– Ну да, а тебе потом сражаться с этой тварью, – ворчливо отозвалась ведьма. – А мне тебя жалко, между прочим.
– И поэтому ты постоянно уклоняешься от эксперимента. Этот спор не будет разрешен, пока кто-нибудь не попробует.
– И пробовать не стану чего-то там рубить без разрешения Коты! И вообще, что ты к старухе пристал?
– А как же песни? – робко вставил Кайтен, когда решил, что спор несколько поутих. – Я так понял, что нужно постоянно сочинять новые песни, чтобы лесу они не надоели. Для того и песенник.
– И это чушь, – отрезал Ан-Таар. – Песни нужны для людей. Когда человек поет, он радуется. Ну, или грустит, – добавил он, чуть подумав. – Но это хорошая грусть, светлая. Когда человек поет, он не может злиться или ненавидеть. Песня – просто инструмент, чтобы вызвать нужные эмоции.
Тэ-Кота снова хихикнул.
– Ты этого Хаану не скажи, – посоветовал следящий. – Он ведь искренне пишет свои песни для леса. И ты тоже не вздумай ему передать, будто Таар так сказал, – оглянулся он на Кайтена. – Любой талант – штука хрупкая. А талант песенника в особенности.
– Да я что, я вообще молчу, – заверил Кайтен.
– А ты бы лучше рассказал, за что тебя прав лишили, – вдруг напустилась на него Ан-Мару. – Натворил чего?
– Что? Каких еще прав? – изумился Кайтен.
– Так сам же сказал, что не гражданин, мол.
– А, вы об этом! – Кайтен даже рассмеялся от неожиданности. – Да нет, никто меня ничего не лишал. У нас это добровольно. Хочешь – будь гражданином, хочешь – не будь.
– А ты, стало быть, не захотел?
– Так ведь дело-то серьезное. И налоги надо платить.
– Что-что делать? – переспросили хором все три его собеседника.
– Это социальная философия, – пояснил Кайтен. – Теория социальной ответственности. У нас считается, что только тому можно доверить какое-то управление, принятие решений, кто к этому готов, кто дозрел. Кто как-то доказал свою социальную состоятельность. Ну вроде как маленькому ребенку не доверят же сразу сложный инструмент. – Он огляделся в поисках примера. – Ну вон тот меч, например, мелкому нельзя в руки давать, сам порежется или других порежет. Только взрослому, кто понимает опасность и знает, как обращаться. Зато можно ребенку доверить какую-то работу, до которой он дорос, к которой доказал пригодность.
– Звучит логично, – флегматично отозвался Ан-Таар.
– Ну вот, в обществе самыми социально адаптированными считаются те, у кого больше денег.
– Чего? – снова не поняли его.
Кайтен сообразил, что слово «деньги» произнес на национальном языке. Некоторое время пытался припомнить эквивалент на всеобщем, но не смог. Вероятно, его и вовсе не было. Зато он вспомнил слова «ценность» и «стоимость». Оперируя этими понятиями, он, как сумел, объяснил, для чего используются деньги всеми цивилизованными людьми.
– Значит, у кого больше этих бумажек, тот и лучше? – недоверчиво уточнила Ан-Мару.
– Раз он сумел добыть их для себя, значит, он знает, как их вообще добывать, – пояснил Кайтен. – Значит, сможет организовать все так, чтобы и у остальных они были.
– А вот это уже как-то непонятно, – заметил Ан-Таар.
– Что же тут непонятного? Если человек понял, откуда берутся деньги, значит, он вообще все понял про общество и про жизнь, про экономику и бизнес…
Тут Кайтен сообразил, что снова перешел на родной язык. Какая в семье Ан экономика?
– Он знает, где брать еду, – попытался объяснить он.
– А остальные настолько бестолковые, что не знают? – скептически уточнил Ан-Таар. – Ну, пусть. Допускаю, что ваше общество намного сложнее нашего. И что же дальше выходит по вашей теории?
– А дальше выходит, что самые достойные члены общества и должны решать, куда ему дальше двигаться. Они берут на себя ответственность. За эту ответственность они вознаграждаются правами. То есть права и обязанности неразделимы. Если ты не хочешь нести ответственность, то тебе и прав не положено.
– И в чем же они заключаются, эти права и обязанности? – спросила Ан-Мару.
– Обязанность гражданина в том, чтобы платить налоги. Это такие деньги, которые он отдает на общее дело. А потом граждане выбирают специальных людей, которые будут этими деньгами распоряжаться. И если им не нравится, как эти люди распоряжаются, они выбирают других. Но это самые бедные из граждан. А богатые могут некоторые дела делать вскладчину или вообще в одиночку. Взять и открыть завод. Или построить целый город. Или железную дорогу. Университет основать, чтобы выпустить много ученых. Да все, что угодно.
– Ишь ты! – негромко фыркнул Тэ-Кота.
– И что же они получают в награду за такую ответственность? – поинтересовался Ан-Таар.
– Права. Право выбирать управляющих. Право на защиту армии. А если тот, кто платил налоги, вдруг разорится, он получает пособие. Если старый, то до конца жизни содержание. Если молодой, то помощь, чтобы встать на ноги и начать дело. Но это редко бывает. Обычно им семья помогает. Но если вдруг…
– А почему же ты, например, не захотел быть гражданином? – спросила Ан-Мару.
– Так дорого выходит, – признался Кайтен. – На заводе жалование не очень. Если еще отдавать… А мне с того какие-то мифические права. Да что бы я стал с ними делать? И обязанностей воз. Думать же надо, кого выбирать там, что делать городу вообще. А с меня какой спрос, у меня даже образования никакого нет.
– Кстати, для человека без образования ты слишком складно изложил эту вашу теорию, – заметил страж.
– А, так социальную философию все с пеленок знают, – отмахнулся Кайтен. – Ее даже неграмотные знают, потому что по радио передают и всюду обсуждают. А еще в газетах пишут, на информационных столбах, в стенгазетах, вообще везде. Потому что это основа, национальная идея, это все должны понимать.
– Идея в том, чтобы поделить людей на два сорта, одни из которых будут принимать решения, а другие только работать? – уточнил следящий.
– Зато думать ни о чем не надо, – огрызнулся Кайтен.
– А что с тобой станет, если ты не сможешь работать? – участливо спросила Ан-Мару.
Кайтен недовольно нахмурился. Ответить на этот вопрос честно значило поставить под сомнение всю стройную теорию социальной ответственности, которую подвергать сомнению не полагалось. Но он все же решил быть откровенным с этими людьми. В конце концов, они не скрывали от него свои собственные внутренние противоречия.
– Собственно, я и так остался без работы, – признался он. – Завод закрыли. Мне нужно срочно искать другую. Если я ничего не найду, помру с голоду.
– И никто не поможет?
– Разве что кто-то из своих. Родные или друзья, или какое-нибудь маленькое сообщество. Но у меня на самом деле нет ничего такого. Я один. Мне никто не поможет.
– Ну и справедливая же ваша теория социальной справедливости! – возмутилась Ан-Мару.
– А ты оставайся, – негромко предложил Ан-Таар, все так же не поднимая глаз.
– В самом деле, – тут же подхватила Ан-Мару. – Что тебе там делать? Говоришь, никого, ни дома, ни родни. Оставайся у нас.
– Но… – Кайтен совершенно растерялся. – Здесь-то я что буду делать?
– Думаю, ты сможешь стать стражем, – безразличным тоном сказал Ан-Таар. – У тебя есть задатки.
– Стражем?! Я?!
– Ой, Таар! – Ан-Мару явно обрадовалась. – В самом деле? Вот здорово было бы!
– Да какие еще задатки? – взвыл Кайтен в полном недоумении.
– Ты не стал стрелять в меня тогда, – объяснил Ан-Таар.
Кайтен захлопал глазами, не сразу вспомнив об этом инциденте. Пистолет его так и остался лежать под деревом, охотник о нем и думать забыл.
– А что в этом такого? – виновато пробурчал он.
– Это значит, что в тебе нет склонности к беспричинной агрессии, – сказал страж. – Это важно. Кто-то другой на твоем месте попытался бы выстрелить.
– Если я трус, это еще ничего не значит, – надулся Кайтен.
– Это не трусость, – спокойно отозвался Ан-Таар. – Зачем ты вообще поперся в лес с одной этой игрушкой?
– Ну, я… – Кайтен помялся, но решил говорить правду. – Я за болотной ягодой шел. Большие деньги обещали. Мне нужно было заработать, срочно. А они никого найти не могли, потому что все боятся.
– И после этого ты станешь называть себя трусом? – Ан-Таар бросил на охотника быстрый, но пристальный взгляд. – Отправиться в лес, населенный монстрами, в одиночку, без оружия…
– Ну, пистолет-то был, – напомнил Кайтен.
– Вот та железка? Она против тварей не помогает.
– Я заметил.
– Ты не стал стрелять не из трусости, – продолжил Ан-Таар. – Я вижу здесь две вещи. Во-первых, ты не впал в панику после всего, что с тобой случилось, во-вторых, ты не испытываешь удовольствия от убийства.
– Разумеется, нет! – возмутился Кайтен. – Разве кто-то испытывает?
– Как ни сложно это представить, такие есть даже среди нас, – холодно ответил страж.
– Но это бредово как-то, – проворчал Кайтен.
Ан-Таар раздельно отчеканил:
– Чтобы быть стражем, нужно: понимать свой долг; контролировать эмоции; преодолевать страх; терпеть боль. Если ты готов учиться всему этому, я тебя научу. Ты сможешь стать не просто одним из нас, ты можешь стать одним из тех, от кого все зависит. Решай.
Потом более мягким тоном он добавил:
– В конце концов, если не понравится, всегда можешь отказаться. Вернешься домой в любой момент, как решишь.
– Э-э… А можно подумать? – нерешительно спросил Кайтен.
– Думай. Никто не торопит. – Ан-Таар пожал плечами и вернулся к своему клинку.
***
А Кайтен всерьез задумался. Остаться здесь? Нет, местечко вроде приятное, люди хорошие, вот только монстры эти… Кайтен мог понять своих предков, когда-то отказавшихся терпеть зависимость от настроения леса. Наверное, стоило отказаться. Вряд ли он сможет здесь прижиться. С другой стороны, возвращаться ему особо некуда. С болотной ягодой он явно опоздал, и с работой охотника теперь ничего не получится. Жаль, какой был вариант! А впрочем, оставшись здесь, в учениках у стража, он сможет научиться многим премудростям. Лес перестанет быть для него опасным местом, если он овладеет методами борьбы с тварями. А еще расспросить Ан-Мару о волшебных свойствах трав…
Наверное, это нечестно, озабоченно хмурился Кайтен. Жить у этих людей, научиться у них всему, а потом просто сбежать, никак не отплатив за науку. Но если признаться честно, что он не намерен оставаться, они не станут его учить. Зачем им возиться с тем, кто все равно уйдет? Придется пойти на обман. Вот именно необходимость обмана заставила его медлить с ответом.
Все же через несколько дней Кайтен дал ответ. Он решил для себя, что во время учебы честно отработает все, что было в него вложено. Станет помогать своему наставнику по-настоящему, будет надежным соратником в сражениях и уж точно не сбежит из трусости. Тем более, ему объяснили, что никаких контрактов кровью подписывать не требуется. Что если у него не заладится с учебой, он будет волен уйти в любой момент. И потому Кайтен решился дать свое согласие.
Ноги уже держали несостоявшегося охотника, и он обходился без палки, хотя и слегка прихрамывал. Ему дали одежду, точно такую же, как у Ан-Таара, и Кайтен находил ее удобной и практичной, поэтому и носил, несмотря на то, что собственную его одежку женщины семьи Ан заштопали и отстирали. Он по-прежнему обитал в том же домике, но уже выяснил, что тот считался чем-то вроде местного госпиталя, вотчиной Ан-Мару, и никто не жил в нем постоянно. Лето же неуклонно катилось к своему концу, в лиственных косах пробивались, словно первая седина, желтые пряди. К столу теперь подавали огромное количество грибов, это блюдо почти полностью вытеснило все остальные.
Кайтен нашел Ан-Таара возле конюшен. Впрочем, здесь эти сооружения назывались стойлами, поскольку жили в них не кони, а ящеры. Этих ящеров у семьи оказалось множество. Они жили в уютных утепленных сарайчиках, не разделенных внутри никакими перегородками, поскольку конфликтов между этими животными никогда не бывало. За своим ящером Ан-Таар всегда ухаживал сам, не доверяя никому из семьи.
– Но ты правда думаешь, что у меня что-то получится? – без предисловий спросил Кайтен, словно продолжая прерванный разговор, хотя в последние дни речи об этом не заходило.
– Я бы не предлагал тебе, если бы думал, что не получится, – резонно заметил страж.
– Ладно, я готов попробовать, – объявил Кайтен. – Только если ты поймешь, что я болван, скажи об этом сразу.
– Разумеется. Нет смысла мучить человека занятием, к которому он непригоден.
– Тогда объясни, что я должен буду делать.
Ан-Таар мгновение подумал, потом толкнул дверцу стойла и вошел внутрь. Оказалось, что тот меч, который он полировал во время памятного разговора несколько дней назад, висит здесь, рядом со снаряжением ящеров. Страж снял со стены оружие и вышел с ним наружу.
– Вот этот меч – непростой меч, – сказал он. – Можно сказать, что он заколдованный. Или наговоренный. Словом, он идеально подходит для того, чтобы рубить плохие идеи. Ты помнишь, что твоя пуля не причинила вреда твари? Они устойчивы к обычному оружию. То есть, можно. Но очень сложно. Обычное лезвие с большой неохотой режет плоть твари. А вот такое оружие – с легкостью.
Ан-Таар резко взмахнул своим клинком, и тот перерубил пополам небольшой пенек, оставшийся возле конюшен. Верхняя половинка медленно сползла на траву. Кайтен сглотнул.
– На первом уровне мастерства стражи учатся обращаться именно с таким оружием, – продолжил Ан-Таар. – Для каждого оно свое. Кузнецы делают специальное оружие для каждого из нас. Для кого-то это меч, для кого-то пика, для кого-то топор. Я всегда предпочитал контактный бой.
Меч в руках Ан-Таара пришел в движение. Кайтен сумел уловить только несколько мгновенных вспышек солнца на клинке и резкий свист рассекаемого воздуха. Что именно сделал страж со своим мечом, он не разглядел. Он подумал, что даже вот этому никогда не сумеет научиться, куда уж там какие-то ступени мастерства.
– Это довольно сложно, но примитивно, – как ни в чем не бывало продолжал говорить Ан-Таар. – Впрочем, многие стражи остаются на этой стадии всю жизнь, но никто не говорит, что от этого они менее эффективны. Но есть и другие ступени, и если есть возможность подняться на них, лучше это сделать. С мечом ты сильно рискуешь. Ты сражаешься с тварью в непосредственном контакте, а ведь ее недостаточно просто проткнуть. Ее нужно порубить на куски, полностью лишить подвижности, чтобы она больше не могла нападать. Обездвиженная тварь постепенно исчезает, как изжившая себя идея. Но то же самое можно сделать почти без риска, если сражаться с помощью своей силы воли.
Он чуть прищурился, и что-то вдруг довольно сильно толкнуло Кайтена в плечо. Он обалдело оглянулся, но рядом с ним никого и ничего не было.
– Дух против духа. Идея против идеи. Это довольно справедливо, тебе не кажется?
Остатки уже порубленного пенька вдруг разлетелись в мелкие щепки. Кайтен только рот распахнул: он был уверен, что страж не трогался с места.
– Это и есть настоящая сила, – пояснил Ан-Таар. – Сила духа. Второй уровень мастерства. Этому обучаются не все.
– Это так ты… тогда… ту тварь?.. – выдохнул Кайтен.
– Нет. Вот так.
Ан-Таар протянул руку ладонью вниз. Его поза выдавала серьезное напряжение. А через несколько секунд под рукой сгустилась красноватая тень. Еще миг, и она оформилась в некое существо, сжавшееся в комок, подобравшее под себя лапы. А потом это существо развернулось и стало похоже на небольшого и тощего ящера немногим меньше верховых ящеров семьи. Только у этого существа кожа отливала краснотой, не было никаких перьев, а из пасти торчали наружу кривые клыки.
– Это тварь, – сказал Ан-Таар. – И это третий уровень, которого достигают немногие.
– Тварь? – переспросил Кайтен, не сводя глаз с существа. – В смысле, такая же, как те?
– Одна из них. Чтобы заполучить такого помощника, тварь нужно победить. Но не убить, а только сломить волю к сопротивлению. Это очень сложно. Их воля – это воля леса, а его почти невозможно переубедить. И все же можно победить тварь, заставить ее подчиниться. Тогда она станет твоим помощником. Ты сможешь вызвать ее в любой момент, когда тебе нужно. И тогда тебе больше не придется сражаться самому.