паника, горло предательски сжималось от подступающих рыданий, не давая протолкнуться спасительному кислороду. И когда Томас почти задохнулся, из него вырвался самый настоящий вопль, от которого в ушах заложило.
Он кричал и бился в безобразной истерике, впервые плача от жалости к самому себе, от бессильной злобы, от горечи, разъедающей ему душу, словно кислота. А когда выносить это больше не было сил, Томас вскочил на ноги и принялся крушить все, что попадется под руку. Он швырял в стены стулья и стол, пытался отодрать кушетку, привинченную к стене железными клепками, орал, выл, и разбивал себе в кровь костяшки пальцев, раз за разом молотя по окну.
В конце концов сил не осталось ни на что. Опустошенный, Томас упал на кушетку и больше не шевелился. В голове было пусто. Недоверие, боль от утраты и предательства Минхо, злость, ярость, горечь — все это исчезло. На смену пришло полное безразличие. Он эмоционально перегорел, душевно умер.
Так больно Томасу не было, даже когда он узнал, что Тереза его подставила. Господи боже, да ему и в половину не было так больно, как недавно, когда Минхо бросил ему в лицо эти жестокие слова!
И поэтому сейчас, если бы Томас мог что-то испытывать, он бы, наверное, обрадовался, что им овладело это страшное и холодное равнодушие.
Сколько Томас так пролежал, он не знал. Час, два часа? Сутки? Он смутно слышал, как дверь открывалась, наверное, принесли еду, но никак на это не отреагировал. Ему ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни сбежать, ни думать, ни поговорить снова с Минхо. Думать было физически больно. Каждой клеточкой своего тела Томас отдался этому блаженному безразличию, охватившему его.
Стало плевать, что будет с ним. Даже если он умрет. Сил сражаться дальше, что-то делать ради своего спасения, не осталось.
Ничего больше не осталось.
***
Тереза, уже три дня наблюдающая за Томасом, была жутко обеспокоена его состоянием. Никогда раньше она не видела, чтобы он вел себя так. Тот Томас, которого она знала, никогда не опускал руки. Он всегда находил выход из любой ситуации. Но сейчас… Смотреть на то, как парень неподвижно лежит на кушетке уже третьи сутки и даже почти не моргает, было страшно.
Человек не может настолько перестать функционировать. Томас не ел, не ходил в туалет и даже не спал. Он просто лежал и смотрел в потолок. Неужели предательство Минхо настолько его подкосило? Такого просто не может быть! Если так будет продолжаться и дальше, Томас может просто умереть от истощения!
Не выдержав этого молчаливого омертвелого состояния Томаса, Тереза решила поговорить с ним сама, невзирая на запрет Авы.
Она пришла к нему в камеру, не взяв с собой ни одного охранника. Если Томас воспользуется этим, чтобы сбежать, тем лучше. Намного лучше, чем то, что он лежит, как труп и ни на что не реагирует!
— Томас? — позвала Тереза, осторожно садясь на край кушетки. — Ты слышишь меня? Пожалуйста, Том, меня беспокоит твое состояние. Ты… Ты можешь думать обо мне все, что хочешь, но я все еще остаюсь твоим другом. И мне больно смотреть на то, как ты сходишь с ума. Я боюсь за тебя.
Парень никак не отреагировал, продолжая бессмысленно пялиться в потолок. На мгновение Тереза почувствовала острое желание прижаться ухом к его груди, чтобы послушать его сердцебиение, но она ясно видела, как его грудь едва заметно вздымается и опадает.
— Томас, — взмолилась девушка. — Я же знаю, что ты прекрасно слышишь меня! Меня пугает твоя неподвижность! Это из-за Минхо? Скажи мне, не молчи.
Естественно, никакого ответа она не добилась.
И Тереза вдруг ясно поняла — что бы она ни сказала, Томас не ответит. Ему все равно.
— Знаешь, Томас, в сложившейся ситуации… Я могу тебя понять. Я знаю, вы с Минхо… очень близки. Тебе должно быть очень больно от того, что он сделал, но это было оправдано, понимаешь? Ты очень нужен нам, Томас, и Минхо, хоть и не понимал это до недавнего времени, стал мыслить, как мы. Я уверена, что теперь для него это так же ясно, как и для меня. Если бы ты хоть на минуту мог понять, как важно то, что мы делаем, ты бы простил его.
Томас не пошевелился и снова никак не отреагировал на ее слова… Вначале. Но потом Тереза заметила, что он слегка скосил на нее глаза на несколько секунд, и снова уставился в потолок, оставшись безучастным и к этой попытке достучаться до него.
Тереза вздохнула и встала. Кажется, она ничего не добилась. Если Томас и дальше будет так лежать, отказываясь принимать еду, он точно умрет.
Девушка решила поделиться своими опасениями за жизнь Томаса с Авой, ведь ход эксперимента над ним был поставлен под угрозу его состоянием. Чего бы ни хотела добиться от него советник Пейдж, но это, очевидно, его эмоциональный предел.
Тереза поспешила в кабинет Авы. Та сидела за своим столом, делая какие-то пометки в своих электронных записях. На диванчике у стены расположился Дженсен, почитывая какую-то книжку. Тереза терпеть не могла Дженсена, но ей приходилось подавлять свою неприязнь. Что-то такое было в этом мужчине, что невольно бросало ее в дрожь — может быть, манера поведения, жесты, мимика или даже голос… Вкрадчивый, скользкий и насквозь лживый.
— Ава, так больше не может продолжаться! — сказала она резко. — Томас на грани смерти, я уверена. Он уже третий день не шевелится и по-прежнему игнорирует еду. Ты хотела его реакции, так вот она! Мне кажется, он полностью утратил способность испытывать эмоции.
— Мы должны наблюдать за ним дальше, — возразила Ава, не отрываясь от своего занятия. — Я уверена, что все не так страшно, как ты представляешь. Ты недооцениваешь человеческий инстинкт самосохранения. А в Томасе жажда жить сильнее, чем в ком бы-то ни было, уж в этом-то у нас не раз была возможность убедиться.
Тереза ошеломленно уставилась на женщину, поражаясь ее невероятной бездушности. Томас интересовал ее исключительно как объект научных экспериментов. И она была готова рискнуть его жизнью, лишь бы добиться желаемых знаний.
— Если ты так переживаешь за своего ненаглядного Томаса, — внезапно подал голос Дженсен, отложив свою книжку, — то я могу помочь ему немного встряхнуться.
Он нехорошо усмехнулся, заставив Терезу пожалеть о том, что вообще пришла сюда.
— Что вы собираетесь делать? — подозрительно осведомилась она.
— О, моя дорогая, у тебя будет отличная возможность понаблюдать за этим. Занимай места в первых рядах, — глумливо улыбнулся Дженсен, вставая с места.
Дверь в камеру Томаса открылась. Вошел Дженсен, а вслед за ним двое наемников в черном, которые вели Минхо со скованными за спиной руками. Еще двое встали у стен, держа оружие наизготовку.
— Привет, Томас! — почти весело поздоровался с безучастным пленником Крысун. Похоже, состояние парня доставляло ему удовольствие. — Вижу, ты все так же бодр и полон сил, как и предыдущие три дня.
Томас ничего не ответил и даже не повернул головы, хотя не мог не заметить, что Минхо в его камере.
— Я подумал, — продолжал Дженсен своим омерзительным псевдо-заботливым тоном, — что тебе, должно быть, очень скучно тут одному. Поэтому по-дружески пришел развлечь тебя бесплатным представлением. Уверен, это тебя немного взбодрит.
Дженсен подмигнул и сделал знак своим людям подвести Минхо поближе, чтобы Томасу было лучше видно. А затем, без всякого предупреждения, ударил азиата под дых. Минхо согнулся пополам, замычав от боли, но не проронил ни слова. Не успел он оправиться от этого удара, как Крысун ударил его снова в то же место, и это заставило Минхо упасть на колени. Дыхание с хрипом вырвалось из его горла.
— Ну как, Томас, все еще не интересно? — нарочито громко спросил Дженсен. — Наверное, я плохо стараюсь. Стоит получше, да?
И он ударил Минхо по лицу кулаком. Раз, второй, третий. Голова Минхо моталась из стороны в сторону, из рассеченной губы шла кровь, из носа тоже, заливая ему рот.
Томас резко сел, голова тут же закружилась, а от накатившей слабости затошнило. Перед глазами заплясали красные круги. Но он упорно не обращал на это внимания, уставившись на Дженсена, который бил и бил неспособного сопротивляться Минхо.
В душе, впервые за все это время, шевельнулось отвращение к Дженсену. Омерзительное чувство скопилось во рту едкой желчью, но он не проронил ни слова, пока Крысун избивал Минхо. Минхо тоже переносил эти побои молча. Он давно бы уже повалился на пол, если бы его не держали за руки двое наемников.
В конце концов, Томас все-таки не выдержал.
— Хватит! — процедил он сквозь зубы.
Дженсен замер, как раз занося руку для очередного удара. Будто не веря услышанному, он обернулся к Томасу и удивленно приподнял брови.
— Ты серьезно? — спросил Дженсен. — Думаешь, мне стоит остановиться после того, что этот вонючий кусок дерьма сделал с тобой, Томас? Ты уверен? Я думал, ты его ненавидишь. Я думал, ты будешь рад, если я сделаю тебе это маленькое одолжение.
— Зачем эта бессмысленная жестокость? — после долгого добровольного молчания голос Томаса напоминал воронье карканье. — Чего ты добиваешься, мразь?
— О, я всего лишь хотел тебя немного взбодрить, как я уже сказал раньше, — небрежно вытирая руки от крови вытащенным из кармана кожаной куртки белоснежным платком, пояснил Дженсен. — Я думал, зрелище тебе понравится. Если нет, то извини. Но, по крайней мере, ты взбодрился, не так ли? — он омерзительно улыбнулся. — Значит, моя цель достигнута.
Томас молча показал ему средний палец.
— Убирайся, — тихо сказал он.
— Хорошо, хорошо, не стоит так кричать! — подняв руки, нарочито засмеялся Дженсен. — Я же просто хотел по-дружески помочь. Помни, Томас, ты можешь доверять мне. Я, — он подчеркнул это слово, — единственный, кто никогда не лгал тебе, в отличие от этого…
Тут он небрежно пнул Минхо в бедро.
Томас ничего не ответил. Дженсен дал знак своим людям и те уволокли окровавленного корейца прочь.
— Знаешь, Томас, тебе определенно надо научиться расставлять приоритеты и выбирать себе друзей, — продолжал Крысун. — Вот если бы ты с самого начала принял мою руку помощи… То сейчас такой ситуации бы не было. Я бы мог… — он сделал короткую паузу, приподняв брови, — многое тебе предложить.
Томаса внутренне перекосило от отвращения, когда истинный смысл слов Дженсена дошел до него. Но он снова ничего не ответил, ожидая, пока тот, наконец, уберется и оставит его в покое.
— Если что-то понадобится, зови, — напоследок беспечно бросил Дженсен уже в дверях. — Ты же знаешь, я всегда готов тебе помочь.
Томас обессиленно прислонился затылком к стене. Если он думал, что эмоционально перегорел, то был не прав. Наблюдать за этим бессмысленным жестоким избиением бывшего друга и любовника было тяжело. Но даже если бы он не был слаб, как котенок, от истощения, он бы все равно не смог помешать Дженсену, потому что все тело словно оцепенело. Ему хотелось, чтобы Дженсен прекратил, убрался вместе с Минхо, чтобы никого не видеть.
По крайней мере, Томас считал так, пока на его глазах Дженсен избивал Минхо. Но сейчас, снова оставшись в одиночестве, Томас напряженно садистски перематывал в голове воспоминания об этом, сам не зная зачем. Он вспоминал выражение лица Минхо, его безучастность и как будто полную апатию к происходящему…
И мечтал, чтобы блаженное равнодушие вернулось к нему снова, чтобы не думать, не чувствовать, не вспоминать.
Но вопросы в голове уже роились, как пчелы в улье. Что-то было не так, Томас нутром это чуял. А он всегда прислушивался к своей интуиции. Что-то было не так в поведении Минхо. То есть, Минхо с самого своего спасения из лап ПОРОКа в Денвере вел себя странно, но сейчас…
Допустим, его поведение во время путешествия в Вашингтон, можно было объяснить тем, что он действовал согласно приказам ПОРОКа. Интересно, а трахался он с ним тоже по приказу ПОРОКа, раз Дженсен сейчас об этом упомянул? Это тоже, блять, часть гребанного эксперимента?!
В душе Томаса начал подниматься гнев, но он тут же усмирил его усилием воли. Не время. Он что-то уцепил, какую-то важную мысль, нужно додумать… Нельзя отпускать!
Так, даже если Минхо все время действовал согласно инструкциям хренова ПОРОКа, то почему сейчас-то он не сопротивлялся? Почему выглядел как человек, которому уже все равно, что будет дальше? Почему… Он вел себя так же, как и сам Томас?
Томас резко сел, тяжело дыша и сжимая кулаки, но потом вспомнил, что за ним наблюдают, и силком заставил себя успокоиться. Снова лег на кушетку, приняв прежнюю позу и уставившись в потолок. Нельзя показывать этим ублюдкам, что он пришел к каким-то выводам. Пусть думают, что сцена, которую ему тут устроил Дженсен, никак на него не повлияла.
Он что-то упускает. Мозги Томаса напряженно работали, но он чувствовал себя невероятно слабым. А потом вспомнил недавний разговор с Терезой. Тереза, она сказала ему что-то… Что-то такое, что на секунду возбудило в нем интерес, но он тут же его утратил. Она пришла и несла в очередной раз какой-то бред…
Все это сейчас казалось сном. От долгой бессонницы и голода сознание Томаса мутилось, и он никак не мог уцепить нужную ему фразу в воспоминании о разговоре с девушкой.
…и Минхо, хоть и не понимал это до недавнего времени, стал мыслить, как мы. Я уверена, что теперь для него это так же ясно, как и для меня.
Вот оно! Она сказала «теперь». Почему она сказала так? Почему она сказала «до недавнего времени»?