оранжевым диваном и затхлым воздухом.
– Не хочешь пригласить свою маму в дом?
Я был точно уверен, что слова «нихрена подобного» были на кончике моего языка, но
я, твою мать, не мог вытолкнуть их наружу. Образы моего детства с этой женщиной были
глубоко зарыты под херовой тучей боли, отрицания, и ненависти к себе, и заняло несколько
лет, чтобы изгнать воспоминания, о существовании которых, до недавнего времени, я
забывал. Но они были здесь. Они существовали. Как и она сама.
Когда она сделала шаг вперед, я пришел в себя, к текущей ситуации, и сфокусировался
на ней, выпрямляясь в дверном проеме, блокируя ее проникновение.
– Как ты нашла меня? – я должен знать. Ни за что не поверил бы, что Зигги и
Солнышко рассказали ей, поэтому остается только…
– Как кто, телевидение, конечно. Ты стал какой–то знаменитостью сейчас. Каждый
раз, как я включаю канал, там ты. И твой многоквартирный дом.
Мой желудок завязался в узлы, а затем рухнул, как шар из боулинга вниз, когда я сжал
до побелевших костяшек деревяшку. Я глотнул такого необходимого сейчас воздуха и
почувствовал как мне поплохело, когда он встал комком на дне моего горла. Этого не
происходит, думал я, но не имело значения, сколько раз я моргал… каждый раз передо мной
стояла она.
– Мы можем поговорить внутри? – спросила она. – Я просто хотела…
– Нет, – ответил я, качая головой. Если я бы смог прокричать нет, нет, нет, то
обязательно бы сделал это. Но из этого единственного «нет» состояло мое текущее
состояние. Все остальное было охренеть–каким–монументальным.
– Сынок, пожалуйста. Я просто хотела поговорить с тобой. Я изменилась…
– Не называй меня так, – сказал я. Улыбка после этого слетела с ее губ, а когда она
потянулась за моей рукой, я попятился назад, ударившись об дверь в спешке. – Ты должна
уйти.
– Дилан…
– Уходи. Я не хочу видеть тебя, – выдавил я, отступая еще на шаг назад, чтобы
вцепиться в дверную ручку, и когда начал закрывать дверь, я добавил. – Никогда.
Ее лицо испарилось в полоске закрываемой двери, а затем исчезло, когда я ее
захлопнул. Я перепроверил, что закрыл все засовы, и даже добавил цепочку для большей
уверенности, перед тем как развернуться, прислониться спиной к двери, а затем скользнуть
по ней вниз, пока моя задница не оказалась на полу, а колени не были притянуты к груди.
Она не сможет причинить мне боль, думал я, пока обнимал себя руками за колени и
боролся со слезами, которые размывали мой взгляд. Она – никто. Она не сможет причинить
мне боль. Но даже, когда я повторял и повторял слова в своей голове, тот факт, что я
скрутился, замер на месте, сообщал мне одну очень тяжелую истину. И она состояла в том,
что я долбанный лжец.
Глава 23.
________________
Безумная стерва.
Когда солнце выглянуло из–за горизонта и скользнуло в полумрак, который я
обеспечил прошлой ночью, я перевел свой взгляд на мужчину, лежащего рядом со мной.
Устроив голову на мягкой подушке и натянув простыни до талии, Дилан выглядел
спокойным и умиротворенным, продолжая спать рядом со мной. Сильно отличаясь от того
состояния, в каком он приехал ко мне прошлой ночью. Его волосы, которые снова отрасли до
привычных длинных прядей, по которым я изначально узнал его, были взлохмачены в
местах, где он перебирал их пальцами всю ночь.
Боже, прошлая ночь была сложной. Я открыл входную дверь Дилану, ожидая только
одного, а вместо этого получил целую лодку кое–чего другого. В тот момент, когда его лицо
показалось в поле зрения, я все понял. Даже если бы я не был связан с ним, так как сейчас,
напряжение на его лице, налитые кровью глаза и жесткая линия его челюсти, – все это
распространяло красные, предупреждающие огни. И когда я потянулся к нему, он
практически рухнул в мои объятия…
– Ты во время приехал, Мечта, я ужасно проголодался. По еде и …. – мои слова
затихли, и улыбка, которой я красовался с тех пор, как он позвонил мне, чтобы сказать, что
вернулся домой, сползла с лица, сменяясь серьезным изгибом моих губ. Мой мальчик выглядел
бледным, как призрак.
– Дилан? Что случилось? – а это было совершенно очевидным, что что–то
случилось. Дилан обнимал себя за талию, его взгляд был приклеен к его ногам, и не было
пакета с упакованным ужином, который он просил меня заказать для нас, чтобы самому
забрать его.
Нет, он напоминал статую, прямо здесь на моем пороге. Молчаливый и все такое.
Я сделал шаг вперед, за дверь, и в тот же момент, Дилан, наконец–то, поднял на
меня взгляд, и потерянное, пустое выражение в них соответствовало пустоте,
разрастающейся на дне моего желудка.
Без лишних слов, я раскрыл свои руки, и Дилан шагнул в них – практически вмялся в
них.
– Эй, – прошептал я, успокаивающе поглаживая его вверх по спине к шее, а когда он
задрожал, я понял, что нужно затащить его в дом. – Пойдем со мной, – сказал я, а затем
передвинулся, чтобы обхватить его за плечи и потянул в дом.
Наблюдать, как Дилан распадался на части передо мной, когда рассказывал о Бренде,
которая заявилась на его порог, было душераздирающим – и еще от этого перед моими
глазами опускалась красная пелена. Наглости у этой женщины не занимать, твою мать… Как
она могла вообще подумать, что это нормально прийти к нему вот так? Прийти к нему
вообще? После всего, через что она заставила его пройти…
Дилан завозился, хмуря брови, как будто ему снилось что–то неприятное. Я потянулся
к нему, и легким касанием разгладил морщинки на его лбу. Когда его глаза распахнулись,
сосредотачиваясь на мне, он слабо улыбнулся.
– Мне нравится смотреть, как ты спишь, – сказал я, проводя пальцами вдоль его
челюсти.
Он низко усмехнулся.
– Почему? Потому что я слюни пускаю?
– Потому что ты выглядишь таким умиротворенным. Практически невинным. Полная
противоположность тому, когда ты не спишь.
– Умник какой.
– Как и всегда, – ухмыльнулся я. – И ты не пускаешь слюни, и я не заставлю тебя
надевать слюнявчик в кровать.
– Умоляю, только не говори, что это твоя фантазия.
– Ты больной, Прескот. Но мне нравится это в тебе, – я положил голову на свою руку,
проводя пальцами вниз по щетине на его шее. Когда они остановились над их сердцем, я
сказал. – Думаю…тебе стоит остаться здесь на некоторое время.
Полуприкрытые глаза Дилана вмиг распахнулись, и он снова наморщил лоб.
– Ты имеешь ввиду на некоторое время – на весь день сегодня, или…
– Или несколько дней. Подряд. На… – я пожал одним плечом, пытаясь вести себя
равнодушно насчет того, о чем просил. – …Некоторое время.
Застенчивая улыбка пересекла губы Дилана, когда он подкатился ко мне, отражая мою
позу, – согнутый локоть, голова на руке, взгляд на мне.
– Ты предлагаешь мне переехать к тебе?
Я открыл рот, чтобы ответить «да», но до того как слова успели пересечь мои губы, он
поднял палец вверх, чтобы я помолчал, и его улыбка испарилась. Тогда его взгляд стал
серьезным, как будто другая мысль только что посетила его голову, а затем он заговорил:
– Ты предлагаешь, потому что хочешь? Или из–за того, что произошло с Брендой?
Я потянулся за его запястьем и потянул его руку вниз на матрац между нами, а потом
погладил его щеку и губы.
– Я предлагаю тебе потому, что хочу быть с тобой. Утром, днем, ночью. Я – жадный.
Я хочу, чтобы все твое свободное время было моим, – я перевернулся на спину, уставившись
в глаза, сосредоточенные на мне.
Угу, я наверняка, казался, каким–то контролирующим придурком. Но я не это имел
ввиду. Я не хотел становиться единственным центром в его жизни. Я просто хотел быть в ней
в каком–то постоянном качестве. Я хотел делить с ним хорошее и плохое.
– Это звучит безумно, я знаю…
– Нет, – произнес он, подкатываясь ко мне. Я протянул через постель к нему руку,
чтобы притянуть ближе, и простынь скользнула по изгибу его бедра, когда он прижался
своим обнаженным передом к моему боку, а затем лег щекой на мое плечо.
– Это звучит превосходно, – прошептал он в мое ухо.
Я посмотрел в его сторону, и когда та же застенчивая улыбка повторилась, я
почувствовал, как грудь почти разрывает от любви к нему.
– Да?
Дилан прикусил свою нижнюю губу и кивнул, перед тем как наклониться и уткнуться
носом в изгиб моей шеи.
– Я тоже жадный.
Когда он произносил это, Дилан провел пальцами по моей груди, подражая моему
жесту до этого, распластав ладонь поверх моего сердца.
– Спасибо за прошлую ночь.
– Я не сделал…
– Ты был рядом, – сказал он, а затем мазнул губами по моей щеке. – Ты выслушал
меня. Ты поддержал меня. И Эйс?
– Да? – спросил я, поворачиваясь так, что наши носы соприкоснулись, и когда я
увидел блестящий след от одинокой слезы на его щеке, я нежно поцеловал его губы, и он
прошептал:
– Ты заставил меня чувствовать себя в безопасности.
Я перекатил его на спину, и когда навис над ним, я обхватил его голову своими
ладонями и прошелся большими пальцами по его щекам.
И у меня не было сомнений, пока я смотрел на него сверху–вниз, что я влюбился
сильнее в него, чем в любого другого человека. И пока Дилан лежал и смотрел на меня с
таким доверием, – из–за которого, если бы я не сходил по нему с ума, я мог бы свернуть горы
– и я гордился этим. Я хотел этого доверия. Тот факт, что он вручал мне его, когда я знал, что
он не делал этого с легкостью, делал все, что мы делили между собой намного священнее.
***
Несколько дней спустя я сидел в кабинете своего агента, которая показывала мне
пробные снимки от съемки для духов Provocateur. Клодия сидела, откинувшись на спинку
своего кожаного, офисного кресла, и постукивала по своей нижней губе кончиком очков для
чтения.
– Сексуальные, не так ли? – спросила она, пока я изучал снимок за снимком, и была
права. С откатывающимися волнами от берега снимки меня, Рошель и Лоренцо, двумя
другими моделями, с которыми я работал в то утро, были чрезвычайно сексуальными.
Изображение, которое я рассматривал с ними двумя, возящимися на песке было
потрясающим воплощением чувственности в лучшем виде. Они дразнили тем, что могло бы
случиться, и тем, что может случиться вместе с Provocateur.
Рошель лежала на своей спине, выгнувшись на локтях и откинутой головой назад,
обнажая свое горло и грудь в миниатюрном бикини из полосок, пока вода прибывала к
берегу, окружая ее ноги и лодыжки. Лоренцо лежал справа от нее, одетый только в потертые
джинсы, как и я, и склонился над ней, спиной к камере, губами очевидно нацеливаясь на ее
грудь.
И потом был я.
Я лежал с другой стороны. Растянулся в не застёгнутых джинсах, пальцы скользнули
под полоску низа ее бикини, а глаза были направлены прямо на камеру. Мои волосы убраны
назад, а лицо было единственным повернутым и являлось центром фотографии, мои глаза
приглашали любого, кто смотрел, присоединиться к нашим влажным джинсам и
блуждающим рукам. И мои пухлые, приоткрытые губы, на которых у Эйса постоянный
стояк, говорили покупателю, что то что я делал, было столь же греховно, как они себе
представляли.
– Да. Сексуально, это точно, – сказал я.– Хорошо, что никто не знает, насколько вода
была холодной и насколько некомфортными были эти съемки, на которой мы украшали
собой камни.
Клодия села прямо на своем стуле и потянулась за финальным снимком.
– Никого это не волнует. Их волнует, чем вы все занимались после этой съемки. Их
волнует, что духи этой женщины заставили двух сексуальных мужчин наброситься на нее на
пляже. И их всех будет волновать, что кто–то, такое же сексуальный, как ты пригласит их
присоединиться.
Я не мог сдержать смеха, указывая на очевидное.
– Даже, если они все знают, что я гей?
– Пфф, умоляю, – сказала она со взмахом своей руки, сверкая взглядом на меня. –
Возможно, в большей степени из–за этого. Меня не удивит то, что именно поэтому они
отобрали двух мужчин. Какая женщина не захочет стать объектом внимания двух мужчин, не
говоря уже...
– Да, да, Клодия. Я понял.
– Именно, – сказала она, вскидывая палец в воздух, как будто только что решила
вопрос мирового голода. – Эта кампания продаст миллионы пузырьков Provocateur, и они
знают это. Камера любит тебя, Дилан, как и фотографы и Osare, которые позвонили мне и
сказали, что с радостью заключат с тобой контракт как можно скорее, чтобы заблокировать
еще несколько дат. Что думаешь?
Что я думаю? Вау, было первой мыслью. Второй – что это предложение ласкало мое
эго. Osare – крупная компания, и они хотят меня…это было волнительно. И все же, я не хотел
становиться ничьей исключительной собственностью, каким–то образом на съемке. Я не хочу
терять возможность сказать «не интересует». Это очень важно для меня. Вообще–то это было
одним из первоначальных условий, который я твердо поставил, когда пришел в мир
модельного бизнеса. Потому что если я собирался использовать свое лицо и тело для
заработка денег, то я буду решать, у кого есть привилегия получить прибыль от него. Именно
поэтому если мне нужен был перерыв или мне было некомфортно, я мог послать все к чертям
собачьим. И я хотел убедиться, что это все еще помнят.
– Это очень лестно, Клодия. Но ты знаешь, как я отношусь к исключительности.
– Да, но…
– Нет, – ответил я, вставая на ноги. – Это не обсуждается. Я не против прийти на
съемку на следующей неделе. Просто сообщи мне, в какое время я должен быть там.
– Поняла. Ты – босс, – сказала она, поднимаясь и огибая стол. – Я передам тебе все
детали, как только они перезвонят. Я надеюсь услышать что–нибудь сегодня.
– Идеально.
– Ох, Дилан. Ты превосходный человек, знаешь это? Красивый и внутри и снаружи.
Ты когда–нибудь думал стать представителем…
– Клодия, – засмеялся я, качая головой. – Одно дело за раз, да? Моя жизнь как какой–
то торнадо в последнее время.
– Знаю, знаю. Но перед тобой столько потенциала. Я просто не хочу что–то забыть.
Я мягко улыбнулся ей, тронутый, что она действительно задумывалась над тем, что
лучше для меня. Это было одно из тех вещей, что притягивали меня к ней, когда она впервые
подошла ко мне. И я счастлив, что это не изменилось, даже с возрастающим объемом работы
и повышением нашей зарплаты. Она все еще относилась ко мне так же, как и тогда, когда я
зарабатывал по сто долларов за разворот в каталоге.
Я уже собирался уйти, когда в последнюю минуту вспомнил.
– Ох, и еще кое–что. Это мой новый адрес, – я написал адрес Эйса – ну, мой адрес – в
блокноте и отдал его ей. – Если тебе нужно будет отправить контракты или чеки. Я живу там
в настоящее время.
– Ох, новая кварт… – она резко остановилась, когда прочитала название района и
индекс, а потом подняла взгляд на меня. Мда, больше нечего добавить. Было более чем
очевидно, куда я переехал. – Поздравляю.
– Спасибо, – ухмыльнулся я, а затем развернулся, чтобы направиться к двери. Я вышел
в коридор, затем мимо стойки администратора и вышел на улицу. И только мои шлепки