— Вы все предусмотрели, не так ли? — язвлю я.
— Мы старались.
Я без всякой радости вставляю линзы, и перевоплощение закончено.
Третий виллак ожидает меня в пещере с микрофоном.
— Мне это не понадобится. — Я отвожу его руку.
— Он нужен не для усиления, а для маскировки, — говорит англоговорящий священник. — Твой отец всегда говорит с ними именно так. Микрофон немного искажает звук. Без этого острое ухо может уловить различия в ваших голосах. Это нужно нам для того, чтобы…
— …прикрыть свои задницы, — заканчиваю я за него.
Он натянуто улыбается. Потом, прикрепив микрофон к моей майке, наклоняется к моему левому уху.
— А это для чего? — хмурюсь я.
— Это ресивер, по инструкции. Мы будем подсказывать тебе, что надо сказать.
Я позволяю ему вставить эту штуковину себе в ухо. Как только она оказывается на месте, оттуда слышится голос:
— Проверка, раз, два, три, проверка.
— Кто это? — спрашиваю я.
— Один из наших братьев, — отвечает первый виллак. — Ну как, работает?
— Да.
— Тогда ступай. Слова придут к тебе, когда будет нужно.
— Что мне надо делать? — нервно спрашиваю я. — Я никогда не любил произносить речи на публике.
— Иди к инти ватана, устрой смотр своим войскам — короче, будь Паукаром Вами.
Священники удаляются. Невидимый, я стою один в тени. Рядом есть выход. Можно рвануть на свободу. Но куда мне бежать? Ведь все ответы здесь.
Собравшись с силами, я направляюсь к большому круглому камню. Меня тут же замечают. Раздаются восторженные возгласы, громкий стук каблуков. Я иду медленно, бросая короткие взгляды налево и направо, обращенные на молодых солдат. Каждый из Змей салютует мне, когда я прохожу мимо. Кобры, отвлекшись от своих обязанностей, опускаются на одно колено и прикладывают ладони к полу, одновременно преклоняя головы. Я ищу глазами Кобру из второго триумвирата, который вел меня к комнате моего отца, но сверху все они выглядят одинаково.
Когда я достигаю платформы, стоящий на ней виллак поднимает голову и подходит к краю, чтобы поприветствовать меня.
— Раскинь руки в стороны, — шепчет голос мне в ухо. Теперь это голос священника, который вел меня к пещере. — Позволь ему соединить свои пальцы с твоими и поцеловать скрещение змеиных голов на твоем подбородке.
Расставив руки в стороны, как мне велели, я останавливаюсь на платформе, наклоняюсь вперед, и слепой священник касается моих рук своими пальцами. Бормоча что-то неразборчивое, он прикладывает губы к моему подбородку и целует головы вытатуированных змей. Раздается тихий шипящий звук, и, опустив глаза, я вижу его язык — он раздвоен.
Мне хочется отстраниться от него, но Паукар Вами никогда не отступает, и я держусь. Потом священник открывает рот, чтобы спеть, и я вижу, что язык у него снова стал нормальным. Может, у меня просто начались галлюцинации? Виллак продолжает свое монотонное пение. Я стою неподвижно, раскинув руки в стороны и ожидая дальнейших инструкций. Наконец он замолкает и подходит к трем ковшам, которые переносит к краю платформы.
— Повернись лицом к Змеям, — слышу я голос, — и повторяй за мной.
Я поворачиваюсь и повторяю слова виллака. Если бы я делал это как Эл Джири, я уверен, что спотыкался бы и запинался. Но в качестве Паукара Вами я бесстрашен и красноречив, просто прирожденный оратор.
— Наше время почти пришло. Многие годы мы существовали анонимно. Этому скоро суждено измениться. Городские воротилы знают о нас и встревожены. Скоро все будут дрожать при звуках нашего имени.
Мои слова отдаются эхом в стенах пещеры и нетерпеливо поглощаются слушателями. Многие из юношей и девушек улыбаются. Некоторые толкают локтем соседей и перемигиваются.
— Но мы должны еще немного потерпеть, — предостерегаю я, — наши враги скалятся друг на друга, как собаки, но нам нужно подождать, пока они займутся разборками, иначе они почувствуют исходящую от нас угрозу и объединятся.
— Повернись к виллаку, стоящему на инти ватана, — шепчет голос.
Я делаю, что он говорит, потом продолжаю:
— Перед выступлением вы пройдете крещение кровью. Вы выдержали многое, но впереди еще достаточно испытаний. Пусть это станет напоминанием о жертвах, которые вы принесли, и обещанием грядущей радости.
Ковши наполнены кровью. Это может быть кровь животных, но я почему-то уверен, что это не так.
— Вегетарианцам лучше покинуть помещение, — бормочу я, и вокруг раздаются злобные смешки.
— Это кровь побежденных, — говорит голос, и я послушно повторяю за ним, — кровь слабых и нищих духом. Чтобы очистить этот город, вы должны сначала прочувствовать его загрязненность. Удерживайте кровь в себе, когда будете пить ее. Тем, кто извергнет ее из своих желудков, здесь нет места, и они будут изгнаны.
Три виллака строевым шагом проходят от боковой части пещеры, напевая в такт ходьбе. Они принимают ковши из рук своего собрата на платформе, потом проходят по рядам, предлагая питье каждому из Змей по очереди и не двигаясь дальше, пока солдат не выпьет густую красную жидкость. Во время этой процедуры я продолжаю говорить:
— Сделайте глоток, не больше и не меньше. Те, кто не может выпить за свой город, нам не нужны, но не нужны и те, кто выпьет слишком много. Приветствуются только воины, проявившие умеренность и выдержку.
Я жду дальнейших инструкций, но их нет, поэтому я стою и смотрю, как Змеи с красными от крови губами и бесстрастными лицами заканчивают кровавый ритуал. Никто не отказывается, никого не рвет. Может быть, они уже проходили эту процедуру раньше. Я готов принять предложение, если оно последует, но мне ковша не подносят.
Когда кровь выпита последним из Змей, ковши возвращаются на платформу и виллак складывает их в кучу позади трона.
Мне дается указание общаться с воинами, делать комментарии и задавать вопросы.
— Но ничего не говорить про нас, — предупреждают меня.
Я брожу по рядам надменно, как настоящий Паукар Вами, и вглядываюсь в лица солдат, стараясь найти родственников. Они стоят по трое в ряд, между фалангами — промежуток, между триумвиратами — расстояние вдвое больше. Позади одиннадцать солдат стоят отдельно — новобранцы, ядро восьмого триумвирата.
Мне на ум приходит сержант, учивший меня, когда я только поступил в Гвардию. Я останавливаюсь в конце одной из фаланг и хлопаю по плечу дюжего тинейджера. Он вопросительно поворачивает голову, и я наношу ему удар в челюсть, отправляя в нокдаун.
— Я что, разрешил вам глазеть по сторонам? — ору я.
— Нет, сэр, — отвечает он с покрасневшим лицом, едва улыбаясь сквозь боль. Это большая честь — быть выделенным своим вождем, даже с помощью наказания.
— Встань!
Он встает. Среднего роста, крепко сбитый, широкое, открытое лицо. Не очень осмысленный взгляд.
— Как тебя зовут, парень?
— Леонард, сэр, первая фаланга, шестой триумвират.
— Давно у нас, Леонард?
— Три года два месяца и шесть дней, сэр.
— Какая хорошая память.
— Я отмечаю в календаре.
Я наклоняюсь к нему:
— Сегодня вечером возьми этот календарь, порви его и сожги.
Он растерян:
— Но… сэр… он принадлежит…
Я бью его по затылку:
— Я не просил обсуждать это. Я приказал.
— Да, сэр! — выкрикивает он.
Я отхожу от него и обращаюсь к остальным:
— Это касается вас всех. Сосредоточьтесь на настоящем. Пользуйтесь им. Дышите им. Соответствуйте ему. Прервите связь с миром времени. Если вы этого не сделаете, значит, вы принадлежите тому миру и не принадлежите мне.
По их сияющим лицам я вижу, что произвел впечатление, и чувствую, как гордость поднимается в груди. Я быстро подавляю это смехотворное чувство. Ведь это пешки виллаков, следовательно, мои потенциальные враги. Скорее бы закончить это представление и…
Я быстро следую мимо одиннадцати новобранцев, стоящих сзади. Один из них привлекает мое внимание. Я подхожу ближе, чтобы убедиться, что не ошибся, а он встревоженно делает шаг назад.
— Дрейк? Какого черта ты здесь делаешь? — спрашиваю я, а сын Фло таращит на меня глаза, потрясенный, что к нему обратился сам легендарный Паукар Вами. — Отвечай!
— Я… я Змея… сэр.
— Как давно ты здесь?
— Пару недель. Раз в несколько дней я тайком убегаю домой, но…
— Твоя мать знает об этом?
— Нет, конечно.
Он собирается с силами и прямо смотрит мне в глаза.
Я хочу спросить его, что он думает о том, как прореагирует Фло, если узнает, но потом вспоминаю, кого я должен изображать. Я делаю шаг в сторону от Дрейка:
— Скажи мне, почему ты здесь, парень? Что привело тебя в это печально известное логово воров… в эту пользующуюся дурной репутацией выгребную яму?
Разлается общий радостный смех. Но Дрейк крайне серьезен:
— Я хочу защитить свою мать, сэр.
— Каким образом?
— Хочу научиться сражаться. Город накануне волнений, но нет никого, кто бы защитил нас, кто бы поднялся против войска проклятых клуксеров.
— Проклятые клуксеры, — как эхо, повторяют некоторые Змеи.
Я останавливаю шум поднятием руки.
— Продолжай, — киваю я Дрейку, — говори так, чтобы все могли слышать. Как будто ты хочешь, чтобы слышал не только я, но и эта толпа.
— Змеи будут защищать своих родственников и друзей, — серьезно говорит Дрейк. — Мы разобьем гвардейцев, клуксеров и всех, кто угрожает тем, кого мы любим. Мы будем контролировать банды. Мы вернем в город мир и порядок и вышвырнем всех, кто сунется к нам!
Он выкрикивает последние слова, и они сопровождаются одобрительным гулом. Я жду, когда он смолкнет, и резко спрашиваю:
— А потом?
Дрейк растерян:
— Сэр?
— Что ты сделаешь потом, когда улицы станут твоими? Вернешься к своей матери? Или снова скроешься под землей?
— Заканчивай, — шипит виллак мне в ухо.
Я игнорирую его:
— Скажи мне, что ты будешь делать дальше?
— Я не знаю, сэр.
— Кто скажет этому мальчику? — во весь голос кричу я. — Кто знает? Кто думал об этом?
— Джири! — чуть не визжит виллак мне в ухо. — Если ты не прекратишь прямо сейчас…
Молодая женщина поднимает дрожащую ладонь.
— Да? — спрашиваю я ее, не обращая внимания на священника.
— Будем все контролировать, сэр, — говорит она уверенно.
— Вы завоюете улицы, а потом станете их хозяевами?
— Да.
— А как к этому отнесутся ваши родные и друзья? Что думаете?
Она хмурит брови.
— Горожане могут поддержать нас в борьбе против гвардейцев и клуксеров, — говорю я. — Но что случится, когда они захотят вернуться к нормальной жизни?..
Англоговорящий виллак врывается в пещеру.
— Сапа Инка! — кричит он. — Вы должны пойти со мной. У нас трудности. Вы нужны в другом месте.
— Я говорю с моими войсками, — рычу я, — и не люблю, когда меня прерывают!
— Клуксеры напали на один из наших постов. Вы должны идти!
При упоминании о клуксерах среди Змей поднимается злобное бормотание, и я понимаю, что виллак меня переиграл. Если я не пойду с ним, это будет означать, что я больше люблю произносить речи перед лицом своих сподвижников, чем защищать их от врагов.
— Ладно, — бормочу я раздраженно, а потом в последний раз обращаюсь к Змеям: — Подумайте о том, что я сказал. Подчинение естественно, когда вы служите мне, но острый ум всегда важен. Мои последователи должны уметь рассуждать, а не только слепо повиноваться.
Повернувшись к ним спиной, я иду за священником, который поспешно направляется к выходу, находящемуся в боковой стене пещеры. Я не оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть на Змей — Паукар Вами никогда не смотрит назад.
Оказавшись за пределами видимости молодых солдат, виллак вздыхает с облегчением.
— Что такое «Сапа Инка»? — спрашиваю я.
— Так мы обращаемся к Паукару Вами. Это имя мы использовали очень давно, обращаясь к нашим военачальникам. — Его губы морщатся в презрительной усмешке. — Ты говорил глупо. Я предупреждал тебя не перечить нам.
— Вы сказали, чтобы я вел себя как Паукар Вами, — возражаю я.
— Да, исполнение было превосходное, — соглашается священник, потом добавляет язвительно: — До определенного момента. Но побуждение их задаваться вопросами об отдаленных целях было просто подстрекательством. Они же солдаты, и, когда им говорят — прыгайте, они должны прыгать, а не размышлять.
— В этом и есть разница между мной и вами. Я считаю, что они имеют право знать, во что их впутывают и что может из этого выйти.
— Когда Змеи станут твоими, — хмыкает священник, — можешь обращаться с ними, как пожелаешь. Но до тех пор я бы попросил уважать…
— Что значит «когда Змеи станут моими»?
— Змей вербовали для службы Паукару Вами, — говорит священник. — Он выступает в качестве номинального вождя, символа, который может их объединить. Не думаешь же ты, что мы можем отдать власть в руки киллера-психопата.
— Послушайте, — говорю я резко, — если вы надеетесь, что я возглавлю вашу армию, то вы…
Виллак подносит к губам небольшую трубку, сильно дует в нее и посылает мне в лицо облако розовой пыли. Я кашляю и задыхаюсь, пылинки наполняют мои легкие, и голова становится невероятно легкой. Ноги подкашиваются, а стены куда-то исчезают.
— Ублюдок! — кричу я, но вместо крика получается шепот.
Я пытаюсь ударить священника, но мой кулак как будто из ваты. Мне кажется, что я перестаю существовать, куда-то плыву… потом все чувства пропадают.
Когда я прихожу в себя, кто-то держит меня за руку и ведет по узкому туннелю. Наркотик все еще отравляет кровь, голова пульсирует. Остановившись, я выдергиваю руку у моего проводника и падаю на колени. Я изо всех сил стучу по полу кулаками, скалю зубы, и это, как ни странно, помогает прочистить голову. Виллаки явно меня чем-то отравили. Но наркотик не очень сильный, и, хотя мир вокруг странно мерцает по краям, я в состоянии распознать реальность и уцепиться за нее.
— Все нормально? — спрашивает мой гид, наклоняясь, чтобы помочь.
Женский голос. Я отталкиваю ее руки и усилием воли заставляю взгляд сфокусироваться.
— Кто ты? — задыхаясь, спрашиваю я.
— Друг. Я веду тебя на поверхность. Мы идем домой.
Я слишком слаб, чтобы бороться. Разрешив женщине ухватить себя за локти и поднять на ноги, я беспомощно прислоняюсь к ней. Потом, когда мы начинаем двигаться вперед, я бросаю взгляд на ее лицо и узнаю ее.
— Ама Ситува, — бормочу я, задаваясь вопросом, способен ли отличить фантазию от реальности после всего, что произошло.
— Да, — отвечает она.
— Ты настоящая или призрак?
Она медлит с ответом. Мы подходим к лестнице. Она останавливается у первой ступеньки, смотрит на меня и говорит тихим голосом:
— Не знаю.
Мы улыбаемся друг другу трясущимися губами. Ища поддержки, я сжимаю ее руку, а она в ответ сжимает мою. Потом мы начинаем подниматься.
Глава четвертая
БЕСЕДЫ С МЕРТВЕЦАМИ
Время действия — среда, в районе полуночи, место действия — моя квартира. Ама на кухне готовит сэндвичи. Я говорил ей, что сам могу их сделать, но ноги все еще слабы, и она настояла на том, чтобы я отдохнул.
Был понедельник, когда я неожиданно встретил своего отца в статуе Манко Капака. Когда я спросил, который час, он ответил мне, что уже полдень. Но это был полдень среды, а не понедельника. Меня вырубили больше чем на сутки.
Во время нашего подъема мы с Амой говорили мало. Выбрались на поверхность за мусорной свалкой, где нас ждали мой мотоцикл и ее скутер. Я спросил Аму, как они сюда попали, но она не знала. Она даже не совсем понимала, как нашла дорогу наверх, — утверждала, что ее вел просто инстинкт.
Она выскальзывает из кухни, держа поднос с сэндвичами в одной руке и пакет с выпечкой — в другой.
— Они черствые, — говорит она, — но, если их размочить, будет очень даже неплохо.
— Тут недалеко круглосуточный магазин. Я могу…
— Не стоит беспокоиться. Все в порядке.