О новообретённом друге, Кае, Раныль благоразумно предпочла никому не говорить. Бабушка была человеком всепонимающим и толерантным, однако даже ей вряд ли было под силу понять такую связь.
А в том, что между ними установилась связь, Раныль ни секунды не сомневалась. С Каем было…уютно. Спокойно.
Боже, как давно ей не было так спокойно.
Кай ни разу не выказывал никакой агрессии – по крайне мере по отношению к ней. Умел выслушать, когда больше всего хотелось высказаться. Умел молчать, когда хотелось просто посидеть рядышком. Раныль не хотела ничего менять в этой рутине – её всё устраивало, пусть даже со стороны это и могло выглядеть жутко.
И перед каждой встречей неизменно брала с собой коробку печенья, обхватывала рюкзак поудобней и неспешной походкой углублялась в лес.
– Доктор Хан, звонила миссис Пак, у её младшего сына температура, - голова молодой девушки просунулась в дверь врачебного кабинета, – Снова.
– Хорошо, милая, спасибо. Я уже заканчиваю смену, зайду к ней сразу же, - женщина ответила короткой улыбкой и продолжила заполнять бумаги уже чуть быстрее. Девушка, удовлетворённая ответом, кивнула и зашагала к компьютерному столу, за которым недавно сидела. На её бейджике, прикреплённом на груди, значилась её должность – «младшая медсестра». Вновь забегала пальчиками по клавиатуре и не заметила, что кто-то прошёл мимо неё.
Заскрипела дверь, оповещая, что о чьём-то приходе.
– Милая, сказала же, зайду сразу же…- женщина подняла голову от бумажной волокиты и не смогла закончить фразу: слова застыли на губах. Глаза распахнулись от секундного удивления и тут же заморгали.
– Здравствуй, - собеседник слегка кивнул головой.
Женщина прочистила горло и встала изо своего стола.
– Здравствуй, - ответила она и залюбовалась силуэтом напротив: это был высокий мужчина её лет, с гордым станом и широкими крепкими плечами. От природы смуглая кожа казалась темнее обычного, выдавая пристрастие частенько проводить время на солнце. Волосы были того же оттенка, что и глаза. В прошлом, по крайней мере. Сейчас же шевелюру пробрала седина, и на лице прорезались возрастные морщины.
– Присаживайся, - женщина жестом указала на стул, и сама же вернулась на место.
– Как поживаешь? – поинтересовался мужчина, как только сел напротив, – Слышал, к тебе переехала внучка?
– Да, всё верно, - кивнула женщина с еле заметной улыбкой, – Похоже, ей тут начинает нравиться.
Мужчина понятливо кивнул.
– Ну, я так понимаю, ты сюда не о внучке моей интересоваться пришёл.
Мужчина на секунду отвёл глаза, обдумывая. Госпожа Хан знала его всю свою жизнь. Достаточно, чтобы знать – его заминка ничего приятного не сулила.
– Боюсь, это касается непосредственно твоей внучки, Чеён, - женщина подалась вперёд, пытаясь усидеть на месте.
– На той неделе чужак охотился на нашей территории. У нас есть основания полагать, что целью была твоя внучка.
– Что?! – госпожа Хан в испуге привстала с места, – Что это значит?
– Чеён…
– Я думала, что вся эта травля закончилась… что на Ханыль всё закончилось! – голос дрогнул на имени, – Вы обещали мне! Ты обещал мне, что подобное не повторится!
– Чеён, пожалуйста, успокойся, - мужчина встал вслед за женщиной, что в панике вцепилась в рукава своего белого халата.
– Младшая Хан была в лесу вчера. И позавчера. Уверен, и сейчас тоже, - мужчина бросил взгляд на наручные часы.
– Ты имеешь ввиду, что…? – в глазах госпожи Хан мелькнула догадка, и та тут же прокусила внутреннюю сторону щеки, молясь, чтобы это оказалось неправдой.
– Боюсь, что да, - посетитель устало потёр переносицу, – Всё повторяется. Снова.
***
– Раныль, где ты была? – вопрос застал девушку врасплох, когда та проходила мимо кухни к лестнице, ведущей на второй этаж.
– О, ты уже дома, бабушка. Думала, ты придёшь попозже, - Хан направилась к родственнице, сидящей за столом, – Что-то случилось, ба?
Женщина лишь вздохнула и подняла на внучку измученный взгляд.
– Раныль, я сейчас попрошу тебя кое о чём, - у девушки пробежал холодок по спине от тона госпожи Хан, – Обещай мне кое-что.
– Бабушка?
– Обещай мне больше не ходить в лес, - женщина, наконец, взглянула в глаза Раныль, отчего у той тут же подкосились ноги.
Она знает.
Но откуда?
– Ба, я не…
– Не надо мне врать, дочка, просто пообещай мне.
Раныль с трудом дышала от давящего груза.
– Я не…могу…
– Что?
– Я не могу, бабушка. Не могу! Ты не понимаешь, я…- девушка подскочила к родственнице ближе.
– О-о, - грустно протянула женщина, – Уж я-то понимаю побольше твоего, - Раныль передёрнуло от горечи в голосе бабушки.
– Это для твоего же блага, Раныль. Не заставляй меня принимать глубокие меры. Кто бы это ни был, прекрати это, пока не стало слишком поздно.
Госпожа Хан встала со своего места, обошла кухонный стол и положила ладонь на плечо девушки, заглядывая в глаза:
– Просто поверь мне.
Раныль стояла и слушала за спиной неторопливые шаги по лестнице.
Как только захлопнулась дверь комнаты, женщина прижалась к ней спиной и пыталась унять бешеное сердцебиение. В комнате царил полумрак. Вечерний воздух, льющийся из приоткрытого окошка, приятно холодил кожу. Женщина на негнущихся ногах дошла до своей кровати.
Она была уверена, что поступила правильно, поговорив с Раныль вполне спокойно. Ранить сердце девочки не хотелось: у той и без того напряжённые отношения с окружающими.
Женщина потянулась к прикроватной тумбе и любовно взяла в руки фотографию в старой деревянной раме. Со снимка счастливо улыбалась, теперь уже вечно семнадцатилетняя, Хан Ханыль. В руках дочь держала кружку жасминового чая, неизменного фаворита среди травяных настоев. Хан Чеён помнила тот майский день, будто то было вчера: они с дочерью поливали цветы в саду. Ханыль нежно любила «незабудки», справедливо считая их символом весны.
Хан Чеён же весной считала саму Ханыль – сколь нежную, ранимую, столь сильную и воинственную. Чего стоил один терьер Копуша, которого та, несмотря на запреты отца, всё же завела. Сама ухаживала за псом, убирала за ним, тренировала.
Единственная дочь была душой и сердцем родителей и взбалмошных братьев: дом смеялся, когда смеялась Ханыль; и плакал, когда плакала она.
Женщина до сих пор не может себе простить невнимательность – заметь она раньше увлечение дочери, кто знает, может, плачевного исхода можно было бы избежать.
В июне того же года Хан Ханыль перестала смеяться. Дышать. Жить.
Тень истерзанного тела дочери преследовала Хан Чеён и по сей день. Женщина смахнула подступившие слёзы. Она не позволит случиться такому и с Раныль.
Просто не может.
Комментарий к V
Как говорит мне интернет, Инсадон - это оживлённая улица в сердце Сеула, находящаяся недалеко от дворца Кёнбоккун.
========== VI ==========
Комментарий к VI
Публичная бета к вашим услугам ~
Девушка уже покидает столовую, когда под лестницей по правую сторону слышатся голоса и шипение. Не в силах пересилить своё любопытство, шагает вперёд и заглядывает через перила вниз: в ту часть лестницы, что ведёт к подвалу. К её удивлению видит перед собой Кёнсу, Чунмёна и Чонина.
– Это слишком опасно, ты же знаешь, - устало вздыхает Чунмён, обращаясь к Чонину. Тот, к слову, стоит ощетинившись. Кёнсу деликатно молчит, однако Раныль думает, что тот, возможно, уже успел высказаться.
– Я в курсе, - шипит одноклассник, – Я сказал: всё под контролем.
Затем парни, будто почувствовав чьё-то присутствие, резко поднимают головы вверх и замечают застывшую девушку. Та вздрагивает и неловко машет ребятам, мол, да я тут просто мимо проходила. Кёнсу и Чунмён так же сдержанно кивают, и лишь Чонин молча сверлит девушку взглядом и, быстро поднявшись по лестнице, проходит мимо, обдав девушку шлейфом своего запаха. Раныль тут же ощущает его – запах холода, как…
…как если бы парень продолжительное время гулял в морозную погоду. От него пробирает дрожь по телу, раскрывается обоняние и кружится голова. Девушке нравится этот незатейливый, однако, запоминающийся аромат. Удивляется, как же она не замечала его раньше?
Чонин, свистя воздухом сквозь плотно сжатые зубы, направляется на задний двор школы, дабы успокоить расшалившиеся нервы. Даже не удивляется, увидев ожидающего его Сехуна.
– Ты теперь на мозги не капай, - бросает парень и, устало вздохнув, плюхается рядом с другом.
– Не буду, - пожимает О плечами, – Думаю, ты и сам знаешь уровень риска.
Чонин кивает.
– Ничего подобного, о чём они все говорят, - играет желваками Чонин. Сехун молчит и продолжает рассматривать свои скрещённые ноги, сидя на скамеечке. Какое-то время парни проводят в тишине.
– Только не привязывайся к ней, - Сехун поворачивается к Чонину лицом. Тот кидает в друга возмущённый взгляд.
– Я не…
– Чонин, - давит Сехун, – Просто не привязывайся.
О встаёт с места и шагает к школе, оставляя ошарашенного Чонина позади.
Раныль решительно не понимает, что такое нашло на бабушку. Впрочем – да, в лес ходить жутко опасно, Раныль это понимает. Ровно, как и понимает беспокойство родственницы. Только обещать, что не будет навещать больше Кая, она не может. Не тогда, когда они уже…вроде как привыкли друг к другу.
Однако другого выхода у неё не остаётся – бабушка умудрялась найти ей занятие на время после школы. В основном, Раныль проводила время в больнице, как и раньше. Не сказать, что ей не нравилось. Даже наоборот – девушке было интересно наблюдать за всем этим процессом. Видеть, как людей ставят на ноги; вдыхать запах медикаментов, от которых уже не выворачивало; видеть благодарные лица, обращённые к её бабушке. От всего увиденного на душе становилось тепло.
Но едва лишь миновало пара часов, как девушке бывало катастрофически тяжело держать себя в руках и не сигануть к, возможно, заждавшемуся другу. После смены они обычно ехали домой с бабушкой на её старенькой машине; или если у той бывала ночная смена, то она отправляла внучку через поверенных людей.
Две недели проходят, словно в тумане.
– Кай?
Наладить мысленную связь с Каем не получается: он просто-напросто не отвечает.
Зато за это время в школе скучать не приходится. До традиционной осенней ярмарки в Вульфхилле времени оставалось всё меньше. Организацию праздника в этом году поручают старшеклассникам. Учителя словно ужаленные мечутся по школе, раздают всем ребятам указания и вместе с тем просят не забрасывать уроки. Больше всех Раныль удивляет Тэрим – та словно действительно делала это не раз, умело распределяет обязанности и следит за их тщательным выполнением.
– А в чём смысл всей суматохи? – небрежно интересуется Хан за обедом. Тэрим окидывает её недоверчивым взглядом и принимается вводить подругу в курс дела. Раныль уже привыкает к мысли, что они теперь и вправду вроде как подруги.
– Ежегодная ярмарка устраивается в честь самого города, его жителей, ну и,- продолжает Сон, хрустя яблоком, – Стражей города.
– Вы устраиваете праздник еды и танцев в честь хищных животных? – выгибает бровь Раныль.
– Я же говорила – раньше во всё это верили охотней. Дни прославления «воющих на луну» миновали, зато традиция праздника осталась.
А ещё Раныль ставят в известность, что у ярмарки существует своя концепция. У девушки чуть глаза не выпадают из орбит, когда Тэрим, задыхаясь от восторга, сообщает ей, что наряд должен соответствовать эпохе пятидесятых-шестидесятых годов девятнадцатого века; эпохе, когда ярмарка была устроена впервые.
– Знала бы я об этом – обязательно притащила бы сие чудо из Сеула, - ухмыляется Раныль, – Но у меня нет подобных платьев, и я не имею совершенно никакого понятия, где такое продаётся,- тут же говорит Хан.
– О, не волнуйся, скоро они появятся у нас в магазинах.
– В Вульфхилле?
– Ну, конечно! К тому же, уверена, у твоей бабушки есть чумовые идеи. У доктора Хан всегда замечательные наряды, - ласково щебечет Тэрим, рисуя что-то в блокноте. Раныль более чем уверена, что староста подготовит свой наряд с не менее упорной тщательностью, как и организация самого праздника.
Сама Раныль неожиданно оказывается ответственна за кексики.
– Нужна, по меньшей мере, сотня кексов, - сообщает учитель Им – классная руководительница.
– Будут ещё пончики и прочие сладости. Раныль, ты же хочешь быть ответственной за кексики?
Девушка как раз входит внутрь класса после перемены, когда голос учителя заставляет её остановиться, не дойдя до своего места.
– Простите?
– Нужны сто кексов, - говорит классный руководитель, заглянув в свой список, – Вообще-то двести, - Раныль начинает ошарашено кашляет.
– О, нет-нет! – машет ручкой учитель, – Ещё сто кексов приготовит девочка из параллели, от нашего класса требуется ровно половина.
Тэрим задыхается от беззвучного смеха, когда Хан садится на место рядом с ней.
– Предел мечтаний – в тортообразном платье с сотней кексиков щеголять по городу.
Староста уже хохочет в голос от выражения лица Раныль.
***
Раныль не сразу замечает, что за окном уже довольно-таки стемнело, засидевшись в кабинете с учителем Им после занятий. Хан соглашается заменить Тэрим на её посту старосты – разумеется, только на сегодня.
Раныль видит, как мнётся и слегка краснеет подруга, стоит учителю Им во время очередной перемены сообщить девушке, что сегодня «нужно переписать данные с классного журнала» и «что-то распределить». Тэрим еле слышно пищит что-то вроде «хорошо, учитель», что Раныль тут же вспоминает, как подруга за обедом поделилась с ней новостью – у Тэрим сегодня первая примерка её платья.
Отправляет окрылённую подругу к швее – с неё не убудет, если она поможет Сон. Учителю Им, к слову, было всё равно, какая из девушек будет возиться с бумагами и, дав указания ученице, продолжает проверку тетрадей.
Раныль отказывается от предложения учительницы подвезти её домой – неожиданно вспоминает, что забыла кроссовки в раздевалке после урока физкультуры сегодня. Женщина не настаивает и, убедившись, что Раныль зашагала в сторону спортзала, идёт к выходу с тяжёлой сумкой наперевес.
Девушка с запозданием вспоминает, что, блин, раздевалку же закрывают на ключ. Придётся идти обратно к охраннику и просить открыть дверь. Но не успевает она и сдвинуться с места, как слышит посторонние звуки из мужской раздевалки позади себя.
– Кто это может быть там так поздно? – думает девушка и легко толкает дверь, что тут же податливо распахивается. Поначалу она никакого движения не замечает, но упорно слышит шум льющейся воды, и шагает глубже внутрь.
В душевой кабине спиной к ней стоит парень, опираясь о стену одной рукой. Другую то и дело запускает во влажные волосы. Девушке кажется, будто тот что-то себе нашёптывает под нос.
Когда Хан опускает взгляд вниз, чувствует, как от стыда начинает гореть лицо. Слава богу, у стоящих в ряд пять душевых кабин с внешней стороны имелось невысокое ограждение. Да и из-за клубка горячего дыма Раныль видит парня лишь до пояса. Не хватало ещё прослыть извращенкой, подглядывающей за голыми парнями в свободное время. Хан собирается уже развернуться и уйти, не желая быть пойманной.
Чонин чувствует присутствие кого-то ещё, едва лишь девушка заворачивает за шкафчики и оказывается напротив него. Скинув всё на то, что ему послышалось, парень продолжает стоять под струями воды.
Но терпеть это становится невыносимо, когда он уже действительно слышит учащённое сердцебиение и чувствует чужой запах настолько близко. Резко отключает воду, обматывает белое полотенце вокруг бёдер и выходит из кабинки.
Взгляду предстаёт Хан Раныль с горящим лицом и пылающими ушами, которая так и застыла, не успев сделать и шагу.
– Ты чего тут забыла? – хмурится Чонин.
– Я забыла кроссовки в раздевалке, - тут же отвечает Раныль, проглотив ком в горле. Видеть одноклассника голым («полуголым» исправляет она себя), пусть и того, кто тебе не очень-то и нравится – дело довольно-таки неловкое.
– Именно поэтому ты пришла в мужскую раздевалку? – Чонин, кажется, ничуть не стесняется своей наготы. Стоит словно юный бог, скрестив руки на груди, с полотенцем, которое обёрнуто вокруг узких бёдер чуть ниже нужного, идеально выгнув бровь и вроде бы не замечая капель воды, что капают с влажных волос на спокойно вздымающуюся грудь. Раныль жутко стыдно за свою несдержанность: смотреть на такого одноклассника – трудно и ужасно неловко; но не смотреть – просто невозможно.