Получив утвердительный кивок, лорд Коули подал своим людям сигнал, что те могут располагаться на отдых. Сам он последовал за племянником жены к его костру, как только убедился, что карета по-прежнему находилась под охраной, а спящим там девушкам ничего не угрожало.
– Так что вы хотели узнать, дядя, когда говорили про влияние, оказанное на меня временем? – Спросил Эдвард, как только Коули сел рядом с ним. – Если вы думаете, что я все еще зол на судьбу, то это не так, хотя и не смог забыть о несправедливом отношении ко мне отца. Этого объяснения достаточно?
Дядя принял добрый кусок оленины из рук племянника, но не отвел пристального взгляда от его лица.
– Я вижу, у тебя много людей…
– Вот оно что! – Молодой человек открыто и громко рассмеялся. – А разве до вашего богом забытого вдали владения не дошли слухи, что я полностью прощен королем?
– Должен сказать тебе, что люди вообще, а не я в частности, больше помнят о человеке худое, чем доброе. Так устроен этот мир. Поэтому тебе часто придется сталкиваться с недоверием и косыми взглядами.
– Меня меньше всего заботят чьи-то взгляды, с некоторых пор имею свой.
– Ты все так же горяч. Но должен же понимать, что заимел за эти годы много врагов.
– Но и друзей немало. Или ты тоже считаешь, что я разбойничал?
– Тебе хорошо известно мое мнение. Только хотел предупредить, что прозвища, данные народом, обычно уносят с собой в могилу.
– Я не убийца и не грабитель, а мстил и наказывал тех, кто того заслужил. Мной была объявлена война врагам, и я победил их в честной схватке. Все, что получил в результате кровопролития, это раны и то, что и должно было принадлежать мне по праву старшего сына в семье.
– Не сверкай на меня глазами, Эдвард. Я не боюсь твоего гнева, хоть у тебя и больше моего людей в два раза. Все равно скажу все, что думаю, потому что не хочу, чтобы между нами были недомолвки.
– Я в этом не сомневаюсь. – Хмыкнул тот в ответ.
– Скажи мне, вот что… Почему тебе теперь не сидится в замке, что отвоевал у своего брата? Он недостаточно хорош для тебя? Или потому, что там теперь гуляет ветер вместо тихого и уютного семейного очага?
– Брат оклеветал меня, заставил отвечать за его же грехи. Тебе это известно лучше, чем кому другому.
– Все так, но старинного родового замка больше нет. И это ты не оставил там камня на камне.
– Я все отстрою вновь.
– Ты упрям, как стадо баранов.
– Слышу, что наш разговор подходит к концу.
– Послушаю, что ты скажешь, когда молва окрестит и твоего сына тем же прозвищем, что и тебя. Каково тебе будет слышать, как ему в спину будут зло кидать прозвище «волчонок».
– Разве, что в спину. Надеюсь, что в лицо он им не позволит. – Молодой мужчина недобро рассмеялся, но скоро успокоился. – Но о чем это мы? Уж это мне точно не грозит, дядя. Разве ты забыл, что мое полное прозвище «одинокий волк»? Семья теперь не для меня, и здесь беспокоиться не о чем.
– Не строй из себя дикаря, хотя бы предо мной. И от любви никто не может зарекаться. А если учесть твой возраст…
– Ты говоришь, от любви? Я когда-то уже слышал это слово. – Он снова рассмеялся, но теперь в его смехе послышалась горечь. – Даже начинаю припоминать, как нежные алые губки шептали мое имя и клялись в вечной любви. Ха-ха!
– Извини, если тронул больное. Но, Эдвард, ты продолжаешь жить, ты живой человек, мужчина…
– Вот об этом я никогда не забывал. Если ты думаешь, что я презираю женщин, то да. Но обходить их стороной, это нет. Знаешь, дядя, я еще продолжаю им нравиться. Ха-ха-ха.
– Ты превращаешься в чудовище. Нельзя мстить всем женщинам из-за предательства одной.
– Кто говорит о мести? – Он состроил безразличную гримасу. – Я холост и поступаю так, как делают многие одинокие мужчины. Скажешь, я не прав? Тебе не приходилось слышать о таком, или сам никогда не грешил? Не надо смущаться, дядя.
– Все так, но знал бы ты, что говорят о тебе!
– Уф! Молва, дядя!..
– Но…
– Поздно, угомонись. До рассвета осталось совсем мало времени. А если я не высплюсь, то грош мне будет цена как воину. Не забывай, что перед тобой не грабитель с большой дороги, а наемный солдат. – Он зевнул и стал устраиваться на ночлег. – За эту работу хорошо платят, и уверяю тебя, что вскоре отстрою родовой замок лучше прежнего. Только не могу поручиться, что останусь там надолго. Походная жизнь затягивает…
– У кого на этот раз ты будешь служить?
– Если сможем договориться, то у Тэлфорда.
– У этого скряги не очень-то разбогатеешь…
– Знаю, что он скуп. Но сейчас у него большая нужда во мне.
– Не означает ли это, что Тэлфорд опять хочет вернуть себе утраченные в прошлом году земли? – Только он произнес последние слова, как понял, что допустил большую ошибку, выдав свою заинтересованность в этом вопросе. А знать ответ очень хотелось бы, так как он отчасти мог коснуться его племянниц, раз они останутся жить одни в замке Коули.
– Как знать… – Молодой мужчина оставался беззаботен. – А скажи, дядя, что бы тебе не пойти спать в карету? Там, наверное, мягкие подушки, да и теплее. Под утро бывает прохладно спать на земле, а ты что-то говорил о возрасте и о болезнях…
– Не могу же я оставить тебя одного?! Это будет не честно, ведь ты так гостеприимен с моими людьми. Вот и решил составить тебе компанию.
– А я отвык от перин и подушек. Разве, что на одну ночь, бывает. – В темноте блеснула его белозубая улыбка. – Но если ты хочешь меня пригласить…
– Давай, спать, Эдвард. Хватит балагурить.
– Как скажешь, дядя. – Он улыбнулся еще шире, но в следующий момент повернулся на другой бок и затих.
Над лагерем сразу распространилась сонная тишина, нарушаемая только потрескиванием углей в затухающих кострищах. Люди, привыкшие вести трудную и напряженную жизнь, умели ценить каждую минуту покоя, чтобы восполнить потраченные силы. Казалось, что каждый из них заснул сразу, как только лег, так тихо и размеренно слышалось их дыхание. Но это не были беспечные путешественники, поэтому их сон охраняли постовые, да и сами они умели различать опасность даже во сне.
Легкий шум, донесшийся с той стороны поляны, где расположились люди Коули, сразу привлек внимание Эдварда. Он приоткрыл глаза и посмотрел сначала на спящего дядю, а потом туда, где ему привиделась мелькнувшая тень. Что бы это могло быть? Кому не спалось в эти предрассветные часы? У него не было оснований не доверять дяде, но он выработал для себя правило, не оставлять разрешение вопросов на потом, даже самых малых. Сейчас он был, к тому же, ответственен за безопасность людей, доверивших ему свои судьбы, поступив под его командование. Можно было еще ожидать, что шевеление в лагере будет замечено постовыми, и тогда совсем скоро ему будет доложено об этом.
Эдвард был уверен, что движущаяся тень и шорох ему не показались. Тогда, почему до сих пор к нему не явились с сообщением? Чем дальше шло время, тем больше стал ощущать нервозность. Сна как не бывало. Он приподнялся и сел на своей походной постели, по-прежнему настороженно прислушиваясь к ночным звукам. Но кругом все было тихо, только спокойствие, как ушло, так и не вернулось. А солдат привык доверять инстинктам. Поэтому бесшумно поднялся на ноги и попытался пристальнее всмотреться в темноту. Но и это ничего не дало. Чертыхнувшись чуть слышно, Эдвард начал пробираться через спящих солдат к краю поляны. Когда слабый свет костров остался далеко за спиной, его глаза окончательно привыкли к темноте, и теперь мог различить одинокую фигуру часового. Не было похоже, чтобы тот дремал на посту.
– Рик! – Окликнул командир юношу, стоящего в дозоре.
– Да, сэр. – Тот вздрогнул от неожиданности и повернулся на голос.
– У тебя все в порядке? – Эдвард продолжал напряженно всматриваться в сторону леса.
– Да, командир. Все тихо. – Солдат переминался с ноги на ногу. Ему было не по себе, что не услышал приближение проверяющего. – А вы, сэр, умеете так передвигаться, словно волк, подкрадывающийся к добыче. О-о! Я не имел в виду…то есть, я хотел сказать…
– Тихо! Ты слышишь?
– Конь…кто-то скачет? – Юнец растерянно заморгал глазами, но его уже никто не слушал. А через минуту мимо него, в сторону удаляющихся звуков, пронесся его начальник, верхом на первой подвернувшейся ему лошади.
Эдвард вовсю погонял скакуна и пока не заботился о том, что преследуемый неизвестный обнаружит погоню, уверенный, что правильно оценил расстояние, и оно еще было велико между ними. Лишь когда стук копыт стал более различим, он принял решение не спешить догнать беглеца, а понаблюдать за ним и попытаться выяснить его цель. Возможно, к этому Эдварда склонил тот факт, что всадник не торопился удалиться от лагеря, а может, в нем заговорил инстинкт охотника, как знать.
Лошадь, что была под ним, оказалась довольно сносно обучена. Хоть это и не был его боевой конь, но показала себя неплохо. Эдвард сократил расстояние между собой и преследуемым до минимума, чтобы попытаться рассмотреть того, кто скакал впереди, но так, чтобы не быть обнаруженным. Теперь он весь превратился в слух и зрение. Но на его невезение всадник, что был впереди, только показался на виду и сразу же скрылся, завернув за густой кустарник. Эдвард прислушался и обнаружил, что стук копыт тоже прекратился. Это могло означать, что беглец или обнаружил погоню и теперь затаился в кустах, поджидая его, или достиг желаемого места, где возможно ему назначена кем-то встреча. В обоих случаях следовало быть предельно осторожным и постараться подкрасться незаметно.
Он не боялся встречи с противником, были с ним переделки и похуже, эта так, прогулка. Но как опытный воин должен был предусмотреть всякое. Например, мастерство и такой же опыт соперника, так ловко улизнувшего из лагеря. Проверив оружие, Эдвард чуть тронул бока лошади, чтобы она тихо начала движение вперед. Сам же бесшумно соскользнул на землю и, сливаясь с кустами, стал прокрадываться в том же направлении, но стороной. Его расчет оказался верен: послушное животное, почувствовав отсутствие седока, прошло еще несколько метров и остановилось. Теперь ему самому надо было не оплошать и, не мешкая, подобраться к неизвестному.
Казалось, что рассчитал все, тогда почему за кустами никого не оказалось? Эдвард начал нервно покусывать нижнюю губу. Его подчиненные хорошо знали этот знак и не отважились бы попасться в тот момент под горячую руку. От злости, что его опять провели, мужчина готов был изрубить кустарник, росший здесь стеной. Но взяв себя в руки и поразмыслив, решил не кипятиться раньше времени и постараться поставить себя на место преследуемого. Ему некуда больше было деться, как слезть в этом месте с лошади и, взяв ее под уздцы, пробраться через заросли.
Теперь он сам решил проделать тот же маневр, подозвав собственную лошадь. Хорошо, что та оказалась совсем рядом – не наделал много шума во время поисков. Теперь мог продвигаться вперед, или, бросив преследование, вернуться в лагерь, а там, без особого труда, выяснить отсутствующего и принять соответствующие меры. Но нет, Эдвард уже не мог отступить. Все, что произошло с ним за последние полчаса, воспринял как вызов ему, брошенный хитрым и ловким противником. Его самолюбие было уязвлено, и виделся только один выход – идти вперед.
Осторожно раздвигая ветку за веткой, Эдвард выбрался, наконец, на открытое пространство. Перед ним раскинулось небольшое лесное озеро. Вокруг была такая тишина, что звенело в ушах. Внимательно осмотрев видимое пространство, он заметил справа от себя, в удалении, пасущегося коня. Тот был прекрасен, но годился больше для скачек, чем для боя. Как специалист, не мог не признать бесспорных достоинств животного и его породистость, но в тот момент сердце Эдварда замирало вовсе не от вида дорогого скакуна. Он был доволен, что все-таки выследил беглеца, догнал, а теперь предвкушал скорую концовку этого ночного приключения.
Эдвард был уверен, что теперь противнику никуда от него не деться, его неминуемо постигнет расплата за то, что потревожил спокойствие лагеря уж точно, если не за более тяжкое преступление. А если тот задумал предательство, то предводитель наемников с огромным удовольствием свернул бы хитрой бестии шею собственными руками. Но где же он был, этот подлый змей? Вокруг никого, только его пасущийся конь. Не мог же провалиться сквозь землю, хотя ему и была туда дорога?
Вдруг до слуха воина долетел едва различимый звук, похожий на плеск воды. Оставив свою лошадь в кустах, Эдвард стал подкрадываться ближе к озеру. Одновременно с этим он пытался пристальнее всмотреться в водную гладь, чтобы определить источник шума. Тут ему на помощь пришла луна. Она освободилась от набежавшего на нее большого облака и высветила озерную гладь так, что она стала похожа на зеркало.
– Попался, голубчик. – Эдвард сощурил глаза, наблюдая за скользящими движениями пловца.
Теперь воин был абсолютно спокоен, присел в траву и стал дожидаться, когда его жертва выйдет из воды. Но кто это мог быть, кто оказался настолько безрассуден, что рисковал переполошить весь лагерь ради того, чтобы искупаться? Нет, здесь что-то было не так… Без всякого сомнения паршивец отлично знал местность. Никто из его людей и не подозревал о существовании этого лесного озера. Оставались люди Коули. Определенно, это был кто-то из них. И с тем большим удовольствием Эдвард собирался намылить тому шею. У него уже зачесались руки, но заставил себя успокоиться и сначала убедиться, что его жертва просто решила поплавать, а не назначила на берегу кому-нибудь встречу.
Не заметив чьего-либо еще присутствия, мужчина удовлетворенно хмыкнул и прилег, чтобы удобнее было наблюдать за любителем ночных купаний. Он решил, что пусть тот нарезвится вволю, так как вряд ли ему еще когда-нибудь потом ему захочется повторения подобной прогулки.
А пловец из того паршивца оказался неплохой, и можно было заметить, что получал огромное наслаждение в воде. Вот он плыл плавно, не спеша скользил по поверхности, затем сменил стиль и в несколько резких сильных взмахов достиг противоположного берега. Там лег на спину, полежал, перевернулся, поплыл в обратном направлении и достиг середины озера. Ну и прохвост, смотрите, как разыгрался, словно шаловливая рыба, совсем потерял осторожность и поднял столько шума вместе с брызгами, что перебудил пол-леса. Но что это?! Не показалось ли ему?! Нет! Это точно была женщина!
Тут оба они вздрогнули и напряглись, услышав, как заржал красавец скакун, а из зарослей кустарника ему ответила кобыла. Вот черт, Эдвард проклял эту чью-то чужую лошадь, что так не вовремя выдала его присутствие. А в следующий момент он был уже на ногах и начал приближаться к берегу. Теперь таиться не видел смысла. Даже посчитал забавным подойти к самой воде, чтобы лучше видеть, как эта русалка занервничала и побелела, а потом, предчувствовал, и посинеет от страха.
Вон и ее вещички лежали на берегу, у самой кромки воды. Видно, скинула все, до последней нитки, чтобы ощущать ласковые прикосновения озерных потоков к своей нежной коже. Тем интереснее, предвидел, станет ему наблюдать, как эта нимфа выйдет из воды и прямо ему в руки. А он уже понял, что в других местах берега слишком илисты, чтобы там можно было выбраться и спастись от его наказания. Пожалуй, он тоже сегодня получит удовольствие, когда будет шлепать ее по упругой попке. И пусть бы не надеялась на пощаду, сколько бы ни верещала – он собирался быть неумолимым. А глянув в сторону ее одежды, еще подумал, что девушка, видно, из прислуги и, значит, крепкая, должна была выдержать его тяжелую руку.
Купальщица, и правда, запаниковала и бросилась вплавь к самому дальнему берегу. Достичь его при ее умении плавать было делом пары минут, но вот дальше у нее не заладилось. Стоило лишь коснуться дна, как ноги обволакивала скользкая мерзкая жижа. Попыталась взять правее, потом развернулась влево, но результат был тем же – ее затягивал глубокий ил. А самым гадким было то, что за ее бесполезными попытками выбраться из засады стоял и наблюдал тот мужик, паршивец, хам. Он держал себя так, словно был хозяином на ее же земле, а она, леди Коули, ползала перед ним в грязи, обнаруживая свою беспомощность. Было отчего заскрипеть зубами, да еще этот его хамский смех звенел в ушах! Нет, она должна была взять себя в руки и найти достойный выход из этой ситуации, или в ней не текла кровь знаменитого рода.