В голове, между тем, крутились мысли: «Это же надо дожить до такого, чтобы пробираться в свой родной дом, словно мелкий воришка!» Все это – мое бегство из дома, неприкаянность и скитания – происходило из-за того, что я была категорически не согласна с деспотическим режимом отца, который он установил в семье…
Мне было боязно и как-то не по себе, но я все же решила не останавливаться на полдороги и действовать дальше. Мне не составило большого труда найти плоскогубцы в гараже, поскольку я хорошо знала, где лежат инструменты. Я взяла плоскогубцы и подошла к окну кухни. Передо мной стояла задача: как можно быстрее и тише вынуть кухонное стекло. Оглядев окна, я сразу поняла, какое именно стекло можно выставить, и начала лихорадочно отгибать гвозди, вытаскивая их плоскогубцами. Мои глаза привыкли к темноте, и я хорошо ориентировалась, однако мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, и мне казалось, что его стук эхом раздается по всей улице! Это было особенно ощутимо в тишине ночи… Я боялась, что родители услышат стук моего сердца и проснутся! Вскоре стекло было выставлено, и я попыталась пролезть в окно. Голова и плечи прошли сразу, но вот задней частью своего тела мне пришлось долго крутить и так, и этак, чтобы она тоже пролезла через узкую оконную раму.
Но вот я уже внутри! Через вынутое мною окно светились звезды. Они словно подмигивали мне и говорили: «Мы ждем тебя обратно!» Я поспешно подошла к кастрюле, в которой, по обыкновению, должны были лежать лепешки. О, этот вкус я не могу ни с чем сравнить! Мамины лепешки самые вкусные в мире! Это был вкус беззаботного детства, юношеской мечты, зовущей вдаль, вкус материнской любви и заботы. Я налила в кружку молока и откусила огромный кусок лепешки, наслаждаясь домашней едой. Прожевав кусок и, немного утолив голод, я почувствовала непреодолимое желание поспать. Я прилегла тут же на диванчике и решила немного вздремнуть… Запах домашнего очага и уюта вскоре сделал свое дело – я погрузилась в сладкий сон.
Проснулась я от шума открывающейся двери и поняла, что это мама, которая всегда встает в четыре часа утра читать молитву-намаз и заниматься хозяйством. Мама вошла и по традиции поздоровалась с невидимыми духами-хранителями домашнего очага. Она шепотом произнесла: «Ассалам-алейкум». И я невольно ответила ей своим чуть хрипловатым голосом: «Алейкум-ассалам!» Мама от неожиданности выронила из рук коврик для намаза. Она взволнованно произнесла: «Кто тут?» и стала лихорадочно перечислять имена своих детей: «Эрмек? Баттияр? Ыхтияр?» Я не выдержала: «Мама, это я…». Мама узнала меня, ее взгляд смягчился, и она произнесла слова негодования на киргизском языке, означающие приблизительно: «Забодай тебя, комар!» Но она совсем не сердилась. Мама крепко обняла меня, заплакала и сказала, что когда читает свою молитву, то в первую очередь молится за меня, потому что сильно тревожится о моей судьбе… Она стала расспрашивать меня о бродячей жизни. Я отвечала ей, стараясь ничем не расстроить и уверяя, что у меня все хорошо… Мама посмотрела на меня грустными, заплаканными глазами и, как истинная мусульманка, спросила: «Дочка, наверное ты пробовала свинину?», на что я шутливо ответила: «Мама, когда ты голодный и холодный бродишь по улице, то вполне можно съесть и кошку. А свинина, по-моему, еще даже вкуснее…». Мама глубоко вздохнула, посмотрела на меня пристальным взглядом и разрыдалась… За разговорим мы не заметили, как забрезжил рассвет.
И вдруг дверь резко распахнулась. Это отец! С быстротой молнии я бросилась под обеденный стол. Он был низким и длинным. За этим столом мы всегда обедали всей семьей, сидя на специальных подушках… Я вовремя успела спрятаться! Еще бы одно мгновение – и отец увидел бы меня! Он не спеша уселся за стол на свое почетное место, которое всегда занимал. Мама была в оцепенении и замешательстве, поскольку очень боялась за меня, а я лежала, вся съежившись, под низким столом… Это было крайне неудобно, к тому же наш кот по имени Маркиз приветливо мурлыкал и тыкался своей мордочкой прямо мне в ухо. Наверное это был самый долгий завтрак моего отца, и мне казалось, что он вообще никогда не закончится! Отец, как всегда, был в плохом настроении. За завтраком он вспомнил про меня и начал говорить ужасные вещи, называя меня семейным уродом, проституткой и извращенкой. Он говорил, что меня необходимо отвести к мулле, чтобы он прогнал из меня злых духов, которые, якобы, в меня вселились! От всего услышанного, мысли путались у меня в голове, слезы комком стояли в горле, а тело задеревенело так, что рук и ног я совсем не чувствовала… Я не могла ни вздохнуть, пошевелиться. Только Маркиз, единственный, кто был всегда всем доволен, продолжал тереться о мое ухо и негромко мурлыкать…
На мое счастье, в кухню зашла моя старшая сестра и сказала: «Папа, Вас просят к телефону». Я возблагодарила Небеса и вздохнула с облегчением! Отец наконец-то закончил свой завтрак и направился к выходу, попутно ругая меня последними словами. Досталось и маме, которая, якобы бы, избаловала меня и воспитала из рук вон плохо! Уже выходя из кухни, отец пригрозил, что подаст в розыск и, когда меня найдут, он насильно сведет меня к мулле, который изгонит-таки из меня дьявола. После этого, по его словам, меня ждет замужество и переезд в южную часть Кыргызстана, где сила старых традиций уже не даст мне сбиться с правильного пути…
После ухода отца, я с трудом выползла из-под стола, еле шевеля одеревеневшими руками и ногами. Мое лицо и ухо были помяты и облизаны Маркизом, выразившим свое расположение ко мне таким вот образом, а моральное состояние было на грани срыва от напряжения и угроз отца в мой адрес. Я чувствовала себя изгоем, никому не нужным, никчемным человеком, приносящим всем своим близким только горе и бесконечные проблемы. Мама плакала и говорила, что я нисколько не люблю ее и совсем о ней не думаю – ведь отец постоянно упрекает ее в том, что их дочь растет извращенкой, и я своим аморальным поведением, якобы, отняла у родителей несколько лет жизни…
Сердце мое не выдержало, и я, даже не попрощавшись с мамой, выскочила на улицу. Оказавшись за воротами, я пустилась бежать, куда глаза глядят, с немыслимой скоростью, не разбирая дороги и не видя ничего перед собой. Я мчалось так, что на мгновение мне показалось, что кто-то невидимый подхватил меня на руки, и я лечу, чувствуя полную свободу и независимость каждой клеточкой своего тела. Пробежав так некоторое время, я ничком упала на траву. Я долго лежала, вдыхая запах свободы и ощущая в себе прилив новых, неведомых ранее сил… В тот момент я поняла одну очень важную для себя вещь: если тебе кажется, что нужно что-то менять в своей жизни, то тебе это вовсе не кажется! И тут я окончательно приняла твердое решение: пусть лучше я сгину на улице и останусь вечным уродом в глазах близких, чем буду медленно умирать в традиционной замужней бытовухе, именуемой у нас «нормальной жизнью»…
* * *
На почве постоянных проблем и отрицательного отношения к нам со стороны окружающих, былая глубокая привязанность, которая так тесно связывала нас с Ингой, начала постепенно угасать… Отношения между нами стали ухудшатся с каждым днем. Да и как могло быть по-другому, когда по нескольку раз в неделю нас вызывало Миграционное ведомство и требовало документы, которых у нас не было? Это сильно нервировало и раздражало нас, поскольку являлось прямым, совершенно неприкрытым давлением на психику! Работник Миграционной службы в круглых очках, похожий на старого прокурора, умело и методично капал нам на мозги, нарушая и без того хрупкое душевное равновесие… Нам казалось, что для этой работы выбирают самых равнодушных и сухих людей из всей Швеции! Мы не чувствовали ни моральной поддержки, ни теплоты, ни понимания… Мы и этот человек были словно разделены высокой невидимой стеной, которую никогда не удастся преодолеть! Формальное следование закону в ущерб человечности – вот что мы четко увидели во многих работниках Шведского Миграционного ведомства!
С другой стороны, нас постоянно осуждали жители нашей деревни, такие же беженцы, как и мы сами. Им не нравился мой внешний вид, они не понимали, как Инга может жить с женщиной, и имеем ли мы вообще право воспитывать ребенка! Особенно сильно это все отражалось на Инге, а через нее и на нашем сыне, который любил нас обеих и остро переживал происходящее.
Еще один очень серьезный и болезненный момент – это выживание в чужой стране, не зная языка… Андрей постоянно жаловался на местных подростков, которые дразнят и оскорбляют его, а непонимание им шведской речи очень забавляет их… К нему относились, как к бесплатному развлечению, до тех пор, пока он не начал более-менее нормально разговаривать по-шведски. У меня не раз складывалось впечатление, что к приезжим и эмигрантам местные жители относятся, как к совершенно ненужным и бесполезным людям, и желают только одного – поскорее отправить их восвояси.
Со временем я твердо поняла, что людям со слабой психикой здесь не место! В моей семье возникли серьезные проблемы: Инга стала обвинять меня в том, что я разбила ее семью, лишила ребенка отца и притащила их сюда, в эту дыру, где подвергла жестоким испытаниям и заставила страдать… Трудно выразить словами те чувства, которые я испытывала, слыша подобные обвинения из уст любимой женщины… Ко всему этому примешивался страх депортации на родину, куда нам не было возврата. Мы уже не смогли бы жить там даже морально, успев отвыкнуть от жестких азиатских устоев…
Андрей слышал все наши ссоры и споры и не понимал их причины, поскольку привык считать нас одной семьей и всегда воспринимал меня, как близкого и родного человека… Ему, как и любому ребенку, хотелось иметь дружную семью, в которой все любят и поддерживают друг друга… Мальчик очень тяжело переживал нестабильность наших с Ингой отношений. А как же разрывалось мое сердце! Когда ты беспокоишься только за себя – это одно, но я несла полную ответственность за людей, ставших моей семьей, за свою женщину и ребенка! Я старалась, как могла, и делала все возможное, чтобы нам жилось лучше… Мизерное пособие не могло обеспечить нам сытую и безбедную жизнь, и были моменты, когда мне приходилось даже воровать для Андрея вещи и еду, чтобы он ни в чем не нуждался… Однако, когда я стала подрабатывать, я перестала воровать – это было моим моральным принципом.
Я отлично знала, что в деревне к нам относятся с осуждением и не уважают нас за, якобы, аморальную жизнь… Но мне вспомнился один случай, когда я заставила-таки уважать себя! Началось с того, что я стала ходить в тренажерный зал, чтобы хоть немного поддерживать себя в форме. Один раз туда пришел местный парнишка, и мы оказались на соседних тренажерах совсем близко друг от друга. На мне была надета майка, оголяющая плечи, а на плече красовалась татуировка в виде оскалившегося волка, очень качественная и впечатляющая… Увидев ее, парень спросил: «Ты что, сидела в тюрьме? Это вроде бы тюремная татуировка?» Не задумываясь, я ответила: «Да, тюремная! Я действительно сидела в тюрьме». «Серьезно?! А за что?» Я на ходу придумала легенду: «Ты знаешь, я завалила одного мужика…». «Как завалила? За что?» «За то, что он задавал слишком много вопросов и доставал меня ненужными советами! Вот я и сорвалась… По крайней мере, я всегда смогу постоять за себя и никому не позволю себя обидеть!» Эта шокирующая новость о моем прошлом быстро разнеслась по деревне, и ко мне стали относиться с некоторой опаской. На улице на меня перестали показывать пальцем и шушукаться за спиной чуть ли не вслух. А некоторые соседи даже начали здороваться. Странно, но сила почему-то всегда берет верх над всеми остальными человеческими качествами…
Некоторое время спустя, Инга стала подрабатывать по своей специальности – парикмахером. А поскольку она была парикмахером высшего класса, у нее очень быстро появились клиенты. Я тоже подрабатывала – помогала фермеру в поле и по хозяйству. В семье стали водиться деньги, но периодические депрессии у моей любимой женщины не прекратились, наоборот, стали еще сильнее и мучительнее. Обстановка усугубилась еще и тем, что из Миграционного отдела нам пришло извещение о том, что Швеция отказывает нам в предоставлении убежища. Эта новость была тяжелейшим ударом для нас! Она поставила под угрозу всю нашу дальнейшую жизнь и семейные отношения…
Я поймала себя на том, что начинаю, как и Инга, сама того не замечая, медленно скатываться к упадническому, полудепрессивному состоянию… О если бы я могла себе это позволить! Я понимала всю ответственность за свою семью и, как бы тяжело мне ни было, брала себя в руки и, стиснув зубы, продолжала бороться за нашу жизнь. Я уже не надеялась, что эта борьба когда-нибудь закончится, но и не имела права сидеть, сложа руки…
Как часто приходится слышать от людей: «Мне так плохо! Я не могу ничего изменить! Обстоятельства сильнее меня!» Да, сила обстоятельств велика, но есть и еще более великая вещь: работа над собой! Ведь часто бывает так, что человек сам формирует жизненные обстоятельства силой своего восприятия окружающей действительности. Он опускает руки, покоряется судьбе и медленно плывет по течению, пеняя на силу обстоятельств… Он отрицает свою слабость и преувеличивает значение внешних сил. В самые трудные периоды жизни я говорила себе: «Нет, мой друг, так не пойдет! Давай-ка осознаем для начала, что есть в тебе такого, что мешает твоему счастью и препятствует гармоничному течению жизни! Примем это в себе, а потом уже начнем осознанно и медленно, капля за каплей, выдавливать ненужное из своего характера, из своего восприятия…».
Нередко человек ищет счастье вовне, думая: «Вот будет у меня много денег, тогда… Вот встречу я свою Любовь… Вот поменяю работу на более престижную…». Но, как ни странно, это не всегда приносит счастье… Потому что оно спрятано не где-то вовне, а внутри нас самих. И искать гармонию нужно в себе, не дожидаясь пока придет добрый Некто и принесет нам желанное счастье. Если вы потеряли себя, ищите себя в себе! И нигде больше… Потому что нигде больше вас нет.
* * *
Что-то холодно мне, и совсем темно вокруг… Поздняя ночь. Тихо на улице. Все спят. Куда же я иду? В никуда…
Иногда в покоях кромешной темноты и тишины оживают минуты, падающие в океан времени. Их шепот едва слышен, словно легкое шуршание снежинок, кружащихся в причудливом танце. Их очертания расплывчаты, словно плавность линий на ладони вечности. Минуты плачут слезами сердца, оставляя следы в дневнике уединения… Они что-то пытаются сказать мне, но я слышу лишь печаль бесконечности и гулкое завывание холодного осеннего ветра. Сейчас он мой единственный собеседник и слушатель. Я невольно задаю ему мучающий меня вопрос:
– Не знаешь, почему все люди так серьезно относятся к иллюзиям? Может быть, вся наша реальность – это всего лишь иллюзия, просто сон, длиною в жизнь?
– Люди слишком крепко спят, – задумчиво ответил ветер, чуть слышно скользя по каменным джунглям.
– Странно… Наверное, я начинаю сходить с ума, раз слышу ветер и говорю с ним. Но, может быть, это и к лучшему…
– Безусловно, твое нынешнее состояние раскрыло тебе не только глаза, но и уши, – рассмеялся ветер в ответ.
– Ничего, друг мой, сейчас я возьму телефон, наберу несколько цифр, и нас с тобой будут лечить в красивом желтом здании.
– В этом ты ошибаешься, я всегда свободен! Это ты приковала себя к иллюзиям и стереотипам, – заметил ветер.
– И что же? Таких, как я, несколько миллиардов!
– Так много?! Но почему же тогда каждый из вас так боится потерять иллюзии и обрести свободу? Ведь я-то всегда свободен, – прошелестел ветер, взмахивая воздушными крыльями.
– Наверное, это сила привычки. Люди склонны цепляться за то, что них есть, даже если это просто иллюзии…
– Но ты говоришь со мной, значит, избавилась от одной из своих иллюзий, – шепнул ветер прямо мне в ухо.
– Ну и что из того? Я такой же человек, как и все. Я тоже не вижу ничего, кроме иллюзий, созданных собственными, подчас не самыми приятными, мыслями и фантазиями…