Из-за чтения Гарри пропустил два обеда. Ночью в воскресенье он лежал на жесткой койке, укутанный в одеяло, как гусеничка.
«Ничего, одна неделя уже прошла», — сказал он себе. И решил не заглядывать дальше. Сколько их еще будет?
Но ровно со следующего дня время потекло так быстро, что Гарри не мог вспомнить утром, какой день начинался.
По замыслу нынешнего директора школы, недели должно было хватить, чтобы примерно уравнять знания тех, кто жил в семьях людей, окончивших Шмогвартс, и всех остальных. Гарри начинал понимать, почему мастер Холод стращал его визитом к Директору. Вряд ли адекватный вменяемый человек мог размышлять подобным образом.
Да, теперь Гарри знал, что в Шмогвартсе на всю катушку изучали «БДСМ». Знал он и расшифровку каждой буковки, историю правил поведения, названия многих явлений и предметов. Но это знание было поверхностным, в то время как такие, как Малфой или Уизли, жили с этим знанием уже много лет. Конечно, никто не учил их в прямом смысле слова. Просто они знали, что подобная жизнь существует, а Гарри и многие другие — нет.
Вот почему на первом же практическом занятии не меньше десятка студентов сели в лужу. Семинар вела Нервная МакГонагалл, и Гарри на этом семинаре впервые понял, почему ее так зовут. Когда у кого-нибудь что-то не получалось, она подходила и начинала хлестать ему запястья своим хлыстиком. Получалось не то чтобы больно, но очень нудно и обидно. И тем обиднее, чем громче при этом она отчитывала студента. Гарри досталось дважды. Сначала он взял не тот предмет («Флоггер! Флоггер, куриный мозг, а не снейк!»), потом неправильно взмахнул им («Ты так выколешь кому-нибудь глаз!»).
Его спасла Гермиона. Она незаметно подошла ближе и стала тихо подсказывать, что делать. Гарри чувствовал себя глупо — замах, удар, замах, удар. Перед ними были грубые деревянные модели человеческих фигур.
— Отлично! Просто отлично, мисс Грейнджер! — похвалила Гермиону МакГонагалл. — У вас талант!
Довольная Гермиона продолжила хлестать свою деревяшку.
Следующее занятие вела госпожа Стручок. Гарри понравилась ее мягкая непринужденная манера общения. Она указывала на недостатки, не выкрикивая их на весь зал, а тихо склонившись над каждым студентом. В первый день они учились вязать узел. Гарри подозревал, для каких целей это может понадобиться в дальнейшем, но даже если манекены из кабинета МакГонагалл перетащат в кабинет госпожи Стручок, он будет не против. Тишина, спокойствие. Сидишь и вяжешь узелки, как будто тебя по ошибке посадили за рукоделие.
После обеда все спустились в подземелье. Малфой шел впереди, показывая дорогу, хотя это и не было нужно. В конце последней лестницы Рон обогнал его и сунулся в дверь общежития.
— Тебе туда нельзя, — тихо сказал Гарри.
— Почему это? — удивился Рон.
— В общежития факультетов могут заходить только студенты этого факультета, — отчеканил Гарри. Об этом было написано в длиннющем своде правил. Он выучил далеко не все, но твердо помнил, что не сможет погостить у Рона и Гермионы, как и они — у него.
— Занудство какое, — ответил Рон, но отошел от двери.
Они прошли дальше в открытую дверь, где посреди рядов жестких деревянных скамеек их ждал мастер Холод.
— Добро пожаловать, — сказал он без тени любезности. — Садитесь.
Студенты неторопливо сели. Малфой занял место в первом ряду, Крэбб с Гойлом сели по бокам. Гарри уселся сзади вместе с Роном и Гермионой.
— На своих занятиях, — начал мастер Холод, — я постараюсь научить вас держать под контролем чужую волю, отказываться от собственной, нести ответственность за всех сразу или передавать ее другому человеку. Мои занятия подходят не для всех. Кроме студентов моего факультета на них останутся те, кто предрасположен… — он оценивающим взглядом обвел комнату, ни на ком не задерживаясь дольше мгновения. — Те, кто имеет склонности и талант. Остальные, — он усмехнулся, — будут довольствоваться вводными занятиями. Их достаточно, чтобы вы успешно сдали теоретический экзамен, а о большем никто вас спросит. В отличие от семинаров моих коллег, я не буду требовать от вас глупых взмахов флоггером, скрупулезного плетения узлов и других впечатляющих атрибутов, которые всплывают перед глазами людей, стоит им услышать аббревиатуру «БДСМ». Вряд ли хотя бы один из вас сможет постичь всю сложность и тонкость подчинения, но если это произойдет, уверяю вас, год, потраченный в стенах Шмогвартса, пройдет не зря.
Студенты, затаив дыхание, слушали мастера Холода. Они следили за движениями его рук, провожали взглядом, когда он переходил от стены к стене. Гарри понял, что тоже следит за ним, когда у него свело ногу от неудобной позы.
— Некоторые, — он мрачно усмехнулся, — считают предмет, который я преподаю, малозначительным. Некоторые не могут забыть Того-кого-давно-следовало-забыть, ведь его распределили на мой факультет, и он окончил его блестяще. Если подобные мысли возникли в вашей голове, надеюсь, к Рождеству мы распрощаемся. Вам достаточно изучить методичку и вызубрить ответы теста. Увы, система образования несовершенна, и никто, — он усмехнулся еще раз, — не может залезть к вам в голову. Поэтому мне будет достаточно знать, что вы знаете, как пользоваться компьютером и достаточно хорошо запоминаете буквы и цифры. Ответ на вопрос, насколько важен мой предмет, заключается в другом вопросе. Насколько для вас важна свобода воли?
Он отвернулся. Студенты, как по команде, начали перешептываться, обсуждая его слова. Те, кто был хорошо знаком с предметом со слов родителей или знакомых, начали сыпать терминами и многозначительно кивать, остальные завели разговор про демократию и права человека.
— Ее не существует, — тихо и четко произнес Холод, обращаясь к стене напротив студентов — они снова замолчали. — Свобода воли — миф, выдуманный для того, чтобы лишить человека ее остатков. Когда вы поймете это, все остальное придет само. Все, что у вас есть, если, конечно, вы еще не ухитрились к этому возрасту растерять это, — возможность распорядиться своей «несвободой» и «несвободой» других, если вам повезет завоевать их доверие. Думаю, у некоторых из вас уже возникли вопросы, и я отвечу на часть из них, чтобы вам было над чем подумать после занятия.
Гермиона подняла руку так высоко, что Гарри стало жаль ее суставы. После курса анатомии он хорошо представлял себе, из чего состоит рука Гермионы и как тяжело ей совершать подобные движения.
— Да, мисс Грейнджер, я слушаю.
— Ходят слухи, что вы поддерживали Того-кто-накрепко-засел-у-всех-в-памяти, — сказала Гермиона.
— Вы допустили сразу две ошибки, мисс Грейнджер, но учитывая ваше происхождение, я прощаю их вам на этом занятии, — Холод взглядом пригвоздил Гермиону к лавке. Она перестала дышать. — Во-первых, после обращения ко мне или к другим преподавателям и мастерам Шмогвартса следует добавлять уважительное «сэр», «мэм», «мадам», «госпожа» или, в крайнем случае, «профессор», в зависимости от их должности и рода занятий. Что касается меня, на вашем месте я бы выбрал обращение «сэр». Во-вторых, вопрос, мисс Грейнджер, предполагает, что вы задаете его, а не высказываете вслух предположение, ограничиваясь констатацией слухов. Не знаю, насколько изменилась культура в вашем обществе, но не думаю, что так уж сильно, чтобы подобные вещи перестали иметь значение. Сейчас вы похожи на журналистку, которая пишет статью о человеке, личность которого для нее — терра инкогнита. Теперь я отвечу на ваш «не-вопрос», мисс Грейнджер, чтобы сэкономить всем время. Я действительно поддерживал Того-кто-остался-без-имени, потому что наши идеалы совпадали. Что касается методов, здесь я не был бы так однозначен. В частности, я не считал, что необходимо убить тех, кто уже прошел обучение в Шмогвартсе, но не состоял при этом в семьях потомков выпускников. Также я не считал, что в системе не может быть исключений. Однако существующее положение дел меня не устраивает, и я по мере сил выступаю против него. Я ответил на ваш вопрос, мисс Грейнджер?
— Да, сэр, — она так и не подняла взгляд с тех пор, как он начал отчитывать ее. Гарри не винил ее.
— Есть вопросы, которые касаются не моей личности, а предмета, который я преподаю для вас? — спросил Холод, кутаясь в свой халат.
— Можно? — на этот раз руку поднял Рон.
— Разумеется, мистер Уизли.
— Скажите, сэр, чем отличаются занятия у вас от тех, которые будет вести во втором семестре госпожа Стручок? Братья сказали мне, что вы… в общем, что они не поняли разницы, и поэтому… в общем, в чем разница?
— Хорошо, что вы не верите своим братьям на слово, мистер Уизли, — ответил Холод. — Госпожа Стручок взяла на себя бремя обучения всех студентов, которые не имеют четких склонностей. Ее факультет — иллюстрация того, что получается, когда вы пытаетесь как можно быстрее дать хотя бы какое-то образование как можно большему количеству молодых людей.
Студенты госпожи Стручок начали недовольно шептаться.
— Что вовсе не означает, — повысил голос Холод, — что я считаю ее труд бесполезным. Напротив, если бы не она, мы с мадам МакГонагалл поубивали бы друг друга в считанные дни. Возможно, вам кажется, что я использую гиперболу, говоря так, но смею заверить, что убийство было бы реальным. Наши взгляды на предмет так сильно расходятся, что присутствие госпожи Стручок — единственное, что удерживает эту академию от серьезных преступлений. Теперь я постараюсь ответить на ваш вопрос, мистер Уизли. Госпожа Стручок во втором семестре будет обучать вас использованию своих техник и методик в парах, что подразумевает под собой, разумеется, подчиненное положение одного и доминирующее положение — другого. Я же, со своей стороны, буду обучать тех, кто проявит достаточно инициативы в первом семестре, тому, как при помощи этих техник подчеркивать подчинение. Подчеркивать, мистер Уизли, понимаете?
По лицу Рона было видно, что он ничего не понял. Мастер Холод прошел к нему через весь зал и оказался в шаге от Гарри. Гермиона продолжала сверлить взглядом пол.
— Вы сжались, мистер Уизли, — сказал мастер Холод. — Перестали дышать, отвели взгляд. В чем причина? Разве я применял по отношению к вам грубую силу? Нет, не применял. Больше того, мистер Уизли, я крайне редко применяю ее, потому что мне это не нужно. Вы и без этого готовы подчиняться, не так ли? Вряд ли мне доставит удовольствие ударить вас в таком состоянии, это было бы похоже на издевательство над маленьким щенком, заблудившемся на морозе в лесу. Студенты вашего факультета, мистер Уизли, вполне могли бы сделать подобное. Разумеется, если бы щенку хватило сил связно произнести «я согласен».
— Это неправильно, — прошептала Гермиона, сжав кулачки на коленях. Как и все остальные, она была одета в просторную форму Шмогвартса, которая скрывала почти все нюансы фигуры. Но Гарри показалось, что она выглядит особенно хрупко. — То, что вы говорите, неправильно.
— Сэр, — отрезал мастер Холод.
— Вы вмешиваетесь в личную жизнь другого человека. Какое право вы имеете говорить о подобных вещах при всех? Он ведь просто задал вопрос, чтобы понять, какой предмет выбрать!
— Посмотрите мне в глаза, мисс Грейнджер, — приказал мастер Холод.
Она не послушалась и продолжила:
— Вы рассуждаете о том, что мы все не свободны от природы, но такими делает нас общество, а люди, подобные вам, просто наживаются на чужих комплексах. Что хорошего от того, что один человек подчиняется другому? С болью все просто — это же физиология, гормоны, напряжение и расслабление. Узлы, психология — это я могу понять. Даже странно, что некоторые вещи не рассказывают в школе. Но то, что вы говорите, неправильно.
— Посмотрите мне в глаза, мисс Грейнджер, — повторил мастер Холод.
Гермиона медленно подняла голову, Гарри увидел у нее на щеках мокрые дорожки от слез.
— Каждый может распоряжаться своей судьбой, мисс Грейнджер, в меру своих возможностей, — сказал мастер Холод. — К примеру, вы своим поведением ставите себя под угрозу исключения. Когда я говорил лично с вами, мисс Грейнджер, вы вели себя разумнее, но неожиданно встали на защиту другого человека. Если, как вы утверждаете, свобода — такая важная вещь, не разумнее было бы предоставить Рональду возможность самостоятельно ответить мне? Не ущемляете ли вы этим его свободу? Ведь многие в этом кабинете теперь будут считать его… кгхм, подкаблучником, в лучшем случае.
— Ему промыли мозги, — убежденно ответила Гермиона. Гарри заметил, что ее бьет мелкая дрожь. Должно быть, она плохо понимала, что делает, просто не могла остановиться. Он стал искать способ отвлечь ее, но в голову ничего не приходило. — Все эти ваши термины, культура, красивые слова — все это выставляет в хорошем свете вещи, которые лучше не доставать из тени.
— Вы пишете поэму, мисс Грейнджер?
— Я… просто я хотела…
— Защитить его, я понял, — усмехнулся мастер Холод. — Нет ничего дурного в том, что вы хотите защитить другого человека. Особенно если он дорог вам. — Неожиданно мастер перевел взгляд на Гарри. — В некоторых случаях нам приходится жертвовать жизнью, чтобы защитить этих людей, не так ли, Гарри?
— Да, сэр, — Гарри не выдержал взгляд и отвернулся. Он вспомнил историю о Джеймсе и Лили Поттерах так ярко, как будто увидел перед глазами короткий фильм.
— Вот о чем я советую вам подумать на досуге, мисс Грейнджер, — продолжил Холод. — Взяв на себя смелость спорить со мной, вы взяли на себя ответственность за этого молодого человека. Он не просил вас об этом — это была ваша инициатива. Но вам кажется, что это нормально. Однако вы по неясным причинам, которые прикрываете принципами, считаете, что не должны были бы защищать его, если бы он вас попросил. В конце концов, мисс Грейнджер, Рональд не ребенок, несмотря на то, что до сих пор так сильно привязан к своей семье. В отличие от Гарри, который физически не мог говорить в ночь, когда Тот-кого-стоило-бы-забыть-как-его-имя пришел в дом Поттеров.
— Вы просто перевираете мои слова, к тому же делаете Гарри больно, — прошептала Гермиона.
Гарри кожей чувствовал на себе внимание всех студентов. Снова, как на занятии Биннса.
— Не нужно, Гермиона, — тихо попросил он.
— Но ведь это правда, Гарри! Он нарочно говорит об этих ужасных вещах, чтобы сделать тебе больно! — воскликнула она.
— Гермиона, не нужно, — с нажимом повторил Гарри.
— Мисс Грейнджер, на этом я вынужден попросить вас покинуть аудиторию, — отрезал мастер Холод.
— Отлично! — она быстрым шагом прошла к выходу и хлопнула дверью.
— Каждый год находится умник, считающий, что достаточно образован и опытен, чтобы спорить о вопросах, суть которых не в состоянии даже сформулировать, — прокомментировал мастер Холод. — К следующему занятию каждый из вас напишет эссе на тему свободы воли. Все свободны.
Гарри попытался обогнать остальных, чтобы добраться до Гермионы первым. Им предстояли еще занятия по физической подготовке — практика, и он надеялся поговорить с Гермионой до того, как они окажутся на улице.
Но она исчезла. На физической подготовке ее не было, а за ужином, когда Гарри едва мог сфокусировать взгляд на своей тарелке, мастер Холод сказал, что она обратилась к директору за помощью.
— Если кому-нибудь из вас покажется достаточно остроумным спорить с преподавателем в присутствии других студентов, советую воздержаться, — добавил он. — Всем будет лучше, если дело не дойдет до директора.
На следующем занятии по подчинению Гермиона упорно молчала, не поднимала взгляд на мастера, а от Рона Гарри узнал, что ее эссе было длиной в двадцать страниц.
— Она всю ночь его писала, говорю тебе, — возмущался Рон. — Не знаю, что на нее нашло, после разговора с директором ее будто подменили.
— Да кто он такой? — удивился Гарри.
— Дамблдор? — Рон понизил голос до шепота. — Говорят, он псих. Настоящий шизик или типа того. Говорят, его приглашает МИ6, когда им не удается расколоть шпиона-террориста.
— Шпиона-террориста? — недоверчиво переспросил Гарри.