Я пью кофе, который она приготовила, и жую сэндвичи. Ама откусывает маленький кусочек печенья и не притрагивается к кофе. Ее темные глаза смотрят серьезно.
— Помнишь статую? — спрашиваю я осторожно.
Она кивает:
— Священники привели меня туда, чтобы завлечь тебя, а потом заставили принести себя в жертву. Я не контролировала свое поведение. Иногда после того, как они возвращают меня обратно, я становлюсь зомби, и они могут… — Она внезапно умолкает и хмурится. — Понимаешь, о чем я говорю?
— Да. Я там встретил моего… в общем, Паукара Вами. — Нет смысла говорить ей, что он мой отец, если она этого не знает. — Он рассказал, как виллаки возвращают его с того света и заставляют выполнять их приказы.
— Для нормального уха все это звучит дико. — Она улыбается. — Первые несколько раз со мной случались истерики. Теперь я притворяюсь такой же, как все, и, когда они заставляют меня умереть, я поступаю так, словно ничего особенного не происходит, словно я просто засыпаю.
— Сколько раз… — Я вздрагиваю. Голова раскалывается от боли.
— Тебе надо отдохнуть, — говорит Ама, — мы все расскажем друг другу утром.
— Но лучше…
— Утром, — твердо повторяет она.
— Да, мадам сиделка. — Я улыбаюсь, потом встаю и ковыляю к постели, поддерживаемый Амой. Сажусь на край и делаю глубокий вдох, зажмурив глаза от боли.
— Кто эта пара на фото? — спрашивает Ама, показывая на снимок Билла и юной Присциллы Бертье, который висит над моей кроватью.
— Старые друзья, — бормочу я, не открывая глаз.
Наступает пауза, во время которой она осматривает комнату.
— На твоем письменном столе лежит какой-то палец.
— Я знаю.
Ама снимает с меня ботинки и помогает снять футболку. Ее дыхание прерывается, когда она видит шрамы у меня на груди и спине — большая часть из них получена во время взрыва десять лет назад, — но ничего не спрашивает. Ее пальцы начинают расстегивать пуговицы на моих джинсах, когда я останавливаю ее:
— Я не ношу трусов.
— Сомневаюсь, что у тебя имеется что-нибудь, чего я не видела раньше, — говорит она, но поворачивается спиной, когда я с трудом стаскиваю с себя джинсы и ныряю под одеяло.
— У меня нет спального мешка, — говорю я, — так что тебе придется обойтись кушеткой. Но, если хочешь, я…
— Нет, тебе надо хорошенько выспаться. — Она собирается уходить, потом останавливается и смотрит на меня: — Там, в статуе, я была голая?
— Похоже на то, — бормочу я.
Она улыбается:
— О, скромный мистер Джири!
— Ты была голая.
— Ну что ж, у меня тоже нет от тебя секретов. — Ее улыбка тает. — Ты понятия не имеешь, какая там изоляция. Когда я жива, они держат меня запертой в комнате. Я безумно боюсь одиночества. Не хочу спать одна сегодня ночью. — Я вскидываю бровь. — Я не это имею в виду! Просто мне надо, чтобы кто-то был рядом. Я давно мечтаю, чтобы имелся кто-нибудь, к кому можно прижаться в темноте.
— Понятно, — тихо говорю я, — у меня та же проблема.
Я откидываю край одеяла. Она быстро сбрасывает одежду, выключает свет и скользит под одеяло рядом со мной. Несколько минут мы лежим, глядя друг на друга. Потом она обвивает рукой мою шею, а я обнимаю ее. Мы засыпаем, слившись в единое целое.
* * *
Когда я просыпаюсь, Амы нет в постели, но складки простынь все еще сохраняют формы ее тела. С трудом выбравшись из кровати, стараясь не обращать внимания на головную боль, я ковыляю по комнатам. Ее нигде нет. Я стою в гостиной, тяжело дыша, и пытаюсь понять, исчезла ли она в облаке зеленого тумана, была ли похищена, а может…
Входная дверь открывается, и входит Ама, одетая в ту же футболку и бежевые брюки, что и вчера, держа в руках коричневый пакет из круглосуточного магазина, расположенного поблизости. Она смотрит на меня, стоящего голым посреди комнаты, потом начинает смеяться:
— Не надо было так скромничать, когда ты раздевался вчера — тебе есть чем похвастаться.
Мои руки непроизвольно ныряют вниз, чтобы скрыть наготу, после чего я, ковыляя, устремляюсь в спальню и натягиваю джинсы, а затем тащусь за ней в кухню.
— Я купила молоко, свежую выпечку, мясную нарезку, хлеб и вот это.
Она протягивает мне пакетик с аспирином.
— Спасибо. — Я бросаю в стакан с водой пару таблеток и даю им раствориться.
— Как голова?
— Пока болит. И горло тоже, хотя уже меньше, чем вчера.
— Кровоподтеки и ушибы очень живописные. Повезло, что ты остался жив.
— Это было не везение. Он прекрасно знал, что делает. — Я кашляю. — У нас не было возможности обменяться нашими историями. Понятия не имею, что именно ты обо мне знаешь, и…
— Ты — Эл Джири. Твой отец — Паукар Вами. Ты иногда его изображаешь.
— Это виллаки тебе сказали?
— Нет. Это я и так знала. Есть много вещей, которые я знаю, но не могу объяснить откуда. Думаю, священники перед оживлением программируют меня. — Она продолжает распаковывать продукты, потом поворачивается ко мне: — Извини, если своим исчезновением заставила тебя беспокоиться. Я хотела тебя разбудить, но ты казался таким… умершим для мира.
— В следующий раз просто оставь записку.
— Слушаюсь, босс. — Она отправляется в ванную и щелкает выключателем. — Я хотела принять душ раньше, но горячей воды совсем не было.
Я смотрю на часы:
— Котлом с горячей водой пользуются все жильцы дома. Большинство принимает душ до работы, так что после полдевятого котел обычно уже пуст. Сейчас уже должно быть все в норме, но не стоит долго плескаться, не больше пяти-шести минут.
— Этого хватит. Ты тоже будешь мыться?
Я нюхаю свои подмышки:
— Хотелось бы.
— Хочешь вместе со мной?
— Ох, не искушай. — Я кривлюсь от головной боли.
Я захожу в душ после нее, до отказа включаю горячую воду и смываю с себя зловоние туннелей. Через минуту вода становится холодной. Я дрожу, но продолжаю стоять под душем. Потом выключаю его, досуха вытираюсь полотенцем и надеваю чистые джинсы и футболку. В таком виде я выхожу в кухню, где Ама готовит завтрак.
— Могу я тебя кое о чем спросить? — осведомляюсь я, стоя в дверях.
— Давай!
— Почему ты решила, что можешь доверять мне?
Ама намазывает маслом кусок хлеба:
— Ты убиваешь только преступников. Ты не такой злодей, как твой отец. Это я знаю наверняка. Я также знаю, что ты не заводишь любовницу из опасения, что виллаки используют ее, чтобы причинить тебе страдания. Поэтому я не сомневалась, что ты не станешь тащить меня в койку.
— А разве ты сама не пыталась это сделать?
Она смеется:
— Не принимай это так близко к сердцу. У меня нет выбора. Я была создана любить другого.
— Капака Райми?
— Да. — Она берет еще один кусок хлеба. — Нам надо о многом поговорить, но на это нужно время. Давай сначала позавтракаем.
Мы едим, сидя на кушетке. Еда самая простая — овсянка, сэндвичи, молоко. Ама говорит о своих отношениях с Кардиналом:
— Мои воспоминания о Капаке весьма туманны. У нас были беседы в суде, во Дворце и в ресторане, где я работала.
— В ресторане Кафрана.
Она хмурит брови:
— Не помню.
— Не помнишь его владельца, Кафрана Рида?
Она на мгновение задумывается.
— Нет.
Я запоминаю эту информацию. О нем я могу рассказать ей позже. А прямо сейчас хочу узнать о ее жизни под землей с инками.
— Я знаю, что Капак — Аюмаркан и что это означает. Я также знаю, что он отличался от других — что он не умер, когда умерли все остальные.
— Ты знаешь, что он пожертвовал тобой ради своей карьеры? — спрашиваю я.
— Да. — Ее лицо становится печальным. — Когда я первый раз вернулась обратно — два или три года назад, — я его ненавидела. Теперь я понимаю, что ошибалась. Он делал только то, что его заставляли. У него не было выбора. Кардинал создал его для того, чтобы он был холодным и сконцентрированным на своем деле.
— Ты все еще любишь его? — Я стараюсь, чтобы мой голос звучал безучастно.
— Я не могу его не любить. Я понимаю, что это за любовь — искусственная, воображаемая, — но не могу от нее отказаться.
— Знаешь, где он находится?
— Во Дворце, я полагаю. Но, — добавляет она тихо, — я вижу повторяющийся сон о том, что мы встречается в холодном, пустынном месте и я веду его вниз по ступенькам в темноту.
— В Холодильнике? — Она смотрит на меня пустым взглядом, и я задаю ей следующий вопрос: — Расскажи мне о своем возвращении к жизни. Знаешь, как они это делают?
— Нет. Когда я вернулась в первый раз, я была в ужасе. Я помнила свою прошлую жизнь и что я умерла, но совсем забыла, что происходило между этими событиями. С тех пор ничего не изменилось. Смерть — ничто, пустота, не оставляющая чувства времени и пространства.
— Где ты воскресаешь?
— В маленькой комнате, темной и с красными стенами. Там много женщин, одна, например… — Ее лицо морщится, она изо всех сил пытается вспомнить еще что-нибудь. — Извини, это все, что я помню. Я всегда как в тумане, когда возвращаюсь оттуда. Кто-то ведет меня в мою комнату — она рядом с пещерой Инти ватана, — и я там отдыхаю.
Темная комната и женщины вызывают мой интерес. Все виллаки, которых я встречал, мужчины. Но они должны иметь партнерш для производства потомства. Я никогда не думал об этом раньше. Похоже, что они спариваются с инкскими женщинами. Им, вероятно, не хочется смешивать свою аристократическую кровь с кровью простолюдинок.
— В пещере Инти ватана бывают женщины? — спрашиваю я.
— Я никогда их там не видела.
Наступило время рассказать про ее пропавшего возлюбленного. Я говорю тихо, в деталях описывая его исчезновение и мои поиски. Она огорчена новостями, но не подавлена.
— Он у виллаков, — заканчиваю я. — Если бы мне удалось похитить нескольких их женщин, я смог бы заставить священников освободить его.
— Зачем ввязываться в такие проблемы? — говорит она. — Ведь он бессмертен. Они не могут его убить.
— Но они могут держать его в плену до скончания века.
Она хмурится:
— Он сам в состоянии убить себя. Перерезать вены или разбить голову о стену.
— Только если не будет связан и напичкан наркотиками.
Ама издает шипящий звук:
— Ублюдки! Наверняка они использовали меня как приманку, чтобы заманить его под землю. Я часто думала, зачем им понадобилось оживлять меня? Теперь знаю — чтобы добраться до Капака.
— Если бы они собирались использовать тебя только в этом единственном случае, то не стали бы удерживать после того, как завладели им.
— Если не планируют использовать меня против кого-нибудь еще, — бормочет она, и наши глаза встречаются.
Я улыбаюсь:
— Не огорчайся, я не собираюсь терять из-за тебя голову.
— Очень мило. — Она допивает молоко и смотрит на меня поверх чашки. — Ты все еще не рассказал, каким образом сам вляпался в это дело. Зачем тебе Капак?
— Мне нужны связи. Если я освобожу Кардинала, у меня будет друг в самых высоких сферах.
Она усмехается:
— Ты врешь. Но это не важно. У нас у всех есть секреты.
Она сообразительна. Надо держать ухо востро.
— Что будем делать? — спрашивает она. — Похоже, твои поиски зашли в тупик. Тебе известно, что Капак находится под землей, но я не думаю, что кто-нибудь, кроме виллаков, может точно указать его местонахождение.
Я киваю:
— Я мог бы схватить одну из их женщин или взять в плен священника, который говорит по-английски, и подвергнуть его пыткам. Но виллаки — хозяева туннелей. Сомневаюсь, что смогу одержать победу на их территории.
Я замолкаю, задумавшись, но в голову не приходит ничего путного.
— Полагаю, что можно сделать только одно — я иду к Форду Тассо, рассказываю ему, что знаю, и пусть он сам вытаскивает Кардинала.
— Считаешь, что он станет это делать? — скептически спрашивает Ама.
— Нет, — говорю я, — это было бы слишком большим везением.
* * *
Мы с Амой добираемся до Дворца — она остается около наших байков в переулке позади здания. Я вхожу внутрь в обличье Эла Джири и поднимаюсь на пятнадцатый этаж. Коридоры кишат гвардейцами и озабоченными агентами. Я незаметно проскальзываю мимо них. Перед дверью в кабинет Тассо приходится поработать локтями — так густо там намешано людей, настойчиво добивающихся аудиенции у временного Кардинала.
— Привет, Мэгс, — здороваюсь я с усталой секретаршей. — Есть у меня шанс попасть к Тассо?
— Смеетесь? — резко отвечает она. — Я вчера потратила целый день, стараясь с вами связаться. Вы единственный, кого Форд реально хочет видеть. — Она нажимает кнопку двусторонней связи: — Эл здесь.
— Ну, наконец-то, твою мать! Немедленно ко мне!
По дороге я отступаю в сторону, чтобы не столкнуться с тремя испуганными мужчинами — они стремительно выбегают из кабинета Тассо, как будто за ними гонится сам дьявол, — затем закрываю дверь, отсекая себя от хаоса в приемной. Тассо сидит за столом и пристально смотрит на меня здоровым глазом. Ладонью левой руки он массирует правую.
— Рассказывай, что ты разнюхал об этих гребаных Змеях, — рычит он вместо приветствия.
— Когда вы узнали про них? — спрашиваю я, пододвигая стул.
— Позавчера вечером. Какая-то шайка уничтожила отряд гвардейцев, патрулировавших город на востоке, и оставила на одном из тел записку с предупреждением: «Держитесь подальше от восточной части. Змеи». Через несколько часов улицы были переполнены слухами, что сотни бойцов, обученных как настоящие роботы-убийцы, под руководством этого гребаного Паукара Вами, захватили город. Кто они такие, Алжир? И какого хрена ты вдруг возглавил эту чертову армию?
— Если бы вы действительно поверили, что я стал их вождем, мы бы здесь не разговаривали — вы смывали бы с рук мою кровь.
— Это верно, — хмыкает он, и на лице его появляется гримаса. — Что происходит и где ты был?
Я даю ему краткий отчет о своих приключениях в обществе реального Паукара Вами, виллаков и Змей. Я ничего не рассказываю ни о том, что Вами способен умирать и снова возвращаться к жизни, ни о сходных возможностях Амы. Он может поднапрячь воображение и сам сделать эти выводы. Он подробно расспрашивает меня про Змей. Какова их численность? Как они вооружены? Каковы их цели? Я отвечаю подробно, выкладываю все, что знаю, и под конец высказываю предположение, что они могут принести много вреда.
— Да что ты говоришь? — рычит он. — Я только что размышлял о том, что мне делать с Даверном, а теперь еще и это дерьмо. Откуда они взялись, мать их? Невозможно собрать такое войско, не привлекая внимания.
— Виллаки — большие специалисты, когда дело касается секретности. Они создавали войско Змей годами, вербовали солдат медленно, делая ставку на молодых мужчин и женщин, которые желают служить благородному делу, умеют держать рот на замке и научены появляться и исчезать незаметно.
— Я могу послать гвардейцев в туннели и вытеснить их оттуда, — бормочет он.
— Я бы вам не советовал.
— Думаешь, мы не сможем их победить?
— Там, внизу, — нет. В лучшем случае, вы получите хороший урок. В худшем — вы их так достанете, что они сделают что-нибудь гнусное с вашим Кардиналом.
— Ты так уверен, что Капак у них?
— Да.
Он мрачнеет:
— Чего они хотят?
— Они хотят защитить свои дома и семьи.
— Да не Змеи, — рычит он, — эти гребаные священники. Зачем они собрали армию? Каковы их планы?
— Направить армию против вас и ослабить ваше господство в городе.
— Но зачем? Как бы ни были сильны Змеи, они не смогут прогнать нас отсюда. Нанося нам удары, они лишь играют на руку Даверну и его клуксерам. Хаос никому не нужен, так зачем его создавать?
— Вы спрашиваете меня или это мысли вслух?
Он невесело хмыкает:
— И то и другое. Есть какие-нибудь соображения?
— Нет. Меня это не волнует. Меня наняли найти человека. Я его нашел. Вы намерены выполнить ваши условия сделки?
— Где он находится? — холодно спрашивает Тассо.