9 дней падения (ЛП) - Шеттлер Джон 4 стр.


Когда переселение было завершено, Федоров вернулся к Суринову с очевидно угрожающим видом:

— Я вижу, что в вашем вагоне не осталось места. Все места заняты, так что вам и вашим людям придется ехать в локомотиве или в тендере. Понятно? Не беспокойтесь об этих людях, проводники с ними управятся. Они останутся там до тех пор, пока вы не доберетесь до места назначения, и к ним следует относиться с уважением. — Он говорил громко, чтобы все в обоих вагонах это слышали.

— Дальше… Мои люди вернут вам оружие, но без штыков. Это люди, а не скот, чтобы вы погоняли их острыми палками. Что с ними будет в Хабаровске, зависит от коменданта лагеря, но пока они следуют на восток, за них отвечаете вы. Я насчитал здесь сто восемьдесят три человека и ваша задача доставить их в целости и сохранности. Упаси вас бог, если хоть кто-то еще умрет прежде, чем поезд прибудет в Хабаровск. И оставьте в покое девушек! Они тоже чьи-то дочери. Вам ясно?

Суринов был явно недоволен, но не пытался возражать. Его глаза сузились, лицо покраснело от возмущения и унижения. Федоров понимал, что поменять его нрав будет не так просто и опасался, что как только поезд прибудет на следующую станцию, он не только вернет все, как было, но и попытается выместить злобу на этих людях. Он решил, что следует сделать свои приказы более категоричными.

— Я ничего не прошу, лейтенант. Вы получили приказы и вам лучше их выполнить. Когда я вернусь, я наведу справки. Я записал ваше имя, лейтенант Микаэл Суринов. Если я узнаю, что вы взялись за старое и с этими людьми снова начали плохо обращаться, я могу вас заверить, что вам предстоит долгая и увлекательная разъяснительная беседа с товарищем сержантом. Если же я узнаю, что мои приказы не были выполнены… Я надеюсь, вам понравится ваша поездка на поезде, лейтенант. Потому что она станет для вас последней.

Он сильно ткнул лейтенанта пальцем в грудь, где, как было принято считать, находилась человеческая душа, развернулся и пошел прочь. Вернувшись в свой поезд, уже готовившийся отбыть, он ощутил слабое чувство удовлетворения.

Когда поезд тронулся, Федоров оглянулся в последний раз и увидел, как другое эшелон медленно направился на восток. Он понимал, что не мог встревать во все, что ему на нравилось на своем пути, и что вперед этих несчастных ждали суровость и жестокость, но не сегодня. Его вмешательство было лишь небольшим проявлением сострадания в море горя и войны, но сегодня этого было достаточно, и лишь это имело значение.

Он расположился в купе. Provodnits в форме начали проводить проверку вагонов. Он видел и слышал все из окна вагона, и когда Федоров встретился с ним взглядом, он увидел проблеск симпатии так, где ранее были лишь настороженность и страх.

Дальше будет хуже, подумал Федоров. Поезд медленно приближался к зоне военных действий, и ему предстояло увидеть больше проявлений военной активности и намного больше человеческого горя. Добраться до Кизляра будет тоже нелегко, когда они покинут магистраль в Омске. Впереди их ждали еще больше опасностей. И дело было не в километрах, отделяющих их от места назначения, а в десятилетиях, отделяющих их от того времени, из которого они прибыли. Чтобы добиться успеха, им предстояло завершить этот опасный путь, найти Орлова и благополучно доставить его на побережье Каспийского моря, в надежде, что прибудут спасатели, которые доставят их домой. Если им это не удастся… Он не мог увидеть что-либо во тьме. Они должны были выполнить свое задание, спасатели Вольского должны были найти их. Весь мир зависел от этого.

ГЛАВА 3

Он очнулся от беспокойного сна с этой мыслью — весь мир зависел от него — но затем раздался звук, от которого кровь застыла в жилах. Он сел в темноте, пытаясь проморгаться, сосредотачивая внимание на звуке, похожем на далекую артиллерийскую канонаду, на долгий, низкий, угрожающий раскат грома, на невероятно далекое, странное эхо чего-то огромного и ужасного. Что же это было? Он изо всех сил пытался вспомнить, где он. Долгий путь по железной дороге через сибирские пустоши… Иланский… Гостиница…

Покинув Иркутск, поезд направился на северо-запад в сторону Красноярска, преодолев еще шестьсот километров за еще один долгий день. К сумеркам они находились в нескольких часах пути от города, когда поезд остановился на плановую стоянку в небольшом городке под названием Иланский. Железнодорожные пути шли через лесистую местность, затем поворачивали на юг вдоль реки и, наконец, входили в город, разделяясь на несколько путей, ведущих к сортировочной станции. Здесь предстояло разгрузить три грузовых вагона из состава поезда, который затем продолжит путь на запад через Красноярск, Новороссийск и, наконец, прибудет в Омск.

Федоров узнал о гостинице от железнодорожников. Они называли ее «Locomativnyh», то есть «гостиница для железнодорожников», представляющей собой старое здание в нескольких кварталах от железнодорожной станции. На разгрузку поезда требовалось шесть часов, поэтому Федоров решил отдохнуть там, надеясь обнаружить нормальную еду и поспать несколько часов прежде, чем поезд должен будет отправиться сразу после полуночи.

Они вошли в старую гостиницу, и Федоров увидел в прихожей портрет пожилого седого человека с намасленными усами, очевидно, основателя заведения еще до Революции. Он поговорил с администратором, также исполнявшей обязанности официантки в столовой, молодой женщиной по имени Иляна, названной так в честь города. На ней был простой белый фартук и красный платок на голове. Она словно испугалась, когда они вошли, и Федоров обратился к ней максимально дружественно, пытаясь успокоить ее страхи.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — У нас нет здесь дел. Мы просто едем на запад, а железнодорожники хорошо отзывались о вашей гостинице. Это ваш отец? — Он улыбнулся, указывая на портрет за стойкой.

— Мой дед, — тихо ответила она. — Он построил эту гостиницу еще в прошлом веке, а когда Комиссариат установил здесь власть, она превратилась в гостиницу и дом отдыха для железнодорожников. Все лучше, чем армейские бараки. У меня есть комната с тремя кроватями на втором этаже, а через полчаса подам ужин — сегодня будет горячее тушеное мясо со свежим хлебом.

— Замечательно, — сказал Федоров. Он занял стол в столовой, ощущая уже появившийся в комнате сильный запах, от которого разгорелся аппетит. Пока что они питались хлебом, сыром и какой-то сухой колбасой, которые Трояк раздобыл по пути, однако вскоре им подали неплохое тушеное блюдо с картошкой, морковью, сельдереем, луком и даже немного вареной говядины. Подлива была свежей и особенно неплохой, а горячий чай — именно тем, чем нужно.

— До Красноярска три или четыре часа, — сказал Федоров. — Но мы доберемся туда до рассвета. Предлагаю немного поспать до полуночи.

— Нормальная кровать всегда хорошо, — сказал Трояк.

Федоров на мгновение задумался.

— Старшина, как вы оцениваете наши шансы? — Он не стал пояснять вопроса, но Трояк видел его волнение и понимал, что он говорит о поисках Орлова.

— Мы найдем его, — твердо сказал он.

— Мне бы вашу уверенность, — сказал Федоров. — Россия она большая, хотя мы, конечно, и знаем, где начинать поиски.

— Если куртка все еще на нем, мы сможем отследить его по сигналу. Я могу включить ее, если мы окажемся в пределах пяти километров.

— Можете? Я этого не знал! — У Федорова ощутимо полегчало на душе.

— Тоже касается и вас, — сказал Трояк. — Так что никогда ее не снимайте. Это наше средство связи, и мы сможем отследить Орлова по системе «свой-чужой» в подкладке. Она есть у всех морских пехотинцев.

— И если спасательная группа сможет прибыть, они найдут нас точно так же?

— Верно. — Трояк допил чай и сложил руки на широкой груди. — Если я включу передачу, это расширит радиус действия маяка до пятидесяти километров.

Федоров с облегчением кивнул. Трояк рассказывал ему об этом раньше, но, несмотря на все свои усилия, он пропустил это мимо ушей. Внезапно их перспективы стали казаться намного светлее.

— Пойду осмотрюсь, — сказал Зыков. — И перекурю, если товарищ старшина даст сигарету.

— А свои почему забыл? — Трояк выдавил из себя улыбку и потянулся в карман.

— Так у меня все карманы патронами набиты, товарищ старшина, — Зыков похлопал рукой по карману, под которым Федоров увидел крепление для пистолета. — Кто-то ведь должен отвечать за безопасность, а?

Зыков вышел, а Трояк поднялся по лестнице в свою комнату. Федоров задержался за столом с чаем. Увидев горничную, вошедшую с охапкой дров, он встал, чтобы помочь ей.

— Ой, спасибо, не надо, — сказала она. — Зима близко, но на этот раз у нас будут дрова. Это хорошо. В прошлом году пришлось выменивать уголь на станции, но дерево намного приятнее. Рабочие рубили новые шпалы, и нам тоже немного перепало.

— Понимаю, — сказал Федоров со странным ощущением, что разговаривает с мертвой женщиной или, по крайней мере, с очень старой babushka, если она сможет дожить до 2021 года, в чем он очень сомневался. — Ну что же, тушеное мясо было очень хорошим, а несколько часов сна на хорошей кровати будут еще лучше. Я могу подняться наверх по этой лестнице? — Он указал на узкую темную лестницу за камином.

— О… Нет. Идите по главной. Это глупо, но об этой лестнице рассказывают много плохого. Дед никогда не ходил по ней и не разрешал мне играть там в детстве. Старая глупая привычка, но я всегда хожу по главной.

— Очень хорошо. Спокойной ночи, мадам.

Она странно посмотрела на него, когда он обратился к ней настолько уважительно, но на ее лице читались облегчение и удовлетворение. Этот человек явно отличался от любого другого офицера НКВД, с которым она когда-либо сталкивалась, хотя двое солдат, которые были с ним, казались довольно пугающими, как и все люди войны на ее юный взгляд.

Федоров прошел мимо рецепции к главной лестнице и поднялся по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж. Длинный коридор был тускло освещен масляными лампами. Он подошел также к проходу на черную лестницу, о которой говорила Иляна, которая не была освещена вовсе. Он подумал, что по ней было бы гораздо ближе, но просто пожал плечами. Пройдя две двери, он подошел к самой большой комнате в конце длинного коридора, номер 212. Коридор здесь поворачивал направо и шел через небольшой холл к другому блоку номеров.

Зная Трояка, он постучал и тихо произнес свою фамилию прежде, чем открыть дверь. Войдя, он увидел простую комнату с тремя кроватями, как и было обещано, и небольшим письменным столом со стулом. У одной стены стоял умывальник, а за окном в дальнем конце комнаты виднелся небольшой городской парк с неработающим каменным фонтаном. Его взгляд остановился на голых ветвях, поднимающихся в почти серое небо в слабом свете взошедшей луны.

— Зыков скоро вернется, — сказал Трояк. — Он очень осторожен. Не успокоится, пока не проверит каждый сарай в пределах пятидесяти метров. Хороший боец.

— Жаль, что Букина с нами нет, — сказал Федоров. — Я не знаю, что пошло не так, но хочу извиниться, старшина. Он был одним из ваших людей. Если с ним что-то случилось…

— Не беспокойтесь, товарищ капитан. Букин знал, на что идет. Мы все знали.

— Если от этого может быть легче, я надеюсь, что он в безопасности во Владивостоке. Думаю, у реактора просто не хватило мощности, чтобы переместить нас всех, хотя я и не могу быть в этом уверен.

— Я понимаю, товарищ капитан.

Федоров вздохнул.

— Что же, надо поспать. Не теряя времени, он снял тяжелую шинель и сел на кровать, хотя не стал снимать сапоги по примеру Трояка. Матрац был старым и сбившимся, но одеяла достаточно чистыми, и в любом случае гораздо лучше, чем в поезде. Им предстояло провести здесь всего несколько часов, но отдых был нужен и вскоре он погрузился в мир снов.

… Нет, это был не сон. Нет, точно. Звук был настолько сильным, что он немедленно сел, широко раскрыв глаза, и увидел, что Трояк и Зыков потянулись за пистолетами. Они тоже спали, когда услышали это. Теперь они осматривались, как и Федоров, пытаясь найти источник рева. Зыков подошел к окну, выглянув на улицу, но там было темно и тихо. Он наклонился и со скрипом открыл окно. Звук шел не снаружи.

Федоров встал и подошел к двери, но Трояк отодвинул его в сторону, напряженно насторожившись. Старшина снял что-то с ремня и поднес это к двери — инфракрасный сенсор, подумал Федоров. Затем Трояк одним быстрым движением открыл дверь. Зыков последовал за ним.

— Прикрой лестницу, — шепнул старшина Зыкову. — Я возьму второй этаж. Товарищ капитан, можете проверить черный ход? — Трояк указал на темный проем, ведущий к черной лестнице.

Оба двинулись вперед, словно бесшумные убийцы, ловкие и целеустремленные, держа оружие наготове. Федоров понимал, что их первой задачей было проверить ближайшие окрестности на предмет проблем. Трояк проскользнул за угол, Зыков бесшумно двинулся по другому коридору к главной лестнице. Федоров последовал за ним, вспомнив, что ему лучше тоже достать пистолет, и с подозрением и трепетом направился к черному ходу.

Он медленно подошел к лестнице, вдруг с удивлением увидев за ней странное янтарное свечение. Оно словно дрожало, будто зарево пожара. Затем он снова услышало это — отдаленный рокот, словно где-то вдали взорвалась бомба или снаряд, эхом отозвавшись внутри здания. Он начал спускаться по лестнице, освещенной янтарным заревом, не слыша звука собственных шагов. Он оказался у камина в столовой. Янтарное сияние несколько унялось, сменившись теплым румяным отсветом. Пожар?

Его охватило странное ощущение, и он понял, что стоит внизу узкой лестницы. Ему показалось, что он услышал голоса, но на языке, которого не понимал: «Was fur ein gerausch? Was ist passiert?»

Он спустился в зал, держа пистолет наготове, подражая Зыкову. Он спустился с последней ступеньки, чувствуя себя очень странно и смутно осознав, что на мгновение у него закружилась голова. Не было ни дыма, ни огня, не ощущалось жара. И все же страшный рев стал еще громче, сотрясая воздух. Он слышал крик младенца, а затем и крики людей на улице.

Быстро отойдя от лестницы, он увидел, что вернулся в столовую, залитую красным светом, исходившим откуда-то снаружи здания. Столы теперь были украшены резьбой, накрыты белыми льняными скатертями, на них стояли фигурные подсвечники. Несколько окон были разбиты и на полу валялись осколки. На одном из столов остались тарелки с едой, стулья были опрокинуты, а черный чай в стакане все еще дрожал от странной вибрации в воздухе. Казалось, люди внезапно выскочили из-за стола. Внезапно его поразило осознание. Свет! Дневной свет! Яркий красный свет восходящего солнца пробивался через разбитые окна на восточной стороне здания, но слишком яркий, просто непереносимый. Должно быть, они заснули слишком глубоко, подумал он, и осознал последствия — они опоздали на поезд!

Он повернулся, решив пойти на рецепцию, чтобы встретить Зыкова, спускающегося по главной лестнице. Однако он заметил, что за стойкой никого не было, а двери наружу приоткрыты и за ними стоит это странное янтарное сияние. Снаружи что-то происходило — он слышал испуганные голоса и звуки бегущих людей. Затем раздался гулкий рев, от которого задрожали стекла.

* * *

Трояк добрался до конца коридора, сжав зубы и напряженно вглядываясь. Он проверил все комнаты, но кроме них здесь никого не было. Железнодорожники доели ужин и вернулись на станцию, чтобы помочь с разгрузкой. Он нажал кнопку на воротнике и тихо сказал в микрофон.

— Зыков? Это Трояк. Наверху чисто.

В наушнике быстро раздался голос Зыкова.

— На лестнице и рецепции чисто. Проверяю вход и двор.

А затем раздалось это — глубокий далекий грохот, словно от взрыва, но он шел не снаружи, а из неоткуда, эхом отдаваясь от стен длинного коридора. Он обернулся, ища источник шума, и снова сказал в микрофон на воротнике:

Назад Дальше