— Завтра утром ты начнешь обучение. Познакомься с остальными учениками, Бен, — Люк остановился в просторном холле храма, где собрались почти все, передавая друг другу новость о прибытии еще одного ученика.
Бен посмотрел на них ничего не выражающим взглядом и промолчал. Они в ответ неловко улыбались. Люк так и не создал церемонии, подходящей случаю. Любые церемонии вызывали в нем либо улыбку, либо неприятные воспоминания о разговорах со стариками, которые видели все своими глазами, но мечтали забыть.
К обучению Бен отнесся небрежно и без тени энтузиазма. Механически выполняя то, что ему говорили, он витал в облаках. Несмотря на это, ему удалось достигнуть успехов, но сам Люк мрачнел с каждым днем, как будто настроение, привезенное племянником, было заразно.
— О чем ты думаешь? — спросил Люк после очередного урока, во время которого ученики обсуждали старый Кодекс.
— Мне не о чем думать, — ответил Бен. — Я ни о чем не хочу думать, — добавил он после. — Почему ты не прилетел?
У Люка было много ответов на этот вопрос, восемь лет, которые их разделяли, не прошли бесследно. Проигрывая в голове возможную встречу, Люк придумывал все больше подходящих слов. Но теперь, когда вопрос был задан, они исчезли из памяти.
— Я ждал каждый день, — продолжил Бен. В нем появилась раньше несвойственная ему беспощадность. — Каждый вечер я просил тебя прилететь и забрать меня оттуда. Потом, когда я понял, что это бессмысленно, стало лучше.
— Чем ты занимался? — спросил Люк. Он знал, что у него больше нет права отвечать на самый важный вопрос. Теперь никакие слова не помогут исправить случившееся.
— Научился летать, — Бен усмехнулся. Было похоже, будто Хан напился в кантине, заглушая боль от крупного проигрыша, но в этой усмешке, помимо циничности Хана, сквозила присущая Лее строгость.
— Ты стал пилотом, — сказал Люк. Он пытался быть мудрым, понимающим, и в нем пробуждалась ненависть к самому себе. Разве так вел себя Бен Кеноби? Разве так говорил Йода? Сейчас они посмеялись бы над Люком.
— Я стал никем, — ответил Бен. Жестокая усмешка повторилась. — Чему ты хочешь меня научить? Показывать фокусы? Пройдет пара лет, они заставят меня вернуться и скажут подметать полы в зале Сената. Или устроят помощником секретаря, чтобы я привыкал к бумажной работе.
— Ты говоришь о родителях? — Люк не мог представить себе, как Хан заставляет сына драить полы.
— Я говорю о подпевалах мамы. Она боится меня, а они дают советы. По крайней мере, к тебе она отправила меня лично. Знаешь, зачем я здесь? Чтобы постичь мудрость Силы.
— Но ведь Хан…
— Ничего не хочу о нем слышать, — резко ответил Бен. — Он мерзавец.
— Почему ты так говоришь?
— Он бросил нас.
— Нет, Бен, он просто…
— Ты ничего не знаешь! — закричал Бен. — Ты ничего не знаешь о моей семье. Тебя не было там, когда он улетал. Раз за разом. Ты не слышал, как плакала мама. Я ненавижу его. Было бы лучше, если бы он сразу улетел навсегда.
— Хан вернется, Бен.
— Прекрасно, — Бен провел рукавом по лицу. — Пусть возвращается, мне нет дела до этого. С меня хватит.
Хуже всего для Люка было ощущать, что каждое сказанное племянником слово оставалось правдой. Несмотря на резкость слов, они были правдивы. Хан и Лея попытались совершить невозможное, но все, что им удалось — сохранить подобие дружбы, которая была тем крепче, чем дальше они были друг от друга.
— Помнишь, что ты сказал мне про свою силу, Бен? — спросил Люк, решив, что лучше всего будет отвлечь племянника от воспоминаний о семье.
— Нет.
— Ты сказал, что сможешь защитить их, — Люк кивнул в сторону спален, где отдыхали после тренировок и уроков остальные ученики. — Ты все еще можешь сделать это. Стать джедаем.
— Я не хочу быть джедаем, — ответил Бен. — Я просто хочу перестать думать.
Люк усмехнулся, и это привлекло внимание Бена.
— Путь джедая поможет тебе не думать, Бен. Мы стараемся чувствовать Силу, слушать ее советы. Для этого не нужно думать. Много медитировать и наблюдать. Мысли здесь только мешают.
— Вот и отлично, — заканчивая разговор, Бен встал и пошел к своей комнате.
На следующий день во время медитации, в самом ее начале, Люк почувствовал, как под кожу забрались тысячи мелких разрядов. Они вызывали жар, боль, тут же захотелось вскочить на ноги и бежать. Страх — безотчетный страх.
Со всех сторон раздавались крики, но Люк не стал открывать глаза, чтобы проверить, чем заняты ученики. Худшее, что они могли сделать сейчас — умереть, Люк нужен был для другого. У него не было сомнений в том, кто стал источником этого ужаса и боли. Бен Соло, сидящий в одном ряду с остальными учениками, стоял одной ногой в Темноте.
Неудивительно, подумал Люк, что Лея решилась отправить сына. Жаль только, что ее толкнуло отчаяние. Впрочем, сторонницей радикальных мер его сестра никогда не была, она приберегала их для крайнего случая, и вот миг настал. Теперь в компании Бена опасно стало закрывать глаза. Едва ли она понимала, что уже упустила момент, но, по крайней мере, ей хватило чутья принять важное решение.
Он напуган, зол, он хочет вскочить на ноги и бежать, ему больно и душно, и все это Бен Соло с легкостью передает десяткам учеников вокруг себя, превратив час отдыха в мучительную пытку.
Если вырвать его в реальность и показать, что он делает, осознание содеянного толкнет Бена еще глубже во Тьму. Сейчас он делает все инстинктивно, но если Люк отреагирует неправильно, какими будут последствия? Начнет ли Бен делать подобное намеренно — или научится бояться самого себя не меньше, чем сейчас боится окружающих?
«Бен», — позвал Люк после минутного колебания, которое посвятил долгим размышлениям. Он не был Леей и не мог решать годами, взвешивая все за и против. Он чувствовал Силу и надеялся, что она сама подскажет нужный выход.
Ответом ему стало кристально чистое молчание. Бен решил бойкотировать его обращение и тем самым невольно прекратил пытку. Давление Темной Стороны ослабло, Люк расслабился и погрузился глубже в дебри собственного «я», где проще всего было читать волю Силы.
Она подсказывала: «Мне жаль, что все произошло именно так, Бен». Люк не был достаточно умелым форсьюзером, чтобы транслировать сложные предложения, но надеялся, что Бен услышит его сожаление и прочувствует его.
Не дождавшись ответа, он продолжил: «Я стараюсь искать хорошую сторону, Бен, а она в том, что ты здесь и я могу передать тебе знания, которые ты искал».
— Мне не нужна твоя помощь! — крикнул Бен, выводя Люка из состояния покоя.
Вокруг них осталось несколько учеников, они плакали или пытались сдержать слезы. Большая часть сбежала. Придется потратить уйму времени на то, чтобы вернуть их доверие. В особенности доверие к Бену.
— Пойдем, — Люк встал и махнул рукой в сторону пустыря, раскинувшегося перед зданием возрожденного Храма. Там было достаточно места для прогулки, а вдали виднелись холмы.
— Ты не понимаешь, — процедил Бен. — Когда я закончу обучение, мать велит мне вернуться. Служить Республике, которую она создала. Я никогда не буду свободным! Все эти годы я терпел, ожидая дня, когда она отпустит меня к тебе, учиться, стать джедаем. И вот, когда этот день настал, она объяснила мне, для чего нужно это обучение. Мне нужно лучше контролировать себя, — слова звучали с горькой усмешкой. — Я должен быть сдержаннее, дипломатичнее. Мои действия начали пугать людей, граждан Республики, а это… — он прищурился и выдал фразу, нарочно копируя интонации Леи:
— Неприемлемо.
— Пойдем, — выражение лица Люка не изменилось, он все еще предлагал прогулку. Оставшиеся в храме ученики, как зачарованные, следили за их диалогом.
— Что ты хочешь сказать мне? Что я опасен? Что я не должен позволять гневу завладеть собой? Что Темная Сторона имеет особенное влияние на мою семью?
Только твердо принятое решение не дало Люку измениться в лице. На секунду он решил, что Лея рассказала Бену о судьбе Энакина Скайуокера.
— Пойдем, — повторил он. Прекрасно зная, как раздражает отсутствие реакции на подобный монолог. На кону была судьба Бена, ради нее можно было изобразить из себя хорошего актера. Ему однажды удалось провести даже Императора, почему бы и теперь не попробовать себя в старинном ремесле?
— Все Скайуокеры такие упрямые? — зло спросил Бен, но Люк понял, что они пережили самое страшное. Страх, ярость и гнев, охватившие племянника во время медитации, отступали.
— Хочу показать тебе, где мы находимся, — сказал Люк.
Вдвоем они вышли из Храма и отправились в сторону холмов. Однообразие пейзажа вокруг могло утомить, но в сочетании с массивным зданием, которое высилось за их спинами, оно скорее успокаивало. Как будто после жизни в условиях, пусть весьма примитивной, но все же цивилизации, ты попадал в пустое пространство без границ. Люк принял окончательное решение, когда побродил по окрестностям Храма. Здесь не было ничего лишнего, а отсутствие ненужных преград иногда было лучшим спутником, чем тысячи полезных напутствий.
— Здесь была война? — спросил Бен, безошибочно определив причину запустения.
— Везде была война, — ответил Люк. — Здесь тоже. Храм был разрушен, как все Храмы джедаев. Я начал восстанавливать его, хотя работа далека от идеальной. У меня, видишь ли, небольшой опыт по восстановлению утраченных святынь.
— Почему не построить новый Храм? Дело в деньгах?
— Нет, — ответил Люк, глядя на линию горизонта, пока они шли вперед. — Видишь ли, построить новое — совсем не то же самое, что восстановить старое. Нужно куда больше времени на реставрацию, чем на создание нового, но и результат неодинаков. Это как с дружбой. Или с любовью. Иногда проще все бросить, уйти, найти другого человека. Или алиена, — он поспешно поправился. — Никогда не любил эти термины, от них только путаница. Все, что я хочу сказать…
— Тебе жаль, — закончил за него Бен. — Всем жаль. Маме жаль было отпускать меня. Я чувствовал ее волнение и сомнения.
— Ты ее единственный ребенок. Нет ничего удивительного в том, что она волнуется.
— Иногда я думаю, — продолжил Бен, — было бы куда лучше, если бы у родителей родились близнецы. Они бы просто поделили нас, отец сделал бы из меня пилота, а мать взяла бы второго, или вторую, и научила политике. Все были бы счастливы. Вместо этого они все время делят меня. Делили. Пока он не улетел окончательно.
— Знаешь, чего я никогда не понимал по-настоящему в учении джедаев? — Люк решил перебить прочную цепочку размышлений Бена неожиданным заявлением. Он знал, что они могли бы бесконечно обсуждать неудачи отцовства и материнства, но пользы в этом уже давно не видел. Единственной серьезной ошибкой Хана и Леи было то, что никто из них не понимал уровень могущества сына, но даже это можно было назвать ошибкой лишь с очень большой натяжкой. Они просто не чувствовали то, что чувствовали сам Бен и его не слишком убедительный в спорах дядя.
— Что же? — спросил Бен, проглотив наживку.
— Джедаю запрещено было иметь семью, — сказал Люк. — Видишь ли, это правило возникло не сразу, но впоследствии укрепилось и стало неотъемлемой частью Кодекса. Своеобразным приложением. Иногда делали исключения, но так редко, что джедай не мог рассчитывать на него всерьез. Это было сродни чуду.
— Почему джедаи запрещали это? — спросил Бен, окончательно отвлекшись от мрачных мыслей. Увести его с дорожки ведущей ко Тьме оказалось так просто, что Люк не сразу поверил. Он посмотрел на племянника и увидел подростка. Возмужавшего, окрепшего, почти уже взрослого мужчину, так и не решившего для себя тех сложных вопросов, который приходится решать в подростковый период. Рядом с Люком были добрые, понимающие и заботливые люди, и все равно он терзался мечтами улететь подальше от песчаных дюн. Каково же пришлось Бену, зажатому между двумя лидерами, каждый из которых тянул одеяло на себя.
— Дядя?
Люк понял, что думает уже очень долго.
— Прости меня, — сказал он. — Я очень много лет представлял себе, что у нас будет достаточно времени, чтобы я смог рассказать тебе о джедаях подробно. Теперь я не знаю, с чего начать.
— Ты рассказывал про семьи джедаев. Про то, что их не могло быть.
— Да, — кивнул Люк. — Если джедай проходил обучение в Ордене и получал титул, он уже не мог иметь семью. Некоторые чувствительные к Силе из-за этого избегали джедаев. Они опасались, что их заберут в Храм против их воли. Родители убеждали детей не использовать способности. Это правило приводило к настоящим трагедиям. И я не уверен, что хочу сохранить его в новом Ордене. Моя сестра чувствительна к Силе, и она вышла замуж и родила ребенка. Наш отец… — он осекся.
Много лет он представлял себе их разговоры и теперь забыл, что этот — настоящий.
— Расскажи, — потребовал Бен. Люк увидел, как за его спиной хлопнула крыльями и плащом осела на плечи Тьма. Она вернулась так же быстро, как улизнула.
— Твоя мать будет не в восторге…
— Если даже ты слушаешь каждое ее слово, какой во всем этом смысл? — Бен развернулся и пошел обратно к Храму. Люк понял, что видит его в последний раз, если только…
— Хорошо, — он сдался. — Я расскажу тебе правду. Всю правду, даже ту, которую не знает твоя мать. Если ты пообещаешь мне одну вещь.
Бен обернулся. Его глаза заблестели опасной желтизной, губы скривились в мрачной ухмылке:
— Вести себя хорошо? — спросил он.
— Ты останешься и пройдешь обучение. Пообещай мне, Бен. Достаточно года, чтобы я был спокоен за тебя. После ты сможешь улететь, куда захочешь.
Люк врал и знал это, но ложь была одинаково честной для него самого и для Бена. Простое самоубеждение. Через год, если Бен вспомнит об обещании, Люк отпустит его. Как бы ни было тяжело. Хотя бы кто-то в семье Бена должен выполнять обещания. Но года не хватит. И все же просить больше нельзя. В том состоянии, в котором находится племянник, любой по-настоящему серьезный срок будет воспринят в штыки.
— Я обещаю, — согласился Бен. — Год я буду учиться здесь. Тому, чему ты хочешь научить меня. Даже если мне очень захочется улететь, я останусь. Если ты расскажешь мне всю правду.
— Пойдем, — Люк повторил свой недавний жест, приглашая племянника идти дальше. К холмам и к тому, что было дальше. И что они, скорее всего, уже не увидят, потому что приближалась ночь, а ночи на этой планете чаще всего были по-настоящему темными. Единственная луна имела обыкновение скрываться за облаками.
— В хрониках путаница, толковых исторических записей так и не появилось. Я искал очень долго, но то, что рассказывает мать и ее подручные — ложь. Я чувствую, — Бен снова начинал злиться, — я знаю это.
— У них есть причина лгать, — спокойно ответил Люк. — Когда я получил свою правду, я получил вот это, — он закатал рукав робы и показал племяннику механический протез.
— Разве не Дарт Вейдер отрубил тебе руку? — нахмурился Бен.
— Да, — Люк улыбнулся. Ситуация напомнила ему о времени, когда он был молодым и полным стремления спасти Галактику. Теперь он уже не верил, что это возможно, и хотел всего лишь попытаться не разрушить ее.
— Дядя? — снова окликнул Бен.
— Я опять задумался, — сказал Люк. — Руку мне отрубил Дарт Вейдер. Я тогда узнал о нем кое-что важное. О нем и о себе.
— Что? Что?!
— Как глупо теперь повторять эти слова. Он сказал мне, что… Он — мой отец. Я разжал вторую руку и прыгнул сит знает куда. Вниз, в самый низ, подальше от этих слов. Если бы не твоя мать, я бы умер в тот день. Не знаю, какой реакции он ожидал, но уж точно не этой.
— Ч-что… твой отец? Дарт Вейдер?
— У нас в семье между родственниками всегда были непростые отношения, — решил пошутить Люк. — Вы с мамой хоть немного ладите.
— Но почему… — Бен все еще пытался осмыслить услышанное. — Почему она не хотела, чтобы я знал? Ведь это же… это же так просто!
— Просто? — нахмурился Люк. — Пожалуй, это самое сложное из всего, что я когда-либо пытался понять. Поступки собственного отца.