Мы сейчас узнаем, что делали юные парретиты в отделении мистера Вельча. Но прежде следует дать краткую характеристику этого отделения.
Отделение мистера Вельча считалось самым буйным во всей школе. Младшие его воспитанники, когда поднимали шум, шумели так, как не смогли бы оба других отделения, вместе взятые. Все самые непозволительные шалости в школе исходили из отделения мистера Вельча. Вельчиты систематически досаждали и учителям, и товарищам. Сами они считали себя обиженными. Действительно, за последние пять-шесть лет ни одна награда, ни один приз не попадали в отделение мистера Вельча. Почему – этого вельчиты не понимали и считали, что весь мир ополчился против них, а потому воевали со всем миром. Впрочем, это им не мешало ссориться и между собой. Все отделение распадалось на враждебные кучки, раздорам не было конца. Старшие воспитанники вечно грызлись между собой и не обращали внимания на младших, а те делали, что хотели.
В описываемый вечер в отделении мистера Вельча, в комнате, занимаемой Кьюзаком и Пилбери, шел пир горой. Накануне вечером капитан Кьюзак, прощаясь с сыном, подарил ему пять шиллингов. Само собой разумеется, что на следующий день во время большой перемены Кьюзак-младший сбежал из школы в Шеллпорт – местечко в полумиле от школы, – захватив с собой пустую картонку, и вернулся с той же картонкой, битком набитой всевозможными лакомствами. Тут были и мятные пряники, и орехи, и засахаренные сливы, и баночка с шербетом, и леденцы, и копченые сельди. Весть о покупке Кьюзака мигом разнеслась по всему отделению, и в результате Кьюзак внезапно приобрел необыкновенную популярность среди товарищей. С большим трудом ему удалось благополучно донести картонку до своей комнаты.
Там, посоветовавшись предварительно со своим другом Пилбери, Кьюзак решил в тот же день после уроков устроить вечеринку и пригласить на нее четверых своих приятелей: Куртиса, Филпота, Моррисона и Моргана.
Разумеется, эти четыре счастливца приняли приглашение с восторгом. Понятно также, что все остальные, не удостоившиеся этой чести, очень обиделись на Кьюзака и сочли его скаредом.
Если точность есть признак вежливости, то в этот вечер Куртис, Филпот, Моррисон и Морган оказались самыми вежливыми молодыми людьми во всей школе. С последним ударом колокола, возвестившего об окончании уроков, они уже были в комнате Кьюзака.
– Очень мило с твоей стороны, дружище, что ты позвал нас, – сказал один из гостей, с нежностью наблюдая за распаковкой картонки. – Что у тебя тут?
– Разные разности: орехи, пряники, засахаренные сливы…
– Сливы! Ах, какая прелесть! Где ты их достал?
– В новой лавке. В старой ничего нет, кроме изюма с миндалем и тому подобной ерунды.
– И сельди! Вот это славно! – заметил Морган, любивший основательно закусить.
– Нельзя же без существенного, – деловым тоном отозвался хозяин. – Только вот горе – сковородки-то у нас нет. Не знаю, на чем мы их будем жарить.
– А на твоей грифельной доске разве нельзя? – придумал Куртис.
– Оно бы можно, да у меня на ней записано решение геометрической задачи, которое я еще не успел переписать в тетрадку, – ответил Кьюзак.
– Досадно… Как же нам быть с селедками?
– Я придумал, друзья! – воскликнул вдруг Филпот. – В лаборатории есть чудесная кастрюлька – та, в которой разводят фосфор и всякую всячину для опытов. Лаборатория сейчас не заперта – я видел, там занимаются шестиклассники. Так я мигом сбегаю и притащу вам эту кастрюльку!
– Но ведь она грязная! Отравишься еще, чего доброго, – заметил благоразумный Пилбери.
– Пустяки! Мы ее вымоем и выжжем.
С этими словами Филпот скрылся. Остальные, чтобы не терять времени, занялись растопкой камина.
Прошло пять минут, потом десять, а Филпот не возвращался. Это было очень странно, так как лаборатория была на том же этаже, в конце коридора. Камин горел ярким пламенем, угощение было разложено по тарелкам.
– Куда он запропастился? – не выдержал Куртис. Ему не так хотелось селедки, как мятных пряников, но он понимал, что нельзя приниматься за десерт до основного блюда.
– Уж не наделал ли он какой беды в лаборатории и не досталось ли ему от шестиклассников? – пришло в голову Кьюзаку.
– Да что нам его ждать? Начнем без него! – предложил Куртис, умильно поглядывая на пряники.
И начали бы, если бы было на чем поджарить сельдей.
– Давайте съедим их сырыми. Не все ли равно? – Куртису было, конечно, все равно, так как сельди были для него делом второстепенным, но Морган, любитель серьезной еды, решительно воспротивился такому варварскому предложению.
– Нет, это не годится, – заявил он. – Уж лучше я схожу к экономке и попрошу вилки. Насадим рыбины на вилки и поджарим прямо на огне – еще вкуснее будет!
И он вышел. Прошло еще несколько минут. Гости стояли вокруг стола, нетерпеливо постукивая об пол каблуками и глядя жадными глазами на аппетитно разложенные на столе яства.
Хозяин достал откуда-то из угла однозубую вилку и стал было жарить селедку, но вилка оказалась слишком коротка. Кьюзак обжег себе руку, уронил селедку в огонь, рассердился и наконец воскликнул:
– Да что с ними приключилось, в самом деле? Таких молодцов только за смертью посылать, право! Пойду-ка я сам…
Кьюзак вышел – и тоже пропал.
– Однако это становится скучным, – объявил Куртис после трех минут общего тягостного ожидания. – Не приняться ли нам за пряники? В сущности, ведь все равно, с чего начинать – с селедки или с пряников. Жаль будет, если пряники зачерствеют…
Ему ничего не ответили. Пилбери задумчиво отломил кусочек пряника и положил в рот. Моррисон зевнул.
– Претяжелая, должно быть, эта кастрюля – трое донести не могут! – пошутил Куртис.
– Погоди, кажется, идут, – прервал его Моррисон. Куртис выскочил в коридор, Моррисон за ним.
Пилбери услышал за дверью топот нескольких пар ног, шум борьбы и крик Куртиса:
– Сюда, Пил! Выручай!
Пилбери высунулся за дверь, недоумевая, что могло случиться с его товарищами. Вдруг чьи-то цепкие руки схватили его за плечо и выдернули из комнаты с такой силой, что он стукнулся головой о противоположную стену коридора. Затем мимо него в пустую комнату прошло несколько фигур. Пилбери узнал в лицо только Парсона и Бошера, но, разумеется, догадался, кто были остальные.
Дверь с треском захлопнулась, щелкнул замок. Прощайте, пряники, шербет и сливы!
Пилбери, Моррисон и Куртис, очутившись втроем в темном коридоре, не сразу пришли в себя. Вдруг с трех разных сторон они услышали три знакомых голоса. Филпот кричал из лаборатории: «Отоприте!» и неистово стучал в дверь. Морган кричал из собственной комнаты, где тоже сидел взаперти, а голос Кьюзака слабо доносился откуда-то издали – как потом оказалось, из умывальной.
Только тут бедные вельчиты поняли всю глубину своего несчастья. Однако у них хватило присутствия духа освободить товарищей и напасть на неприятеля объединенными силами.
Но осада не увенчалась успехом: враги прочно засели в крепости. Осаждающие тщетно ломились в дверь, грозили, даже просили – в ответ раздавался лишь вызывающий смех.
– Не стесняйтесь, друзья, будьте как дома, – говорил в комнате чей-то знакомый голос, но у говорившего рот был так набит, что трудно было сказать точно, кому именно он принадлежит. – Чудесные сливы! Бошер, возьми себе еще, не стесняйся!
– И сельди недурны. Кьюзак, почем ты платил за селедку?
Этот голос несомненно принадлежал Парсону.
– Жаль только, что мы доску твою немножко испортили, – продолжал первый голос. Говоривший успел проглотить то, что у него было во рту, и осаждавшие узнали голос Тельсона. – Очень уж спешили к тебе в гости и не успели захватить сковородку. Прости, друг любезный!
Громкий хохот осажденных встретил эту шутку. Осаждавшие же принялись в бессильной ярости колотить кулаками в дверь. Кьюзак наклонился к замочной скважине и закричал дрожащим от гнева голосом:
– Воры! Негодные мальчишки! Сейчас же выходите из моей комнаты!
– Погоди, неловко вставать, не закончив ужин, – ответил ему Тельсон.
– Смотри, Тельсон, доберусь я до тебя!
– Ха, когда это еще будет! А вот до твоих селедок мы уже добрались…
Наступила короткая пауза. Вдруг Пилбери закричал испуганным голосом:
– Директор идет!
– Напрасно, голубчик! Не попадемся мы на эту удочку. Директор уехал в Шеллпорт, я сам видел, – послышался в ответ спокойный голос Парсона.
– А раз так, я сейчас же иду жаловаться на вас капитану! – объявил выведенный из терпения Кьюзак.
– Сделай милость! Только вот беда – капитана-то у нас нет! – соболезнующим тоном ответил Парсон и дружелюбно прибавил: – Да вы не волнуйтесь, джентльмены: мы не все съедим, и вам немного останется…
Убедившись, что переговоры ни к чему не приведут, осаждающие затихли. Распростившись с мечтой о вкусном ужине, они перешли к выжидательной тактике, утешаясь тем, что когда-нибудь неприятель должен же будет выйти из крепости, и тогда настанет их черед действовать.
Но осажденные продумали свой набег во всех деталях и заранее позаботились об отступлении. План был прост: часть войска отвлечет внимание неприятеля, то есть будет болтать, стучать посудой, вообще делать вид, что ужин все еще продолжается. А остальные тем временем потихоньку отставят стол и скамью, загораживающие дверь, а затем по сигналу все бросятся в коридор и пробьют себе дорогу кулаками.
Сказано – сделано.
Ужин затянулся, поэтому у осаждающих уже ныли ноги от усталости. Вельчиты прислонились к двери, в угрюмом молчании ожидая конца пира.
Филпот и Куртис уже подумывали, не сесть ли им на пол, как вдруг дверь распахнулась (надо сказать, что она отворялась внутрь) и трое из осаждающих – Кьюзак, Куртис и Пилбери – повалились на пол, прямо под ноги осажденным. Те, перепрыгнув через распростертые тела, выскочили из крепости плотной кучкой – по всем правилам военного искусства – и пустились бежать к своему лагерю.
Моррисон, Филпот и Морган попытались перерезать им путь, но были отброшены с потерями. С торжествующим смехом парретиты добежали до лестничной площадки, и их преследователи имели удовольствие наблюдать, как они один за другим съехали по перилам и как ни в чем не бывало попарно отправились в свое отделение.
Глава IV
Директор представляет школе нового капитана
Описанный в предыдущей главе смелый подвиг фагов из отделения Паррета не остался незамеченным, хотя и не имел таких последствий, какие были бы неизбежны в другое время. Потерпевшая сторона со всеми подробностями изложила дело старшему классному капитану своего отделения. Но результат этой жалобы только доказал предусмотрительность, с какой маленькие сорванцы выбрали момент для своего предприятия.
Старший капитан отделения мистера Вельча передал жалобу своих фагов Блумфильду, но тот едва успевал наказывать за проступки, совершаемые в его собственном отделении, а потому посоветовал своему коллеге обратиться к главному школьному капитану. Капитан отделения мистера Вельча указал Блумфильду, что в настоящий момент в школе главного капитана нет. На это Блумфильд ответил, что это «не его забота». Тем дело и кончилось.
Было ясно, что, пока школа остается без капитана, закон будет бездействовать. Такое положение не могло долго продолжаться, и все ждали скорых перемен. И действительно, классные капитаны получили от директора приказание собраться в библиотеке следующим утром.
Все понимали, что значило такое приказание, а когда в тот же день прошел слух, что Риддель приглашен к директору на чай, то всей школе стало ясно, куда дует ветер.
– Здравствуйте, Риддель! Как поживаете? – встретил Ридделя директор, когда тот после долгих колебаний решился наконец переступить порог страшной гостиной. – Это Риддель, моя милая. Кажется, ты его уже видела у нас… С моей свояченицей, мисс Стринджер, вы тоже, полагаю, знакомы…
Риддель покраснел и с внутренней дрожью подошел сначала к хозяйке, потом к другой даме, ее сестре. Обе со снисходительным видом протянули ему руку.
– Надеюсь, мистер Риддель, ваши родители в добром здравии? – деловым тоном обратилась к юноше миссис Патрик.
– Благодарю вас, они здоровы, – ответил Риддель и вдруг, спохватившись, что от смущения сказал неправду, поспешил поправиться: – То есть отец здоров, а мать хворает, – и еще больше сконфузился.
– Очень жаль это слышать, – заметила хозяйка тем же тоном, пронизывая гостя строгими глазами. – Надеюсь, по крайней мере, что нездоровье вашей матери не слишком серьезно?
– Надеюсь, что нет. Благодарю вас, мэм, – пробормотал Риддель, не замечая, что выражается не совсем точно.
– Извините, как вы сказали? – произнесла хозяйка с полуулыбкой, слегка подаваясь вперед и склонив голову набок.
– Виноват, я хотел сказать: «надеюсь, что да», – ответил Риддель, заметив свою ошибку и окончательно теряя голову.
– Вы хотите сказать, что думаете, что нездоровье вашей матушки серьезно? – неожиданно заговорила мисс Стринджер, подаваясь вперед так же, как ее сестра, и тем же тоном, только с более глубокими басовыми нотами в голосе.
– О нет, вовсе нет… надеюсь, что нет, – забормотал несчастный Риддель.
– Очень рада это слышать, – усмехнулась мисс Стринджер.
– И я тоже, – поддержала ее хозяйка.
Тут Риддель начал всерьез подумывать о бегстве. Неизвестно, на что бы он решился, но в этот момент в комнату вошла служанка с подносом, и его мысли приняли более спокойное направление.
– Садитесь к столу, Риддель, и займитесь чаем, – ласково сказал ему директор, догадавшись, должно быть, что пора прийти на выручку бедному юноше. – Расскажите мне, что говорят в школе о предстоящих шлюпочных гонках. Чья лодка должна выиграть? Как думает школа?
– Кажется, большинство стоит за лодку Паррета, – ответил Риддель, благодарно взглянув на своего избавителя.
– По всей вероятности, мистер Риддель хочет сказать «за лодку мистера Паррета», – заметила миссис Патрик самым мягким тоном, но подчеркивая слово «мистера».
– Виноват, я ошибся, – поспешил поправиться Риддель.
– Полагаю, нам будет очень недоставать Виндгама, – продолжал директор, делая вид, что не слышал замечания жены.
– Нам и теперь его недостает.
Удивительно, как Риддель сумел произнести такую связную фразу, если принять во внимание, что в этот момент он лавировал перед мисс Стринджер, которая, стоя напротив него, торжественно ждала, чтобы он пропустил ее к чайному столу. Юноша почувствовал облегчение, когда чай был разлит и он смог заняться своей чашкой и не видеть обращенных на него пристальных взглядов хозяек.
– Кажется, вы не любитель общественных игр? – спросил Ридделя директор после небольшой паузы.
– Вы правы, сэр, – ответил Риддель, упорно избегая смотреть на дам.
– Я нахожу, что физические упражнения принесли бы вам большую пользу.
– Глядя на мистера Ридделя, можно предположить, что он слишком много времени уделяет умственным занятиям, – заметила хозяйка.
На эту фразу, которая могла бы служить комплиментом, но по тону больше походила на выговор, Риддель уже решительно не нашел, что ответить, и от смущения чуть не захлебнулся горячим чаем.
– Не говоря уже о вашем здоровье, – продолжал директор. – Я думаю, что и ваши отношения с товарищами были бы лучше, если бы вы принимали больше участия в их развлечениях.
– Я сам это иногда чувствую, сэр, – согласился Риддель, в его голосе звучали искренние нотки.
– Надеюсь, мистер Риддель, что не боязнь за свое здоровье мешает вам принимать участие в этих столь полезных упражнениях? – обратилась к Ридделю хозяйка.
– Виноват, мэм, боюсь, я не понял вашего вопроса, – вновь растерялся Риддель.
Миссис Патрик не любила, чтобы ее переспрашивали. Она была уверена, что ее речь всегда ясна и не нуждается в повторениях. Она повторила свою фразу несколько медленнее и в тех же выражениях: